Медведев порывисто встал:
— Скажите, капитан, зачем вы затеяли весь этот разговор?
— Затем, чтобы предложить вам перейти в мое распоряжение, — просто сказал Людов.
— В ваше распоряжение?
— Командующий передал ваш рапорт мне. Я думаю, вы как раз тот человек, который нужен мне для одной операции.
— Операция за линией фронта, в сопках?
— Говорите тише, — да, за линией фронта, в сопках. Но сперва уточним — правильно ли я вас понял? Вы коммунист и советский морской офицер. Тревога о семье не может заслонить в вашем сознании мыслей о Родине, понимании советского воинского долга. Главная ваша мечта — уничтожить фашистских захватчиков, что вызволит из гитлеровского рабства тысячи наших детишек и женщин. Так ли это, старший лейтенант?
— Вам, товарищ капитан, удалось высказать самые мои заветные мысли! — волнуясь, сказал Медведев.
— Так вот. Сейчас командованию необходимо установить точные координаты района, куда фашисты свозят наших людей. С какой целью — вам будет сообщено позже. Сами вы не пойдете на поиски своей семьи. Вы только поможете установить место, все остальное предоставите другим. Приготовьтесь к разочарованиям. Приготовьтесь к безусловному повиновению инструкциям, которые вам будут даны… Согласны ли вы пойти в тыл врага навстречу неведомым опасностям на неопределенный срок? Вы…
Он не договорил. Медведев бросился к нему, сжал его тонкие, узловатые пальцы. Не находя слов, тряс Людову руку.
— Если вы сломаете мне пальцы, — морщась, сказал Людов, — я не смогу подписать приказ о вашем назначении.
Медведев распахнул дверцы шкафа, выхватил бутылку вина, два липких стакана. На дне одного лежал окурок, в другом ползала вялая полярная муха. Вытряхнув из стаканов муху и окурок, молча выбежал из комнаты.
— Андрей Александрович, не нужно! — крикнул вслед Людов.
Из-за двери слышались бульканье и плеск воды. Медведев вернулся с вымытыми стаканами.
— Я редко пью, — отрывисто сказал он. — Последний раз выпил из этой бутылки, когда расставался с Настей. Думали допить после ее возвращения. Но для такого случая…
Багровая густая струя билась в стенки стаканов.
— Чтобы не был последним! — сказал Медведев, торжественно поднимая стакан.
— Чтобы не был последним! — повторил Людов суровый тост военных моряков.
Они выпили, поставили стаканы рядом.
— У вас хорошие нервы, Андрей Александрович, — с уважением сказал Людов. — Волнуетесь, а в руке ни малейшей дрожи.
Нагнулся, вынул из-под стула фуражку, обмахнул ее рукавом.
Медведев смотрел удивленно.
— Сейчас я вас покидаю, Андрей Александрович. — Странно звучало для Медведева это штатское, еще непривычное тогда на флоте обращение. — Главное мы с вами скрепили. Вы поступаете в мое распоряжение. Обдумайте еще раз этот шаг. Нет колебаний? Тогда прикиньте пока, кого из своего экипажа сможете взять с собой. Нужны двое: радист и сигнальщик.
Медведев не успел ответить ни слова. Капитан предупреждающе поднял смуглый палец:
— Не торопитесь, обдумайте кандидатуры всесторонне. Через полчаса жду вас у командующего, в скале… Думаю, лучше нам не идти по улице вместе…
Приложив руку к козырьку, вышел, тихо притворив за собой дверь…
Ровно через полчаса вахтенный краснофлотец перед овальным входом в скалу спрашивал пропуск у подошедшего сюда офицера.
Ранние сумерки уже окутывали улицы, корабли у причалов, площадь стадиона, где совсем недавно летал влажный футбольный мяч, свистели и топали англичане, аплодировали наши моряки, когда команда гвардейского эсминца забивала в английские ворота гол за голом. Медведев предъявил удостоверение. Вахтенный нажал кнопку звонка.
В глубине туннеля горел электрический свет. Дежурный офицер показался из-за поворота.
— Старший лейтенант Медведев? Проходите.
Медведев шел туннелем, наклонно убегавшим в глубь сопки. По неровным каменным стенам сочилась вода, бежала проволока проводов, темнел свинцовый кабель.
