Он был осведомлен кое о каких фактах и обстоятельствах из жизни интересовавших его советских ученых и разработал свой план действий на ближайшее будущее. Самым неприятным было для него, пожалуй, предстоящее свидание с «Джимом», необходимость снова ехать на станцию Кратово – он опасался слежки, провала.

И все же отправиться в Кратово пришлось. Редким в том году погожим днем шел он от станции мимо скрытых в буйной зелени дач. Вот и домик за забором: С.С.Рушников, с надписью, сделанной на калитке чернильным карандашом: «Во дворе злая собака». Годдарт дернул за прикрепленную к проволоке деревянную ручку, – тотчас где-то задребезжал колокольчик. Послышались шаги, и в открытой калитке появилась лет тридцати пяти женщина, довольно красивая, сероглазая, с румянцем на пламенеющих от загара щеках, с высокой прической пышных русых волос. Вслед за ней бежали мальчик и девочка. Обширный участок «пенсионера, инвалида Великой Отечественной войны Рушникова», был густо засажен плодовыми деревьями, а вокруг дорожек виднелись цветы – самые различные, высаженные и на грядках и на клумбах.

– Мне к хозяину, – произнес Годдарт, настороженно осматриваясь.

Женщина пригласила Годдарта войти во двор и сообщила, что мужа сейчас дома нет, но поспешила заверить, что он вот-вот будет, предложила подождать. Годдарт согласился, прошел в глубь окружающего дачу садика и уселся на скамье – отсюда было удобно наблюдать за калиткой. Женщина, жена Рушникова, принесла гостю кружку холодного хлебного кваса собственного изготовления и, пока он маленькими глотками утолял жажду, бесхитростно поведала кое-что о своем муже. Рушников занимался коллекционированием семян различных цветов, часто куда-то ездил за ними, каждую весну высаживал все новые сорта, и иногда к нему приходили люди за нужными им семенами. «Пенсионер Рушников» легко убедил жену, что этот посетитель – важный ученый, приезжал к нему для того, чтобы посоветоваться, как следует ухаживать за какими-то диковинными растениями, привезенными из Австралии. Прихлебывая квас, Годдарт утвердительно кивал. Он ничуть не сомневался: затея с коллекционированием цветочных семян просто-напросто камуфляж, придуманный Джимом-Рушниковым довольно удачно. А женщина все говорила и говорила с большим и теплым чувством о своем муже, который вот-вот должен был появиться… И чем больше она рассказывала, тем спокойнее становился Годдарт – такого человека, как гестаповец Рушников, всю жизнь занимавшегося шпионажем и убийствами, чекистам поймать будет не так-то легко! Казалось бы, самый близкий ему человек – жена – была твердо уверена, что ее муж-пенсионер до ухода на заслуженный отдых целиком отдавал себя служению родине, участвовал в Великой Отечественной войне, проливал свою кровь за советский народ, награжден орденами и, даже получив инвалидность и выйдя на пенсию, не может успокоиться, кому-то помогает, кого-то консультирует… Едва сдерживая смех, Годдарт слушал о том, какой прекрасный семьянин его агент. Этой красивой, ладной русской женщине и в голову не приходило, что и она сама и дети, которых она народила, нужны ее «супругу» лишь для маскировки. Черт возьми, оказывается, Семену Семеновичу Рушникову при его актерских способностях только бы на сцене выступать! Нет, что ни говори, а с таким помощником, как этот «Джим», работать можно. А женщина все говорила, вспоминала боевые эпизоды из жизни мужа…

Рушников появился примерно через час. Вошел, раскинул руки – дети с радостным визгом бросились к нему. Он обнимал их, осыпал поцелуями, совал им конфеты. Жена поспешила навстречу.

– Там тебя ожидают, – сказала она.

Из-за густых ветвей Годдарт видел, как вдруг всем телом напрягся Рушников-Джим, был он в эту минуту похож на готового к прыжку зверя.

– Кто? – донесся до Годдарта его спокойный, слишком спокойный голос.

– Ну, помнишь, приходил как-то… ему еще семена привезли из Австралии.

– А-а… помню, – и он направился туда, где его поджидал Годдарт.

Встретились любезно, вежливо.

– Не ладится? – осведомился хозяин.

– Боюсь, не приживется, – грустно поддакнул гость, следя глазами за женщиной, находившейся в двух шагах от них.

