– Ты должен знать, что на мне лежит проклятие…

Я оторопело оглядел это милое, чудесное лицо и брякнул:

– Не замечаю никаких признаков проклятия…

– Ты меня не перебивай. Мне и так достаточно сложно об этом говорить…

Рассказывала Людмила довольно сбивчиво и как-то нервно. Было видно, что эту историю мало кто от нее слышал, она не предназначалась для частого пользования. Часто она замолкала, то ли подыскивая правильные слова, то ли еще раз переживая трагедию своего положения. Если говорить коротко, то произошло следующее.

Давным-давно прапрапра… бабушка Людмилы жила совершенно в другом, неведомом мире. Будучи еще совсем юной, прекрасной девушкой, она без памяти влюбилась в молодого человека – великого воина и могучего чародея. Ее любимого преследовали могущественные недруги и наконец схватили и привели на казнь. Но тот на глазах своей любимой уничтожил своего главного преследователя и, порубив огромное количество воинского люда, вошел в замок Зла, принадлежавший страшному дракону. Когда она со своими друзьями смогла последовать за своим любимым, они обнаружили, что страшный дракон убит, а прекрасный юноша – великий воин и могучий чародей – исчез. Злые чары унесли его в неведомый мир.

Безутешная в своем горе, она долго бродила по многим мирам, пока не оказалась на Земле. Ей к тому времени было уже немало лет, но она была по-прежнему прекрасна. Здесь в нее влюбился могущественный лорд. И когда она отказалась разделить с ним ложе, он ее изнасиловал. Прапрапра… бабушка Людмилы тоже владела магией, и хотя ее сила была невелика, она смогла с ее помощью уничтожить этого лорда – он умер от страшной, неизвестной болезни, буквально сгноившей его тело. Ее бросили в темницу и через некоторое время сожгли, как ведьму. Но незадолго перед казнью она родила девочку. Когда огонь уже лизал ее ноги, она произнесла проклятие своему роду. Оно заключалось в том, что ее дочь могла родить только одного ребенка, и это была бы девочка. Та, в свою очередь, могла родить тоже только одну дочь… и так далее. Более того, все ее потомки должны были искать ее возлюбленного во всех достижимых мирах и не могли полюбить кого-либо другого. Если любовь или просто доброжелательное отношение появлялось у ее наследницы к какому-нибудь мужчине, тот непременно погибал от неведомой болезни.

Как уже было сказано, основательницу рода сожгли на костре инквизиции. Хотели сжечь и ее дочь, как отродье ведьмы, но она была столь очаровательным, маленьким и беззащитным ребенком, что даже у судей инквизиции дрогнуло сердце. Девочку отдали на воспитание в монастырь урсулинок. Она выросла и превратилась в прекрасную девушку. Ее жизнь была столь набожна и целомудренна, что она стала настоятельницей монастыря. В качестве одной из известнейших монахинь своего ордена она объездила множество стран, но чего она искала, никто не знал. Однако пришло время, и у этой святой женщины тоже родилась дочь…

С тех пор прошло много лет и сменилось много поколений. Были случаи, когда потомки проклятого рода влюблялись, но их избранники неизменно умирали быстрой, но ужасной смертью. Некоторые из этих проклятых женщин принимали решение прервать свой род, но в определенное время обязательно происходил случай – то ли насилие, то ли что-то другое, в результате которого появлялась очередная наследница. Проклятие можно было снять, только отыскав того самого юношу – великого воина и могучего чародея, которого потеряла основательница рода. Но прошло уже столько времени, что надежды на это не оставалось. И все-таки все потомки несчастной девушки ездили по свету в надежде отыскать этого человека и снять наложенное проклятие. Последней в этом роду и была Людмила…

Когда она окончила свой рассказ, мы уже давно доехали до станции метро «Новогиреево» и потихоньку дошли до Терлецкого парка. Стемнело. Было тихо и тепло. Пахло скошенной травой, и в воздухе висели аромат мистической тайны и тяжесть простого человеческого горя. Эта необыкновенная, светлая, чудесная девушка свято верила в тяготевшее над ней проклятие, обрекавшее ее на одинокую и печальную судьбу.

К концу своего рассказа она как-то одеревенела. Руки ее стали холодны, а лицо неподвижно.

