— Заприте камеру, — приказала я Ронану, — а ты возвращайся в зал… — обратилась я уже к Лауре. — Не спорь со мной. Поверь, так надо, если мы хотим выяснить, что здесь произошло и кто в этом виновен.

— Ты что-то от меня скрываешь.

А вот Лауре не откажись в проницательности. Но о попытке отравить меня, я не хотела пока говорить даже ей.

Старая служанка откликнулась на мою просьбу. Первые мои вопросы удивили ее, но затем она дала мне ответы, даже не догадываясь, что среди названных имен есть имена отравителей и убийц.

Служанку я отпустила, поспешно завершив беседу. Все же моему организму требовался отдых после сегодняшней встряски. Вытерла платком пот со лба. Мне бы отлежаться не помешало, но этот день, мне уже казалось, был бесконечным.

— Всех подозреваемых бросить в подземелье, в отдельные камеры, и пусть они не имеют возможности говорить друг с другом. Выставите охрану, а также не забудьте поставить людей и у моей двери. А утром я поговорю с каждым арестантом, — распорядилась я.

— Вам нравится и власть, — заметил Ронан.

Он все время был рядом со мной. Не оставлял меня ни на секунду. И да, мне нравилось отдавать ему приказы. Усмехнулась, сколько о себе интересного я узнала в последние дни и часы. Может, не одна Лаура кровожадная.

— Опасаетесь, что ваш брат не обрадуется властолюбивой скряге в качестве жены?

Шутка получилась грустной. Видимо, силы и впрямь были на исходе.

— Ваша красота окупит все ваши недостатки, если он посчитает их таковыми.

Моя красота? Да он тоже льстец. Или слепец. Красивой была Лаура. Вот она была похожа на прекрасного эльфа или бабочку. А я была обычной. И что значит если он «посчитает их таковыми?» Неужели сам Ронан не считал их недостатками? Уточнять я не стала, ведь совершенно не важно находит он меня красивой или нет. Нравятся ему мои недостатки или нет. Моим мужем станет его брат. Он сам решил свести меня с Даяром, хотя мог предложить и свою кандидатуру… Хотя, какая разница какой северянин станет моим мужем, вздохнула я.

— Я не буду требовать с вас клятвы, но, надеюсь, вы выполните мою просьбу и не станете допрашивать моих пленников.

И хотя для себя я решила, что они виновны, но все же я собиралась предоставить им шанс оправдаться. Превращаться в чудовище, что готово казнить не только виновных, но и невинных я не собиралась.

Служанки приготовили мне комнату Уоррена... Я хотела было перебраться в другую опочивальню, но передумала. Ведь это были хозяйские апартаменты. И когда-то в них размещался барон Артур де Крейс. А вот теперь я заняла их.

Вышла на балкон и посмотрела на небо. А с башни оно казалось маленькой девочки еще более завораживающим. Улыбнулась, страх отступил. Этот затянувшийся день наконец-то шел к своему завершению, а уже утро следующего дня, не сомневалась я, даст ответы на все вопросы.

И все же привычно я опустилась на колени. Горло жгли давно заученные молитвы. Сжала в кулак треугольник, олицетворяющий равенство Трех Отцов. Цепочку с символов отцов я никогда не снимала с шеи, они должны были защитить меня от темного глаза, а также от соблазнов Хелиды.

Я стояла на коленях, продолжая хранить молчание.

— Великие Отцы, осените меня своими перстами. Защитите и укройте меня от взора Хелиды...

Даже мысленно я осеклась. Разжала кулак и посмотрела на треугольник. В этом символе я искала защиту и ответы. Но десять лет меня защищал не этот знак, а стены обители и защита сестер.

Прикрыла глаза, я нарушила сегодня много заповедей Отцов. Хозяйка, баронесса… леди. И все ложь, но отступить я уже не могла, да и не хотела. Ведь у бесприданницы одна судьба. А мне надоело плыть по течению. А грехи, что же, их я отмолю, а затем пожертвую обители богатые дары. Надо, я и выкуплю свои грехи.

— Великие Отцы, простите мне мою ложь, но сейчас многие люди зависят от меня...

