Паренек тоже приложился к предложенной кружке, да так и не оторвался от нее, пока не вытянул все содержимое, оказавшееся не только очень пахучим, но и необычайно приятным, со сладковатым и одновременно терпким вкусом. После выпитого толстый бутерброд показался просто восхитительным, а человек, владеющий такими продуктами питания и не раздумывая делящийся ими с первым встречным, сказочным божеством. Поэтому совершенно естественно, что через полчаса они вместе шагали к деревеньке, причем ноги у местного жителя слегка заплетались, а по лицу блуждала довольная улыбка.

Когда местные жители увидели столь вопиющее нарушение главного из существующих законов – ни в коем случае не показывать незнакомым людям дороги к своему селу – они буквально лишились дара слова. Но не лишились дара дела. Через мгновение двух веселых собутыльников окружила толпа, правда довольно редкая, вооруженная чем попало, в основном здоровенными кольями. Намерения собравшихся были совершенно определенными – уничтожить и незнакомца, и ренегата. Но когда колья взвились в воздух, немолодой пришелец в странном длинном балахоне и с мешком за плечами неожиданно щелкнул пальцами обеих рук, и в то же мгновение местное население застыло, как по команде «замри» в детской игре.

Незнакомец стянул с головы покрывавший ее капюшон, крепко потер обширную лысину и принялся обходить созданную им живую картину, негромко приговаривая:

– И с чего это вы такие агрессивные?… Неужто еще не навоевались… Глянь, двадцать шесть человек, из них шестнадцать женщин, и все с кольями, и все на одного безоружного старика… Как же вам не стыдно…

А его новоявленный друг ходил следом за ним и повторял заплетающимся языком:

– …вы… агресипные… еще… навоевалися… целых шестнадцать… женшшин… на одного старичка… с кольями… ой как стыдно!…

А аборигены лишь провожали эту компанию глазами – единственным, что еще, могло у них двигаться.

Наконец незнакомец подошел к самой молоденькой из присутствовавших «женшшин» и легонько ткнул ее указательным пальцем в лоб. Она тут же с тяжелым вздохом уронила свой валик для белья и стала оседать на землю, теряя сознание. Но пришелец не дал ей упасть. Он ухватил ее за подбородок и сильно дунул в лицо. Глаза у девушки сразу открылись она выпрямилась, как по стойке «смирно».

– Скажи мне, милая девушка, – обратился к ней незнакомец, – есть ли в этом боевом гарнизоне нормальные, здравомыслящие люди, способные выслушать меня? Или вы все сразу хватаетесь за оружие?

– Надо было прятаться… – выдохнула в ответ девушка. Незнакомец тяжело вздохнул, но его собеседница уже начала отвечать на его вопрос.

– Я провожу вас к старейшине Афету. С ним вы сможете поговорить о чем угодно. – Она немного помолчала и добавила: – Он очень умный…

Затем она повернулась и, забыв в траве свой тяжеленный валик, пошла в сторону центра села, не заботясь о том, следует ли за ней ее пожилой собеседник.

Так втроем они и вошли в довольно большой дом, сложенный из грубо отесанных каменных блоков. Девушка, оказавшись в прихожей – большой, но абсолютно пустой комнате, громко произнесла:

– К Афету пришел чужой человек. Он хочет поговорить. С ним околдованный Исат. – После этого она уселась на пол под стеной и не открывала рта в течение всей последовавшей за этим беседы.

Исат, который на своих заплетающихся ногах продолжал следовать за вновь приобретенным другом, посмотрел на усевшуюся девушку суровым взглядом и, укоризненно покачав головой, выдал:

– Околдованный Исат очень хорошо соображат!… Нет!… Очень хорошо соображает… околдованный Исает… – Тут он выпучил глаза и тоже замолчал, задумавшись над своими языковыми проблемами.

Незнакомец вышел на середину комнаты и громко спросил:

– Есть тут кто живой? Или почтенный Афет тоже меня боится?…

– Нет, я тебя не боюсь, – раздался голос из пустого угла комнаты.

Пришедший повернулся и, внимательно посмотрев в этот угол, вдруг заулыбался.

– А почему ты не желаешь показываться?

– Жизнь научила, – ответили из угла. – Слишком мало в последние годы говорили и слишком часто убивали не говоря ни слова.

