«Вот именно – как?!» – Подумал я. Однако, никаких мыслей на этот счет в моей голове не возникло.

Я встал и, выставив вперед руки, двинулся в сторону двери. Когда металлическая перчатка доспехов коснулась металла двери, я на ощупь двинулся вправо вдоль стены и, миновав два угла наткнулся на толстые, видимо деревянные стойки, служившие опорой для нешироких нар, сколоченных из толстых досок.

«Ага! – успокоил я сам себя, – если меня бросили на пол даже не дотащив до нар, значит меня боялись!»

И тут же мой суровый внутренний голос вступил в противоречие с данным умозаключением: «Просто надрываться не хотели!»

«Может быть и так, – согласился я, – однако, валяться на камне не стоит – еще радикулит подхватишь!»

Опустившись на толстые не струганные доски, я попытался вернуться к поискам выхода из создавшейся безвыходной ситуации, но в голову почему-то лезли совершенно посторонние мысли.

«Значит Майяла предала дана Тона!.. И история о ее больной мамочке, скорее всего – выдумка. А его собственная женушка, так та просто устроила на него охоту! И что, интересно, такого он ей сделал?.. Или чего не сделал?.. А ведь дана Хольна у него четвертая!.. С предыдущими тремя у нашего дана, похоже, тоже не сложилось!.. И с матерью у господина сияющего дана какая-то неясная история – ведь свидетелей того, что именно она его родила, как я понимаю, нет! И наследников у него нет!.. Видимо, у бедного дана с прекрасным полом ничего не получается!.. А почему?! И почему у него такая ярая ненависть к маленькому народцу?!»

– Господин сияющий дан!.. – негромко позвал я, – Понимаю, что моя персона вас больше не интересует, но, поскольку делать все равно больше нечего, может быть вы ответите мне на один… э-э-э… академический вопрос?!

После довольно долгого молчания Блуждающая Ипостась дана Тона соизволила отозваться:

«Задавай свой вопрос…»

– За что вас так женщины не любят?.. – С едва заметной усмешкой поинтересовался я.

Ответа не последовало, а я вдруг понял, что и не ожидал его – мне просто захотелось поддеть этого надутого индюка, вот я и поделился с ним своим умозаключением!

Я улегся на нары и уставился в низкий потолок.

«По заключению остатков сияющего дана Тона, заклинания, наложенные на доспехи продержатся не более шести дней… Так что выбраться из этой камеры мне надо… чем быстрее, тем лучше! Карлик в доме один, он это сам сказал, и если удастся его схватить, никто не помешает мне свернуть ему голову! Однако, он отнюдь не дурак и вряд ли подойдет ко мне достаточно близко, значит надо его как-то подманить!.. Как?!»

Однако сосредоточиться на решении этого вопроса мне не дали.

«Почему ты решил, что меня не любят женщины?!» – неожиданно раздалось в моей голове.

Тон Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона был по-прежнему высокомерен, однако голос звучал не слишком уверенно. Словно своим вопросом я нечаянно задел по его больному месту.

– Ну, как же… – осторожно начал я, – ваша собственная жена, обязанная, вроде бы, любить и беречь вас, объявляет на вас охоту… Правда, дона Хольна, как я узнал, уже четвертая ваша супруга, но этот факт только заставляет спросить – что же сталось с тремя предыдущими?.. Майяла, не один, как я понял, год обслуживавшая вас в главной резиденции высшего дана, предает вас при первом же удобном случае… Еще кое-какие слухи, дошедшие до моих ушей… все это позволяет сделать вывод, что женщины, мягко говоря к вам не благоволят!

«А „кое-какие слухи“ – это слухи о моей матери?» – Как-то уж слишком спокойно поинтересовался призрак.

– Ну… в общем-то да! Мне рассказали, что… ну… что свидетелей вашего рождения нет.