Осеклась… ложь. И сейчас мои слова были ложью. И в первые в своей жизни я легла спать, не воздав благодарность Отцам за прожитый день.

Ей не было еще и шестнадцати лет. И она испуганно смотрела на меня, придерживая огромный живот руками. Она была довольно смазлива, так что выбор Уоррена был понятен.

— Помилуйте, госпожа баронесса!

Она бухнулась на колени передо мной, ударяясь лбом о пол и не смея поднять головы или взгляда на меня.

Но я не собиралась ее помиловать, да и жалости к ней у меня не было.

Их было пятеро. Пять человек, которые замыслили избавиться от меня, надеясь, что этого бастарда, которого эта пигалица носила под сердцем, король признает следующим бароном де Крейс.

А Мелани была явно красноречива, когда убедила мать девчонки — местную знахарку, ее дядю, несущему службу в гарнизоне, и сестру, взятую недавно в замок служанкой, в том, что это возможно. Да и Уоррен мог что-то обещать девчонке, хотя ему достаточно было приказать ей разделить с ним ложе и она не осмелилась бы отказать хозяину земель.

Прецеденты, когда бастарды признавались отцами и даже наследовали титулы были. Но не в этом случае. Да и моя смерть им ничего бы не дала, но они явно были убеждены Мелани в обратном.

Тварь, даже когда ее приволокли в подземелье, она успела шепнуть стражнику, что от меня надо избавиться до моего отъезда и тогда ребенок Уоррена наследует замок.

Мужчину подвергли пыткам, на это я правда не стала смотреть, но он выдал место куда был спрятан документ, подписанный Уорреном. На документе стояла его печать и подпись. Он подтверждал в нем, что состоял внебрачной связи с дочерью знахарки и что ребенок, что она носила, его. Он просил следующего барона или баронессу де Крейс позаботиться о ребенке, назначив ему денежное содержание. Девочку выдать замуж по достижению брачного возраста, а мальчика определить в королевскую гвардию, купив ему место и звание капитана.

Ох Уоррен, он и не подозревал, что своей бумажкой может вызвать столько последствий.

И что теперь? Судьба четырех отравителей была решена.

И простить покушение на собственную жизнь я не собиралась. Зачем? Кажется, мое милосердие с каждым днем истончалось. Баронесса, стала осознавать я, не могла быть милосердной.

Но вот как поступить с этой девчонкой я не знала. Убить? Нет, пока она носила в чреве сына или дочь Уоррена, я не могла так поступить. Сохранить ей жизнь? Ну, камеру она до родов не покинет, осталось благо ждать недолго. А вот потом… Убить или сохранить жизнь? Ребенку найти кормилицу. А когда он или она подрастет, то… любой из слуг может проговориться о моем сомнительном праве на титул. А Лаура, она может и привязаться к ребенку Уоррена. Хотя последнее все же вряд ли возможно, она даже сегодня все еще выглядит снежной скульптурой.

Но у меня со временем появятся собственные дети. И я не хочу, чтобы им в будущем предстояли дрязги за земли с кузеном или кузиной.

Самой воспитать ребенка или же отослать его сразу после рождения... Столько вопросов, и я пока не знала какое принять решение.

Я покинула камеру, так и не решив судьбы Флавии.

Посмотрела на плотника и его помощников. Виселица была практически завершена.

— Великие Отцы призывают нас к милосердию и состраданию, — заметил жрец, который незаметно подошел ко мне. Странно, он старше меня и он мужчина, но у меня такое чувство, что я намного старше его. А он как малое дитя, верит всему, чему его учили в обители.

— Они пытались меня убить. И им это едва ни удалось, — спокойно ответила я.

А сама подумала, ну уж нет, я в своем праве. Они признались в своем злодеянии. И они заслужили своей смерти. И даже эта беременная девчонка заслужила быть повешенной. Но я пощадила ее, хотя и понимала, что другая на моем месте избавилась бы от угрозы сразу же как она возникла.

— А также они повесили Мелани. И пусть она и была виновна, но они совершили два страшных преступления.

— Что взять с неразумных, которые и сами не ведали, что творили. Но если приказать их повесить, то можно уподобится им…