– Ну ничего, что-нибудь придумаем, – успокаивающе сказал Рушников. – Пойдемте ко мне, наверх, – предложил он, – там и поговорим. Заодно и покажу кое-что новенькое.

– Вот и моя святая святых, – шутливо произнес хозяин, открывая дверь в комнату.

Годдарт вошел. Комнатка тесная. На этажерке лежали стопки книг и брошюр по цветоводству, на столе – свежие номера «Правды», «Известий», «Коммуниста», а на стене портреты Маркса, Ленина, огромные, в темных рамах: Джим работал всерьез, продуманно.

Закрыв за собой дверь, он мгновенно преобразился – теперь перед Годдартом стоял не любвеобильный семьянин, нежный муж, а тот самый палач из зондеркоманды, для которого доставляло удовольствие застрелить или повесить собственными руками советского человека, попавшего в лапы немецких фашистов. Это был садист с искаженными в вечном страхе и злобе чертами лица. Годдарт опустился в старенькое кресло и внимательно смотрел на стоявшего перед ним человека. По его знаку тот сел на краешек стула.

– Нас здесь не услышат? – тихо спросил он.

– Нет, можете быть спокойны, – заверил Рушников.

– Когда вы возвратились?

– Неделю тому назад.

– Ну и как?

– Да что ж, операцию провести можно, только…

– Требуется время?

– Само собой – дело-то не простое, – Джим нагнал на лоб морщины.

– Вас что-то смущает? – спросил Годдарт.

– Да, – признался хозяин, – уж очень его охраняют, просто не подойти. Только вы не сомневайтесь, я свое сделаю. Но для этого требуется время. Время и… деньги.

Годдарт молча вынул из бокового кармана толстую пачку банкнот и положил на стол. Глаза Рушникова загорелись. Он поспешно схватил кредитки и быстро спрятал их среди книг, на этажерке. Потом выпрямился и немигающими глазами уставился на своего начальника.

– Будет исполнено. Только подходы к Ландышеву надо искать и здесь.

– И этим поручаю заняться вам, – жестко сказал Годдарт, – у меня имеется план… Сегодня мы с вами должны условиться о проведении операции в целом, – и он жестом пригласил хозяина дачи занять место у стола. – Прежде всего, не откладывая, займитесь Орсой, немедленно!

В тот день на верхнем этаже дачи в Кратове были тщательно разработаны подлые планы, с которыми впоследствии пришлось столкнуться чекистам полковника Соколова.

Солнце спускалось к закату, когда Годдарт покидал дачу «инвалида Отечественной войны». Женщина остановилась на дорожке и смотрела ему вслед. Солнечные блики ярко рдели на ее красивом, добродушном лице.

– Тише вы, – шептала она детям. – Папа устал, его сегодня измучил вон тот ученый дядя, у которого не приживаются австралийские розы.

Годдарт любезно раскланялся и тихо закрыл за собой калитку. Выйдя на затененную улицу, осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не следит, быстро направился к станции, – по расписанию через несколько минут к Москве должна отойти электричка. В его ушах все еще слышался ласковый шепот чужой жены: «Тише, дети, папа устал»… Годдарт-то хорошо знал, что в действительности ни мужа, ни отца у них нет – страшный человек-зверь вышагивал сейчас там, в мансарде… Его коллег по зондеркоманде чекисты постепенно повыловили, но ему, Джиму-Рушникову, пока везло, его еще не нашли и не схватили.

Рушникову было о чем подумать. Только что полученное задание Харвуда требовало изворотливости и опыта. Именно он обязан помочь иностранному лазутчику уничтожить плоды труда лучших советских ученых, «ликвидировать» Ландышева. Рушников отлично понимал: резидент Харвуда в Москве в какой-то мере строит свои расчеты на его способности проводить террористические акты. Он отдавал себе отчет в том, что и Годдарт и те, кто стоит над ним, рассматривают его исключительно как бандита, годного для мокрых дел. В сущности, они правы, хотя ему и не хотелось в этом признаться.

Он был травленым зверем. Основательно поразмыслив, остановил выбор на двух своих не знающих друг друга помощниках. Симка Андрюхин – молодой парень, скрывавшийся от суда за убийство, до которого докатился после неоднократных «отсидок» за злостное хулиганство, дебоши, избиения… Рушников спрятал его в надежное место и всегда имел под рукой, «на всякий случай». Богуславский – проходимец высокого полета, не чета Симке Андрюхину, «интеллигент», человек с большими связями. Этот из-за жадности тоже погорел на мокром деле и попал к нему в капкан.