– Кажется, ничего нет, – недоверчиво пробормотал он.

– Успокойтесь, я не собирался травиться, – презрительно сказал Можайцев.

– Очень хорошо… – Курц склонился над заинтересовавшей его вещью. – Что это?

Помолчав, будто нехотя Можайцев пояснил:

– Деталь к моим установкам.

Гюнтер Курц восхищенно произнес:

– Как, вы все это время продолжали работать над вашим детищем?

– Да.

– Мы предоставим вам возможность продолжить ваши изыскания.

– Я не буду работать на Карла Функа, – сквозь зубы сказал Можайцев.

– Разве вы до сих пор не поняли: или вы принимаете предложение Функа, или умрете? – не скрывая удивления, спросил Курц.

– Можете убить меня хоть сейчас.

Немец зло улыбнулся:

– Черт возьми, если бы это зависело от меня – я немедленно расстрелял бы вас, но вы же отлично понимаете, что я не имею права на это, вы нужны, очень нужны Функу, и я обязан доложить ему, что наконец-то вы в наших руках. Я был уверен, что рано или поздно мне удастся схватить вас. – Курц неожиданно расхохотался. – Как только мне доложили о появлении в окрестностях вольфшанце телевизионных установок, я понял, что это вы приступили к делу. Чего вы хотели этим добиться?

– Я же говорил вам еще в Норвегии – уничтожить «волчье логово» вместе с вами, – напомнил Можайцев.

Курц посмотрел на него как на сумасшедшего.

– Ну до этого все равно не дошло бы… – возразил он. – От разведки до организации диверсии расстояние далекое… Вы же не знаете, что такое вольфшанце! Идемте, – приказал он.

Солдаты угрожающе окружили Можайцева, пришлось повиноваться.

Жесткая скамейка вместо постели да крошечный грязный столик составляли всю мебель в камере, куда по приказанию Гюнтера Курца был помещен инженер Можайцев. Ему оставили его одежду, но все имевшиеся при нем вещи отобрали, вплоть до перочинного ножа и авторучки. Можайцев молча лежал на скамейке. Хотелось о многом подумать, но мозг точно почувствовал себя в заключении – отказывался работать… Хотелось встать, размяться, походить, но тут не расшагаешься – от двери, типично тюремной, с «глазком», до окна, странного, узкого, похожего на щель в стене, нет и двух шагов. В окно-щель видны серые безрадостные скалы на противоположной стороне «Каньона смерти» и кусочек залитой бетоном взлетно-посадочной полосы на самом дне ущелья.

На следующий день в коридоре загремели ключами, и на пороге вырос Гюнтер Курц. Его сопровождали солдаты из охранного батальона.

– Одумались? – Курц строго уставился на пленника. Тот продолжал безучастно лежать на своем тюремном ложе.

– Функ дал мне все полномочия решить вашу судьбу, – продолжал Курц. – Если хотите жить – приступайте немедленно к работе над вашими установками.

– Меня не интересуют ваши полномочия, – резко сказал Можайцев. – Я буду разговаривать только с Функом.

Гюнтер Курц ухмыльнулся.

– Вы полагаете, что специально для беседы с вами герр Функ должен бросить все дела и прилететь сюда? – ехидно спросил он.

– Разговаривать буду лишь с ним. Вы зря теряете со мной время, Курц.

Гюнтер Курц глухо выругался, подумав, сказал:

– Мне приказано показать вам вольфшанце… Вы должны убедиться в нелепости вашей идеи фикс относительно диверсии – вольфшанце взорвать нельзя. Знаете ли вы, что такое «волчье логово» Функа? Это… – он подыскивал подходящие слова. – Это первозданная каменная громада. Оно было бы уничтожено вместе с нами лишь в том случае, если бы где-то в недрах земной коры, под нами, неожиданно разверзлось жерло вулкана, но, увы, герр Можайцев, природа не на вашей стороне – здесь нет вулканов. Вставайте, пошли.

– У меня нет настроения заниматься экскурсиями, – со злостью возразил Можайцев. – И перестаньте болтать насчет идеи фикс… Мной руководила все это время не навязчивая идея неврастеника, а цель всей моей жизни, Курц, – впрочем, вам не понять этого. Вы признаете только силу, – он с ненавистью посмотрел в глаза собеседника. – Незаконно схватили меня, безоружного, бросили в эту каменную могилу и еще имеете наглость приходить сюда для каких-то переговоров со мной. Убирайтесь, разговаривать буду только с Функом, сообщите ему об этом.

