Когда Берестов ушел, полковник снял трубку, набрал номер телефона генерала и, соединившись, сказал:

— Разрешите зайти к вам, товарищ генерал! Возникло одно соображение исключительной важности! Есть! Через несколько минут я буду у вас.

Прокурор предъявлял Гореллу обвинение в убийстве.

За маленьким столиком, составляющим как бы продолжение письменного стола Смирнова, сидела стенографистка, вертела в руках карандаш и мысленно прикидывала, удастся ли ей сдать сегодня в институте зачет по немецкому языку.

Но вдруг она почувствовала, что людей, находившихся в кабинете, охватило напряжение. Стенографистка подняла голову и взглянула на присутствующих. Прокурор читал материал следствия. Смирнов сидел, низко пригнув голову к заметкам, которые он набросал только что на листе бумаги. Генерал, в штатском, сидел тихий и незаметный на стуле у книжного шкафа. Берестов внимательно изучал старинный дубовый футляр часов. Горелл сидел в кресле, как всегда сонно опустив плечи, и полузакрытые, дремлющие глаза его ничего не видели. Он попрежнему молчал.

— Профессор токсиколог Федоровский Сергей Яковлевич, исследовав препараты, взятые у покойного Окунева и тяжело раненного капитана Захарова, установил, что холодное оружие в обоих случаях было отравлено ядом, поражающим нервные центры, в первую очередь сердечно-сосудистую систему.

Стенографистка взглянула на обвиняемого. Веки его открылись, взгляд стал осмысленным и тревожным. Он шевельнул губами и дернул кадыком, как бы проглотив что-то. Оглянулся на Смирнова и снова перевел глаза на прокурора. Тот дочитывал последние абзацы обвинения. Стенографистка вдруг заметила, что на лице заключенного отчетливо проступили синеватые пятна, а кожа между ними приняла мертвый белый оттенок. Губы его потемнели, дыхание стало прерывистым.

Стенографистка оглянулась на Смирнова и отчетливо увидела, как учащенно бьется у него жилка на виске. Генерал прикрыл лицо ладонью, как козырьком. Она встретилась взглядом с Берестовым, и тот быстро отвел глаза.

— Почему они так волнуются? — удивилась стенографистка.

— Что происходит?

Прокурор умолк, дочитав последнюю строчку. У стенографистки внезапно застучало сердце, таким гнетущим стало напряжение. Она снова взглянула на заключенного. Нижняя губа у него отвалилась, обнажив желтые от никотина зубы.

Он привстал и снова тяжело опустился на стул.

Все молчали. Никто не двигался.

— Это ошибка! — сказал заключенный и встал, не выпрямляясь, держась за ручки кресла. — Я никого не убивал и не ранил. — Он схватился руками за горло. — Меня никто об этом не предупреждал! — почти выкрикнул он. — Это подлость! По вашим законам убийство карается смертью! Я знаю законы! Я не соглашался на смерть!

— Интересно! — резко сказал генерал, не отнимая ладони от глаз. — Джентльмен весьма посредственно владеет языком! Слышите, товарищи, какой грубый акцент? Как же он разгуливал у нас?

Заключенный не слышал генерала. Им владела одна идея — обиды. Жестокой, предательской обиды, которую ему кто-то нанес из-за угла. Он метался и кричал, он рыдал и рвал на себе одежду. Смирнов вызвал врача, заключенному дали валерианки с бромом.

Через несколько часов, когда заключенный пришел в себя, все снова собрались в кабинете Смирнова.

— Значит вы утверждаете, что не виновны в убийстве? — спросил прокурор.

— Мне все равно никто не поверит! — апатично сказал заключенный. — Меня расстреляют, и этим дело кончится. Конечно, я не убивал! Я всего только дубль Большого Юлиуса!

Берестов не выдержав и свистнул. Генерал опустил руку и, слегка улыбнувшись, кивнул Смирнову.

— Я — двойник! — повторил заключенный. — Они предали меня, и я не собираюсь молчать! Я только помогаю Большому Юлиусу, когда ему надо выиграть время или скрыться, он подставляет меня под удар, а сам продолжает выполнять задание.

— Большой Юлиус… — пробормотал Смирнов. — Ну, этого-то мы знаем! А имя Стефен Горелл вам известно? — обратился он к заключенному.

— Нет! — поспешно откликнулся тот. — Но у Юлиуса много имен. Он берет новое имя почти для каждого дела. Постоянный номер и кличка рано или поздно расшифровываются. Для того, чтобы расшифровать Юлиуса, надо сопоставить много имен.

