Однако с течением времени Квэпа перестало удовлетворять созерцание действия его петли. Он стал иногда позволять себе пощекотать нервы тем, что брал руку казнимого, когда того сотрясали последние конвульсии.
Квэп любил ещё отсчитывать удары палки или плети. Он по глазам жертвы судил, сколько она может выдержать, прежде чем потеряет сознание и пытка станет неинтересной. Любил поглядывать и на то, как застывает человек, обливаемый водой на морозе.
Но все это было в прошлом. Квэп считал, что его подло надули, поселив рядом с лагерем, где якобы должны были возродиться порядки «Саласпилса». Лагерь № 17 оказался обыкновенным скопищем голодных рабов. «Патриотические» общества эмигрантских заправил черпали отсюда дешёвую рабочую силу для своих коммерческих комбинаций. В такой обстановке для Квэпа не представляло интереса вылавливать недовольных. Их нельзя было вешать в его замечательной петле, ни даже временно подвешивать за вывернутые назад руки. Наказания сводились к посылке на тяжёлые работы и редко-редко к заключению в тюрьму. Местные власти неохотно отворяли двери тюрем для «перемещённых».
Да, жизнь Квэпа становилась такою же серой и безнадёжной, как этот несносный дождь, ливший за окном вторую неделю. Хорошенькое лето! Хорошенькая весна! Квэп не думал о том, что в это время в Латвии светит яркое солнце, особенно на юге; люди выезжают в поле, и от земли поднимается пар перевёрнутых плугами пластов. Ему было наплевать на то, что бульвары Риги пахнут молодым липовым листом и травка спешит снова подрасти после первой подстрижки. Если Квэпу и приходили в голову сравнения, то лишь при воспоминании о том, что весною в былые времена гулящие девки появлялись в Риге без пальто и шёлк чулок особенно зазывно розовел на их толстых икрах. Ну, а в «Саласпилсе»?.. Лето бывало там интересным: сторожевые псы становились особенно злы, и было весело травить ими в леске заключённых женщин, пока те не падали в изнеможении, и с ними можно было без хлопот делать, что угодно. Прямо в молодой траве… А здесь!.. Льющаяся с неба вода, и внизу тоже вода. Со всех сторон вода! Проклятая страна, проклятый климат, проклятые порядки! А тут ещё этот подвох со стороны двух посланных в советский тыл парней!..
Квэп с сумрачным видом перечитал напечатанное в рижской «Цине» сообщение Комитета Государственной Безопасности СССР: несколько месяцев назад двое диверсантов из числа «перемещённых» по имени Эджин Круминьш и Карлис Силс были заброшены в Советский Союз военным самолётом «третьей страны» для выполнения шпионско-диверсионных заданий. Однако вместо того, чтобы выполнять эти задания, оба они отдали себя в руки советских властей. На первом же допросе парни рассказали всё, что знали о «патриотических» эмигрантских организациях. Они рассказали, как в течение нескольких лет их обоих держали на голодном пайке в лагерях для «перемещённых»; как завербовали на работу в Северную Африку, суля золотые горы; как вместо золотых гор они нашли в Алжире лишь палящее солнце, тесные нары и рабский труд от восхода до заката солнца…
Дочитав до этого места, Квэп крякнул и положил на газету кулак. Он уже знал, что это только безобидная присказка по сравнению с тем, что следует дальше. Самым скверным было то, что Круминьш и Силс рассказали советским органам, как после такой «подготовки», когда человек готов покончить с собой от отчаяния, ему предлагают спасение в виде поступления в школу разведки. Оба беглеца выложили, как их обучали ремеслу шпионов и диверсантов, как забросили в Советский Союз, снабдив деньгами, оружием, взрывчаткой, ядами и радиоаппаратурой. В заключение описывались перипетии Круминьша и Силса в Советском Союзе.
В Латвии они не могли ни на минуту почувствовать себя хорошо, несмотря на лежавшие в их карманах «отличные» документы. Куда бы Круминьш и Силс ни совались, с кем бы ни приходили в соприкосновение, — они всюду чувствовали себя чужаками.
