– Что же он жег? – протянул капитан. Соколов пожал плечами:
– Это-то и предстоит нам выяснить.
Они прошли немного по направлению к речке. Русаков сказал:
– Судя по следам, вражескому парашютисту посчастливилось приземлиться на поляне, а не застрять где-нибудь на вершине ели или дуба. Вот его следы у костра, они же идут к речке.
Полковник не торопился с ответом. Он продолжал тщательно осматривать местность. Русакову непонятно было, зачем Соколов снова осматривает следы диверсанта, но, через минуту внимательно всмотревшись в следы, капитан сам вскрикнул:
– Что за черт?
– Что случилось? – странно усмехнувшись, спросил полковник.
– Да посмотрите, товарищ полковник, оказывается, диверсант шел вовсе не к речке, а от нее, туда, в глубь леса! Как же это мы не обратили внимания! Вот же отпечаток каблука – он ясно виден. Надо возвращаться.
– Нет, надо идти вперед и как можно скорее, – твердо возразил Соколов. – Иначе будет поздно.
И он бросился вперед. Вот она – неширокая речонка, заросшая лозняком и осокой. Следы обрывались у воды. Осмотрев их, полковник сказал:
– Надо быть внимательней, капитан. Не следует забывать, что враг хитер. Диверсант шел не отсюда, не от речки, а сюда.
Полковник распорядился, чтобы участвовавшие в облаве люди тщательно осмотрели оба берега речки, вверх и вниз по ее течению.
– А мы задержимся на минутку, – сказал он капитану. – Мне нужно проверить свое предположение и еще раз осмотреть берег вблизи того места, где диверсант вошел в воду.
– Для чего? – спросил Русаков.
– Для того, чтобы взглянуть еще раз на след, приведший нас сюда, – усмехнувшись, ответил Соколов.
– Уж не думаете ли вы, что парашютист, войдя в воду, сейчас же вылез на берег для того, чтобы продемонстрировать нам отпечаток своей ноги? – недоверчиво осведомился капитан.
– Да, именно это я и думаю.
На этот раз повезло Русакову: у самой кромки воды, примерно в полусотне шагов от того места, где враг вошел в речку, он обнаружил отпечаток ног.
– Что же это значит? – спросил несколько растерявшийся капитан.
Как раз в этот момент подошел генерал Бондаренко, и Соколов начал ему докладывать.
– Знаю, знаю, – перебил его генерал. – Как ты думаешь, куда он направился?
– Ближайшая отсюда станция, кажется, Никитовка? – спросил Соколов.
– Да. Туда я с самого начала послал опергруппу.
– По-моему, нам следует тоже поспешить на станцию, – сказал Соколов.
Генерал не возражал. В сопровождении Соколова и Русакова он вышел на опушку леса. Здесь они сели в машину и помчались целиной. Следом направился газик заместителя генерала.
Машины выскочили на шоссе и повернули влево. Навстречу на нескольких подводах ехали крестьяне.
– Сегодня воскресенье? – спросил полковник.
– Да, воскресенье, – ответил Русаков.
– Какое это имеет значение? – осведомился генерал,
– Я пытаюсь разгадать, было ли и воскресенье принято в расчет там, за кордоном, – пояснил полковник.
Генерал понимающе посмотрел на него.
– Думаю, что они там и о воскресенье не забыли, – сказал он.
По приказанию генерала шофер остановил машину, не доезжая моста, переброшенного через речку. Все вышли из автомобиля и поспешно подошли к обочине дороги. Здесь они снова увидели свежий след, такой же глубокий и такой же непонятный: он вел не от речки к шоссе, а наоборот – от шоссе к речке.
– Расторопный, подлец, – бросил генерал.
– Он, – уверенно произнес Соколов. – Видите, товарищ генерал, отпечатки каблуков? Обратите внимание – на одном подбита подковка, а на другом торчит широкая шляпка гвоздя.
– Вижу. Но куда же он направился?
– Постараемся разобраться в этом. Возвратились на шоссе. Следы нарушителя здесь кончались – они смешались со многими другими.
– Куда же он все-таки делся? – размышлял генерал.
– На станцию Никитовка, – уверенно сказал Соколов, внимательно осмотрев многочисленные следы на дороге.