— В чем выражалась ваша задача теперь, у нас? — спросил генерал.

— Сегодня я вам все скажу!.. — тороплива ответил заключенный и, привстав, обернулся в сторону генерала, инстинктивно чувствуя, что с ним говорит старший по званию и положению из всех присутствующих в комнате. — Я теперь все скажу! — с оттенком угрозы повторил он. — Я прибыл в Россию несколько дней тому назад, в ящике для книг, в дипломатическом багаже. Шеф, господин Робертс, дал мне документы на имя Морозова и среди них военный документ, как бы случайно забытый мною среди новых документов, на имя Клеб… Клебанова. Очень трудная фамилия. У меня кончились сигареты, разрешите закурить вашу… Благодарю вас. Вот так, теперь хорошо. Вы мне не поверите, но я счастлив, что наконец-то могу отплатить этим мерзавцам сполна и рассказать вам все, все, все… С этими документами я должен был явиться в квартиру на Большой Афанасьевский, пробыть там несколько часов и уже оттуда направиться к военному объекту и там произвести съемку неосторожно, чтобы меня арестовали… Робертс сам высадил меня из машины, катаясь с женой за городом, и я отправился выполнять задание…

— Вам было приказано молчать на допросах? — спросил Смирнов.

— Естественно! — подхватил заключенный. — Молчать и тянуть время. Чтобы вы думали, что он у вас в руках, и не мешали ему закончить дело…

— А сущность задания Большого Юлиуса вам известна?

— Что вы! Нет, нет!.. — с искренним испугом вырвалось у заключенного. — Что вы! Зачем мне знать? Я сейчас поясню, как я с ним работаю. Это очень просто! Вот, например, недавно близ Парижа. Одна вилла одного ученого. Юлиус — его гость. Ученый работает в кабинете. Юлиус в саду перед окнами кабинета, в шезлонге читает. Я в кустах жду сигнала. Наступает удобная минута, мы меняемся местами. Я читаю перед окнами ученого, Юлиус фотографирует в лаборатории. А ученый видит — Юлиус сидит на солнышке и читает… Много разных комбинаций бывало. Я все скажу. Ведь это подлость подвергнуть меня опасности быть казненным за убийство. И после того, как они мучили меня столько лет…

Заключенный снова принялся судорожно всхлипывать. Смирнов подал ему воды и выждал, пока тот успокоится.

— Француз? — спросил генерал.

— Да, мосье! Филипп Дестен — это мое настоящее имя…

— Как вы попали к Юлиусу? — прервал генерал восклицания заключенного.

— Несчастье всегда обрушивается на голову неожиданно! — сдавленно сказал Дестен. — Я — парикмахер, мосье. В сорок пятом году я был у матери в Бретани. Я путешествовал на велосипеде — это дешево и приятно. По дороге домой, в Париж, меня заметил Большой Юлиус. Я ночевал в пансионе для туристов, в местечке Боширо. Ночью меня разбудил яркий свет, я открыл глаза и увидел над собой полицейских. Они надели на меня наручники. Меня арестовали за убийство. Я чуть не сошел с ума, когда на следующий день меня подвели к трупу: я никогда не видел этого человека! Через несколько дней Юлиус вошел в камеру и сказал, что сходство с ним может спасти меня от казни. Вот так я поступил в его распоряжение. Два раза пробовал бежать, и каждый раз Юлиус избивал меня за это. Я не решился бежать в третий раз. Ну вот и все, что же еще? Я не вернулся в Париж, к семье. Жене сказали, что я погиб при автомобильной катастрофе на шоссе. Я не знаю, что с семьей. Они обещали не трогать Катерину и маленькую Катрин, но разве им можно верить? Это псы!

— Ну, в общем на сегодня все ясно! — сказал генерал Смирнову поднимаясь. — Господин Дестен может заняться составлением своего подробного жизнеописания, а у нас с вами есть более срочные дела. Прошу зайти ко мне, полковник. И вас прошу, капитан! — добавил генерал Берестову.

— Так где же Горелл, уважаемые товарищи? — спросил генерал Смирнова и Берестова, когда они остались одни в кабинете генерала. — Ваша догадка, Герасим Николаевич, оказалась правильной. На объекте тридцать четыре был взят двойник. Но от того, что ваша догадка подтвердилась, нам стало не легче, а труднее. Значит, Горелл опять ушел из рук! Как же это случилось, капитан Берестов?