Когда Квэп доходил до описания того, как эти двое явились в сельскую милицию, его руки начинали дрожать и губы вытягивались так, словно он собирался подуть на жёгший его пальцы газетный лист. Да, такого отвратительного подвоха Квэп давно не видывал! А ведь самое неприятное, что взрывалось прямо-таки подобно бомбе, следовало дальше, в конце сообщения: вместо того, чтобы расстрелять негодяев, советские власти простили их и объявили полноправными гражданами СССР! Молодцов даже поставили на работу наравне с другими советскими людьми. Да, да! Если б их отправили к стенке или хотя бы в тюрьму — все было бы в порядке. Но эдак?! Тут были спутаны все карты Квэпа.
Квэп понимал: наивно надеяться на то, что Шилде ничего не узнает. Если он сам не прочтёт этого сообщения, то суматоху поднимет Пуксис. Для кого Шилде грозный «недосягаемый», а для Пуксиса он всего-навсего исполнитель приказов и ничего больше. Может быть, когда какой-нибудь выведенный из терпения «перемещённый» всадит Пуксису пулю в спину, сам Шилде станет фактическим начальником организации, но пока он вынужден помалкивать и подчиняться. Ведь даже «недосягаемый» не смеет назвать Эдмунда Пуксиса его собственным именем и обязан величать его «господин Легздинь» — кличкой, под которой тот известен членам «Перконкруста». Подумать только! А ведь и Пуксис вовсе не такая уж шишка. Над ним тоже есть кому командовать. Начать хотя бы с Раара — предводителя всей латышской эмиграции… «Сам Раар»!.. Подумаешь — «сам». Этим «самим» помыкает какой-то майор из иностранной резидентуры.
Хорошо, что Квэпу не приходится иметь дело с такими, с позволения сказать, «звёздами». С него хватит крика, который поднимет Шилде из-за этих двоих!..
Круминьш давно уже казался Квэпу подозрительным. Но как было не послать его в школу, когда за него замолвил словечко пробст Висвалдис Сандерс. Квэп знавал Сандерса ещё в те времена, когда оба они были айзсаргами. Тогда пробст напутствовал на тот свет смутьянов, которым Квэп выдавал свинцовый пропуск в царствие святого Петра. А вот теперь Висвалдис Сандерс заседает в Центральном Совете бок о бок с персонами вроде полковника «СС» Лобе или Альфреда Берзиньш — бывшего министра и начальника айзсаргов в блаженные времена Ульманиса.
Когда человек залетает так высоко, как залетел пробст Сандерс, он забывает старых друзей. Стоит пробсту сказать словечко председателю Совета епископу Ланцансу о неисполнительности Квэпа, как посыплются вопросы и запросы. Шутка ли: говорят, что его преосвященство епископ Язеп Ланцанс поставлен во главе Центрального латышского совета с благословения самого папы. Вот уж действительно только того и не хватало Квэпу — вступить в конфликт с римским папой! Пусть кто-нибудь теперь скажет: мог ли он, Арвид Квэп, десятая спица в колеснице, не послать этого пробстова племянника Круминьша в шпионскую школу, если там исправно платят жалованье в устойчивой иностранной валюте, дают хорошую одежду и каждый день кормят омлетом и тушёнкой?!
Однако кто станет во всем этом разбираться? Важные господа там, наверху, из-за одного страха потерять заграничные стипендии готовы съесть самого Квэпа с костями: раз поезд сошёл с рельсов — должен найтись виноватый стрелочник.
Так обстоит дело с Круминьшем. Другое дело — Силс. За Силса Квэп даже сейчас готов поставить свою мызу, оставшуюся в Латвии. Если Силс и пришёл к советским властям с повинной, то лишь потому, что его вынудила к этому явка Круминьша — всё равно из-за Круминьша схватили бы обоих. Да, Квэп уверен: Силс ещё покажет себя. В нынешнем положении Силса «покаявшегося» есть даже преимущество: теперь-то уж ему нечего бояться разоблачения. Квэпу придётся только продумать вопрос, как снова наладить надёжную связь с Силсом. Связь! Вот главная загвоздка. Провал Круминьша и Силса дорого обойдётся всей разведке. Придётся перестраивать организацию: менять адреса школ, клички преподавателей, и, может быть, даже выкинуть за борт весь нынешний состав обучающихся. Впрочем, и это все мелочи: учебники, преподаватели, ученики — живой и мёртвый инвентарь шпионских школ. Главные хлопоты предстоят с переменой того, что Круминьш и Силс разоблачили по части зарубежной сети: коды, явки, агентура, система конспирации и связи. Вот, действительно, беда, в которой не сочтёшь убытков!