Полковник отвел генерала в сторону, и они о чем-то долго говорили. Русаков видел выражение удивления и недоверия, появившиеся на лице генерала, и услышал, как он произнес:
– Да… день воскресный, колхозники едут в Краснотал на базар, любой может подвести человека до города…
Генерал дал своему заместителю какие-то инструкции, и тотчас машина с ним ушла к городу.
Бондаренко и Соколов направились в Никитовку. Теперь Русаков уже ничего не понимал: вражеский парашютист определенно направился к станции Никитовка, так почему же приказано искать его в Краснотале?
Справа промчался скорый поезд, тот самый, с которым Русаков с Соколовым должны были выехать в Москву. По утренней заре слышимость была великолепная – где-то впереди, за скрывающими горизонт невысокими холмами, лязгнули буфера, и поезд остановился.
– Неужели ему удастся удрать? – с досадой произнес Соколов.
– Не думаю, – ответил Бондаренко. – Я послал туда толковых ребят.
Шофера торопить не приходилось – он выжимал из мотора все, что мог.
Но вот опять лязгнули буфера… Недолго в Никитовке стоят скорые поезда. Русаков слышал, как сидевшие позади него Бондаренко и Соколов со сдержанным возбуждением переговаривались.
Вот и Никитовка… Их встретил начальник оперативной группы.
– Вы не обнаружили здесь человека с рюкзаком? – спросил его Бондаренко.
– Так точно, товарищ генерал, обнаружил.
– Он уехал с прошедшим поездом?
– Нет, он здесь.
– Пытался ли он уехать?
– Да.
– Купил ли он билет?
– Нет, к кассе ои не подходил.
– Стало быть, решил ехать на чаевых… Та-ак… И почему же он все-таки не сел в поезд?
– Заметил, что мы следим за ним, товарищ генерал.
– Где же он сейчас и что делает?
– На этот вопрос, наверное, могу ответить я, – вмешался полковник Соколов. – Сейчас он… – полковник осмотрелся, – сидит вон там, в помещении буфета, и пишет.
– Так точно, товарищ генерал, сидит и что-то пишет, – с нескрываемым удивлением подтвердил начальник опергруппы.
– Разрешите, товарищ генерал? – обратился Соколов.
– Действуйте, – согласился Бондаренко.
– Капитан Русаков, идемте, – приказал полковник. Они вошли в просторное помещение буфета. В нем никого не было, лишь в дальнем углу, за столом, сидел какой-то человек и писал.
Повинуясь взгляду полковника, Русаков направился к незнакомцу.
– Гражданин, предъявите ваши документы.
Незнакомец не выказал никаких признаков испуга или удивления.
– Сию минуту… – произнес он, бросив на Русакова мимолетный взгляд и ставя свою подпись на листке блокнота. Вслед затем он встал и, вынув из кармана паспорт, протянул его капитану.
– Струнников Петр Петрович, – прочитал Русаков.
Перед Русаковым стоял плотный, выше среднего роста мужчина. На нем были ситцевая рубаха-косоворотка, легкий парусиновый пиджак и такой же, только давней носки, картуз, простые яловые сапоги, сбитые и сильно покрытые грязью и пылью. С этим нарядом резко контрастировала откормленная и холеная физиономия его обладателя.
Русаков встретился с тяжелым взглядом Струнникова: его веки, по-видимому в силу какой-то болезни низко нависшие над глазами, дрожали. Русаков отлично понял – враг все еще надеялся, что ему удастся уйти.
– Я должен задержать и обыскать вас, – сказал капитан и сделал знак сопровождавшим его солдатам.
– Это совершенно излишне, – правое веко незнакомца запрыгало и почти наполовину закрыло глаз. – Я сам намерен был обратиться к властям, да, как видите, – не успел. – И человек протянул Русакову вырванный из блокнота исписанный листок. – Сдаю вам и все снаряжение, с которым я прибыл. – Он ткнул рукой в стоявший рядом со столом большой рюкзак, за который уже взялись солдаты.
– Обыскать, – приказал капитан.
На листке блокнота было написано:
«Советским властям
Заявление
Настоящим имею заявить, что я нелегально прибыл в Советский Союз не как враг. Во время войны я попал в плен к гитлеровцам, позднее был немцами передан американской военной администрации в Западной Германии. На предложение американской разведки перебросить меня на территорию СССР, чтобы затем выполнять антисоветские задания, я согласился исключительно с целью таким путем вырваться из рук врагов моей родины и вернуться домой, к семье.
П. Струнников».