С минуту Блуждающая Ипостась дана Тона молчала, а затем начала говорить. Спокойно, размерено, отстраненно она рассказала мне следующее:

«Я знаю о твоих соображениях на мой счет. Та девчонка, которая рассказывала тебе о бабушке Грете, высказалась довольно откровенно. Да, действительно, место и время моего рождения неизвестно, к сожалению я и сам не могу ничего рассказать об этом – первые пять лет жизни стерты из моей памяти и их не смогли восстановить самые умелые маги данства. Да, подозрения, что я не… не сын своего отца были… Были даже у самого моего отца, я знаю это из подслушанного разговора родителей. Ну а если считать меня бастардом, то конечно же получается, что я – полуэльф! Срок моей жизни, а прожил я уже почти сто лет, и отсутствие детей также работают на эту версию…»

Тут он снова сделал паузу, и я, признаться, ожидал взрыва, но дальнейшая его речь была до краев наполнена горечью:

«Прошло почти сто лет, а я все помню, как будто это было вчера!.. Все эти слухи, недомолвки, намеки, подозрения. Эти взгляды – заинтересованные, осуждающие, насмешливые, презрительные, отстраняющие… Это высокомерное пренебрежение смешанное со жгучим любопытством… А в сердцевине всего этого мутного, ядовитого водоворота ребенок… Маленький растерянный ребенок, не имеющий опоры ни в родителях, занятых своими „взрослыми“ делами, ни в друзьях, которых у него не было, не понимающий, кто он есть на этом злом, холодном свете. Его разглядывали, словно некое невозможное уродство, некое неведомое существо! Над ним смеялись, смеялись исподтишка, изощренно, так, чтобы он чувствовал эту насмешку, но не мог ни возмутиться, ни пожаловаться!! Его высокомерно не замечали, как будто он был… насекомым, не стоящим внимания!!! Что могло зародиться в ребенке, попавшем в такое окружение?! В ребенке, лишенном любви, внимания, сочувствия?! Только страх и ненависть!! Да – страх ко всем и ненависть ко всем!!»

И снова в его горьком монологе наступила пауза, а затем призрак снова заговорил, на этот раз со едва скрытой иронией:

«Ты спросил, почему меня не любят женщины? Но меня не любят и мужчины!»

– Но ведь у вас были друзья! – Невольно воскликнул я, – вар Фритор, вар Эком!..

«Вар Фритор? – Переспросила блуждающая Ипостась дана Тона, – вар Фритор… Нет, он не был мне другом. Он взял меня в свою Синюю башню отнюдь не из добрых побуждений. Он строил на мне свой расчет – приласкав и соответствующим образом воспитав наследника могущественного дома сияющих данов, вар Фритор рассчитывал обрести власть… Правда, он просчитался – я и сам достаточно быстро понял, что такое власть. Но именно дан Фритор направил мою ненависть, разлившуюся по всему Миру, в определенное русло, именно он объяснил ребенку в чем, вернее, в ком причина всех его несчастий!..»

– Эльфы… и вообще, нечисть… – догадался я.

«Именно, – подтвердил мою догадку призрак, – Сальтоис со своими эльфами, лишивший меня нормального человеческого общества, и вся остальная нечисть, мешающая жить людям! А потом вдруг оказалось, что очень многие люди относятся к проклятому народцу с неприязнью, что многие готовы принять участие в его уничтожении, что многим нужен только лидер, знамя, чтобы взять в руки меч! Вот я и стал этим лидером, а моя книга стала знаменем! Теперь мне не нужна любовь женщин… И еще вопрос, умеют ли они любить, и нужна ли им любовь? От меня им, женщинам всегда было нужно… другое!..»

Здесь голос призрака слегка дрогнул, и он умолк.

«Все правильно, – грустно подумал я, – ненависть рождается в отсутствии любви… Абсолютная ненависть рождается в абсолютном отсутствии любви… Но сколь многих можно заразить своей ненавистью?!! И сколь многие воспользуются чужой ненавистью, чтобы извлечь свою выгоду?!!»

Рассказ дана Тона безусловно был поучителен, но мне было не до чужих страданий. Я сам находился в безвыходной ситуации и не знал, что можно предпринять. Я растянулся на не струганных досках и попытался еще раз обдумать свое положение. Именно в этот момент раздался короткий, негромкий скрип, и в металлической двери моей камеры проклюнулось небольшое квадратное окошко. Свет факела проплясал в этом окошке короткий танец и почти сразу же пропал, скрытый появившейся в окне головой. Я напряженно ждал продолжения!

– Дан Тон… – негромко позвали меня из-за двери, – Я знаю, что вы уже очнулись, ответьте мне…