– Послушай, – я прервал повисшее молчание, – а при чем же здесь этот перстень?

– Этот перстень подарил моей прапрапра… бабушке ее возлюбленный. С тех пор мать надевает этот перстень своей новорожденной дочери в знак того, что она уже не может продолжать поиски и передает эту обязанность дочери.

– Ты хочешь сказать, что этот перстень надевают на пальчик новорожденного ребенка. Как же он может держаться на таком маленьком пальчике?

Она как-то странно на меня взглянула и ответила:

– Он меняет свой размер. Когда его надевают на палец ребенка, перстень уменьшается, а потом растет вместе с девочкой. Только камень не меняется.

– А что будет, если ты его потеряешь?

– Я не могу его потерять. Я его даже снять не могу, и никто не может. Его можно будет снять только тогда, когда у меня родится дочь, – она помолчала, – или если найдется тот, кто его подарил. Он назовет имя той, которой был сделан этот подарок, и сможет снять это кольцо. Я должна передать ему привет от… я не знаю, от кого, я знаю только какое-то странное имя, но тогда проклятие падет и влюбленные соединятся.

– Хорошо! Ну, допустим, ты найдешь этого великого и могучего. А вдруг ты его не полюбишь! Вдруг он тебе будет глубоко противен! Что тогда?

Она помолчала, а потом неуверенно проговорила:

– Ты знаешь, я сама этого боюсь. Ведь, по легенде, этот ее возлюбленный был рыжим… огненно-рыжим, а я рыжих с детства не перевариваю…

– Он был рыжим?!. – Я схватил ее за руки и развернул лицом к себе.

– Ну конечно же! Он был рыжим!.. Именно огненно-рыжим!

Я вдруг наклонился и поцеловал ей руку. И она ее не отдернула. Подняв голову, я встретился с ее грустной улыбкой.

– Ну что, тебе не стало страшно. Ты по-прежнему хочешь со мной встречаться?

– Я могу дословно повторить свою клятву, скрепленную мороженым, и прибавить к ней еще пару-тройку пунктов.

Она опустила глаза.

– У меня остался только один вопрос: когда ты собираешься отправляться на поиски этого великого, могучего и рыжего? Надеюсь, не завтра?

Она весело рассмеялась:

– Нет. Мама считает, что мне надо сначала окончить институт. Я ведь учусь на втором курсе университета. А там… – Она вздрогнула.

– Ты студентка? А как же ресторан?..

– Это я только летом подрабатываю.

– Ага! А так ты будущий…

– Юрист…

– Прекрасно! Я умоляю прекраснейшего на свете будущего юриста о свидании, если можно, завтра на том же месте в тот же час…

Она опять засмеялась и ответила вопросом:

– Так ты не боишься, что я в тебя влюблюсь?

– Если бы я мог на это надеяться, я был бы счастливейшим человеком!

Я проводил мою драгоценность до дома – оказывается, она проживала практически рядом с парком, в большом семнадцатиэтажном доме на Напольном проезде, – а затем отправился к себе на улицу Вешняковскую.

Бодро шагая по самому Свободному из всех свободных проспектов мира, шлепая по асфальту Новогиреевского моста, я, собственно говоря, не видел, куда иду, в глазах у меня стояли слезы, и сквозь их искажающий блик на меня смотрело юное личико Лаэрты. Сколько любви было в этом маленьком сердечке, сколько отваги и преданности, раз она решилась последовать за мной в неизвестный злой мир, который в конце концов искалечил и убил ее! Но даже умирая, она тянулась ко мне, рвалась ко мне в своих наследниках, обрекая их на бесконечные поиски и жизнь без любви. Было темно и навстречу мне не попалось ни одного прохожего. Я мог идти и, не таясь, плакать о любви, которая достала меня из другого мира и через сотни лет.

На вершине моста мне в лицо дохнул легкий порыв ночного ветра, остудил мой лоб и высушил мои слезы. Я ведь сам обещал Лаэрте вернуться, но не успел. Она сделала все сама. И тут мне в голову пришла мысль, что кто-то должен был ей помочь. Она не владела достаточной силой, чтобы перемещаться между мирами. Именно этот кто-то не угадал со временем перемещения и забросил Лаэрту, похоже, в средневековье, разлучив нас уже окончательно.