– Но теперь с этим покончено…

– В этом еще надо убедиться. Как говорили во времена моей юности, поберегись и будешь сбережен!

– Но война действительно закончилась и больше не вернется в наш мир…

– Хм… – снова донеслось из угла. – Это ты говоришь, а я тебя совершенно не знаю. Как же я могу тебе верить?

– Значит, я не смогу тебя увидеть?…

И тут снова вступил в разговор «околдованный» Исат.

– Да его уже лет пятнадцать… ик… никто не видел… ик… И вообще… ик… всем известно, что дед Афет давно… ик… кончился… Вот только голос от него… ик… остался…

В углу тихо захихикали, а Исат вдруг забормотал:

– Икота, икота… переползай-ка на кота… с кота на соседа… вот и вся беседа… – после чего посмотрел на своего друга и, радостно улыбнувшись, добавил: – Наговор такой… ик… Сам придумал…

– Если б я знал, что тебя так развезет, я не стал бы тебе полную кружку наливать… – дружелюбно ответил тот и снова повернулся к говорящему углу.

– Ну что ж, раз хозяин показываться не желает, я задерживаться не стану. Хочу только сказать, что я пришел в ваши края, чтобы создать… школу. Здесь недалеко, за лесом, я присмотрел подходящее место и прошу вашей помощи. Мне для начала надо построить небольшое здание.

– И чему ты собираешься учить?

Из глаз гостя мгновенно исчезли искорки смеха, а лицо стало старым и печальным. Даже голос его прозвучал устало:

– Жизни…

– Э, милый, – ответил невидимый Афет. – Жизнь жизни учит…

Легкая улыбка снова вернулась на лицо незнакомца:

– Нет, почтеннейший, жизнь ничему не учит, иначе среди стариков не было бы глупцов, и их мудрость не знала бы границ. А этого, к сожалению, нет. Вот тебя разве жизнь научила никому не верить и всего бояться?…

– Именно жизнь!…

– Да нет, не жизнь, а встречавшиеся люди. Но то, что тебе в жизни встречались в основном мародеры и убийцы, совсем не означает, будто все люди относятся к этим двум категориям. А между тем ты ведешь себя так, словно прийти в твою деревню может только мародер и убийца. И свой народ ты учишь именно такому образу жизни. Но неужели ты думаешь, что спрятавшись в комнате наверху и оставив в углу этого зала свой Голос, Взгляд и Ухо, ты убережешься от напастей?

На несколько минут повисло молчание, а затем в голой стене открылась потайная дверь, и в комнату вошел высокий худой старик. Его длинные, тщательно расчесанные седые волосы падали почти до плеч. Простые холщовые штаны и рубашка были незапятнанно белыми. Из штанин выглядывали босые ступни.

Пришелец коротко поклонился, приветствуя старика, а долго молчавший Исат вытаращил на старика изумленные глаза и проговорил неожиданно трезвым голосом:

– Вы только взгляните, притопал Афет, которого не видели мы столько лет!…

Старик, не удостоив вниманием новоявленного пьяницу-рифмоплета, обратился к незнакомцу:

– Как тебя называть, странник?

Тот наклонил голову и, немного подумав, ответил:

– Вообще-то у меня много разных имен, но вы можете называть меня Хэлф… – Он помолчал и добавил: – Да, Хэлф. Это будет и правильно, и хорошо.

– Мы поможем тебе, Хэлф. Мы построим для твоей школы дом. Но обещай мне никогда не использовать свое Искусство во вред моим людям.

– А во вред другим людям можно? – лукаво улыбнулся незнакомец и, не дожидаясь ответа, добавил непонятную фразу: – Нет, я не принесу вреда, для этого есть другой Хэлф.

Старый Афет поднял на говорившего вопросительный взгляд, но встретившись с ним глазами, вздрогнул и потупился.

И снова наступившее молчание нарушил Исат.

– Эй, Кира, – обратился он к сидевшей на полу девушке. – Поди возвести народу о явлении Афета. Оказывается, от него не только голос сохранился, но и еще кое-что.

Афет бросил на Исата разгневанный взгляд и процедил сквозь зубы:

– А ты будешь сурово наказан за нарушение правил жизни, за…