Открылась тяжелая, обитая резиной дверь. Еще одна дверь — с высоким стальным порогом-комингсом, как на линкоре.
Возник длинный прямой коридор, ряд дверей по обеим его сторонам. Из-за дверей слышался заглушенный разговор, звучали телефоны, постукивали ключи телеграфа. Адъютант остановился, пропустил Медведева вперед, в небольшую приемную.
— Обождите, сейчас вас примет вице-адмирал.
…В кабинете командующего флотом сидел капитан Людов.
Просторная сводчатая комната находилась глубоко под поверхностью сопки. Пол устлан линолеумом, на одной из обитых крашеной фанерой стен — огромная карта заполярного сухопутного фронта. В глубине письменный стол, перед ним глубокие мягкие кресла. Вице-адмирал — немного сгорбленный плотный моряк, с профилем, будто вырубленным из гранита, — остановился перед низким широким столом — макетом морского фронта.
Голубел Ледовитый океан — бумажный простор, пересеченный линиями широт и долгот. Извивался рваный, прорезанный сотнями фиордов берег. Крошечные модели боевых кораблей разбежались по голубеющей глади. В любой момент (находящийся здесь видел расположение подводных и надводных сил флота, видел, в каком пункте расположены тот или другой корабль, любая подводная лодка.
Острый профиль вице-адмирала склонялся над зубчатым полумесяцем Новой Земли. Командующий передвинул узкое веретенце подводной лодки, идущей на другую позицию. Выпрямился, взглянул на Людова.
— Все, что вы рассказали, капитан, похоже на фантастический роман.
— И тем не менее это действительность, товарищ командующий.
— Я не люблю вмешивать семейные истории в военное дело.
— Но это одна из тех ситуаций, когда семейные взаимоотношения перестают быть достоянием двоих, товарищ адмирал.
— Вы, капитан, любите отвлеченные формулировки.
— Простите, товарищ командующий, — отпечаток профессии. Я не военный, я доцент философских наук. Только кончится война — опять засяду в своем институте.
— Хорошо, капитан, продолжайте…
Вице-адмирал снова переставлял кораблики на карте. Только что пришло сообщение, что дивизион эскадренных миноносцев вышел в море конвоировать караван.
— Я уже докладывал, товарищ командующий: этот офицер страстно стремится в сопки — ваше согласие примет как подлинное благодеяние.
— Вы хотите сказать, — улыбнулся вице-адмирал, — что стремление в сопки у нас не такое уж частое явление?
— Да, — взглянул без улыбки Людов, — вы сами знаете, товарищ вице-адмирал, наши люди превосходно, самоотверженно дерутся на сухопутье, но мысленно всегда на своих кораблях. А тут — человек заболеет, если не отпустить его. А условия операции трудны, командовать отрядом должен энтузиаст своего дела, если хотите — фанатик.
— Допустим… — задумчиво сказал вице-адмирал.
— Есть еще обстоятельство, — продолжал Людов. — Ни одного из подходящих офицеров разведки не могу сейчас снять с основной работы. Люди перегружены не менее важными заданиями. А старший лейтенант Медведев отважный, до конца преданный Родине и партии офицер. Он исполнителен, прекрасно развит физически, сможет перенести любые трудности похода. Полезно для дела то, что в первые дни Отечественной войны он, как и многие другие офицеры наших кораблей, был послан на сухопутье. Он командовал, правда недолго, отрядом морской пехоты и отлично проявил себя там.
— Я вспоминаю, — сказал вице-адмирал. — Возникла тогда даже мысль, не оставить ли его на Рыбачьем. Если бы не ходатайство капитана первого ранга… Но не думаете ли вы, что теперь мысли о семье…
Командующий замолчал, переставляя макет другого корабля.
— Меня самого тревожил этот вопрос, — медленно сказал Людов. — Но в Медведеве высоко развито сознание воинского долга. Не поколебался же он выйти в торпедную атаку, даже предполагая, что на борту вражеского транспорта может находиться его семья.
Вице-адмирал распрямился.
— Ваше мнение: подозревают немцы, что мы заняты этим объектом? Им не кажется подозрительным, что мы не потопили ни один из тех транспортов?