Курц топтался у двери. Неожиданно предложил:

– Хотите, я покажу вам смонтированные Шольцем установки «М-1»?

– Смонтированные? – Можайцев сел. На плане Родриго стартовая площадка с его установками не была обозначена, и это обстоятельство весьма заботило Можайцева, – «адские машины» Прайса пришлось в известной мере располагать наугад, полагаясь на то, что в результате мощного взрыва здесь все равно ничто не уцелеет. – Смонтированные?

– Да, конечно, – подтвердил Курц. – Интересно? Ну, пошли. А Функу я сегодня радирую о вашем упрямстве.

Глубокая шахта, как и предполагал Можайцев, оказалась естественной пропастью, столь типичной для этих мест, основательно расширенной и приведенной в соответствующее состояние инженерами Функа. На дне шахты помещались установки «М-1», мощные агрегаты и специально для них сконструированные ракеты в «люльках» – амортизаторах. Можайцев внимательно осматривал свое детище. В галерее, рядом с пусковыми механизмами, стоял Шольц, предатель Генрих Шольц. Он заискивающе улыбался, – Можайцевым при виде бывшего помощника овладел неудержимый гнев: вот он, человек, погубивший его мечту, убивший его.

Пульт управления был расположен на значительном расстоянии от шахты, в глубине вольфшанце. Огромные бункеры, сверкающие новенькие электронные устройства, световые табло, разноцветные индикаторы, измерительные приборы… Гюнтер Курц как тень следовал за Можайцевым, пытаясь по выражению его лица определить, какое все это сооружение производит на него впечатление. В этом помещении Можайцев пробыл несколько часов, тщательно изучая аппаратуру, – он был по-настоящему заинтересован: успех всей операции против «волчьего логова» был связан именно с возможностью обосноваться вот в этих подземных залах. Курц расценивал поведение Можайцева по-своему, полагая, что того увлекла и захватила совершенная техника. А у Можайцева в это время не выходили из головы слова, недавно произнесенные Гюнтером Курцем: «Вольфшанце было бы уничтожено вместе с нами лишь в том случае, если бы где-то в недрах земной коры, под нами, неожиданно разверзлось жерла вулкана, но, увы, герр Можайцев, природа не на вашей стороне – здесь нет вулканов». Можайцев теперь имел возможность произвести необходимые расчеты и с удовлетворением прийти к выводу: Курц ошибается, – вместе со всем своим «волчьим логовом» он находился как раз над жерлом вулкана, о существовании которого и не подозревал, – «адские машины» Прайса ждали своего часа у него под ногами, в тех самых «недрах земной коры», к которым он питал такое доверие.

У выхода из помещения Можайцев столкнулся с Бодо Крюгером – тот стоял, широко расставив ноги, и мерил его торжествующим взглядом. Можайцев отлично понял значение этого взгляда – Крюгер уверен, что перехитрил, давно, конечно, придумал план, как можно скорее и безопаснее разделаться с ним; это Можайцев предвидел еще там, в Морсенсе, в хижине «бедняги Жака».

Все произошло так, как и предполагал Можайцев… Предложение Курца немедленно приступить к работе он решительно отверг и в результате неуступчивости был помещен в карцер, с содержанием в условиях «строгого режима». По мокрым стенам ползали мокрицы, света почти не было, под потолком еле мерцала крошечная тусклая лампочка; кормили отвратительной похлебкой из муки. Через неделю появились Курц и Крюгер. Курц, ухмыляясь, сказал Можайцеву:

– Как в санатории… Сами виноваты, я ведь предупреждал вас еще в Норвегии… Вздумали тягаться со мной, это же просто смешно! Теперь вы в ловушке. И не взыщите – я отдам вас Крюгеру, у него с вами старые счеты. – Он злорадно рассмеялся.

Можайцев упорно молчал.

В тот же день в камере снова появился Бодо Крюгер, на этот раз один. Плотно прикрыв за собой дверь, вплотную приблизился к Можайцеву и, задыхаясь от ярости, прошипел: