«Вершитель, я, как ты повелел, веду в Лютец четыреста волков. На месте будем через двадцать дней. Если б ты разрешил повернуться к Миру родовой гранью, мы пришли бы через двенадцать дней».

«Скал… – Отозвался Ратмир. – …Ни в коем случае не вступай в схватку с извергами в зверином облике! Драться с ними можно только обычным оружием! Если тебе в пути повстречаются мелкие отряды извергов, уничтожай их. Жду тебя в Лютеце».

Он повернул назад, в сторону Края, сделал два широких круга над городом, а затем, забирая все выше и выше, направился на Запад – в крайском замке ему больше нечего было делать!

Вершитель летел так высоко, что людей и животных нельзя было разглядеть на разноцветном лоскутном одеяле, в которое превратился Мир под ним. Тело огромной птицы в своей родной стихии действовало само, без участия его разума, а потому он мог спокойно, без помех размышлять о чем угодно.

Сначала его мысли крутились вокруг только что сделанного дела – шесть стай Востока, шесть самых сильных стай облетел он за какие-то семь десять дней, и все шесть стай направили свои отряды на защиту Лютеца! Если остальные девять членов Совета посвященных добьются того же в тех областях, куда они направились, многоликие смогут, пожалуй, собрать силу, необходимую для обуздания, уничтожения восставших извергов и для подчинения всех остальных своей воле… Теперь ему нужно было только время! Время, чтобы все, вышедшие на подмогу полевые стаи успели добраться до Лютеца вовремя!

Но долгий полет постепенно успокаивал его, снимал напряжение последних дней, и понемногу, то ли потому, что он навестил свой родной город, то ли по другой какой причине, но ему вдруг вспомнилось его детство – первые пятнадцать лет жизни, проведенные под пристальным, оценивающим вниманием его деда, князя Горислава. Ему вдруг пришло в голову, что дед все эти годы выбирал между Всеславом и им, выбирал, кто из них наследует княжеский титул, станет вожаком стаи. И у него не было сомнения в том, что стая выберет того, кого он сам укажет. Ратмир вспомнил, что выбор дед сделал как раз после того, как Всеслав отправился с дозорной стаей Вата на юг и вернулся один, ночью. А затем трое волков, отправленных дедом, привезли самого Вата, недвижного, плохо соображающего, окровавленного… Что произошло с остальными волками дозорной стаи, он так никогда и не узнал, но именно после этого дед сказал ему, что видит его на школьной скамье университета, и через два года отослал младшего внука в Лютец.

Ратмир и раньше догадывался, что белоголовый Ват был лишен многоличья по желанию деда, что вина его была «состряпана», но теперь, вдруг в его душе возникла уверенность, что извержение Вата из стаи восточных волков и появление в Мире Разрушителя связаны! Может быть, то, что сделали с лучшим воином в стае стало одной из множества причин, приведших к сегодняшнему дню, а может быть, это стало последней каплей переполнившей чашу терпения Матери всего сущего, и она решила освободить мир от многоликих?..

Здесь его мысль сделала неожиданный скачок, и ему подумалось, что если эти два события как-то связаны и за этой связью стоит высшая сила, то многоликим, уж во всяком случае, восточным волкам, будет дан знак. И те, кто причастен к этому делу, поймут, откуда взялся Разрушитель!

Тут горькая усмешка искривила его губы – из тех, кто точно знал, что произошло с Ватом, и за что его уничтожили, в живых оставался только Всеслав. Сам Ратмир мог только строить предположения, хотя и достаточно обоснованные. Выходило, что во всем Мире только двое могли понять причину его крушения!

И снова Вершитель усмехнулся – все его размышления были высосаны из пальца, причина заключалась вовсе не в Вате, не в каком-то конкретном случае беззакония, произвола, измены, предательства. Причина заключалась в системе! В отношении самих многоликих ко всему живущему в этом Мире!

В этот момент он даже не услышал, а скорее уловил чужую далекую мысль, кто-то пытался до него дотянуться, но сил и способностей было явно недостаточно. Однако, сосредоточившись, Ратмир смог разобрать, что ему хотели сообщить.

«Вершитель, изверги взяли Рожон! Западные вепри практически уничтожены! Вершитель, изверги идут на Лютец!»

«Вот и всё!.. – Обреченно подумал Ратмир. – Времени, оказывается, нам было отпущено слишком мало!»

И тут же он оборвал сам себя:

«Нет! Не всё! Даже если восточные стаи опоздают, Юг, Запад и Север должны успеть! Да и изверги, наверняка, понимают, что Лютец мы будем оборонять до конца, а потому будут осторожны. Будут осторожны, значит, будут медлить! Нет, еще рано складывать для нас костер и затягивать погребальную дольну!»

Он взмахнул крыльями, и бросившийся навстречу ветер словно бы обнял его своим могучим крылом.

Изверги, как ни странно, и в самом деле не спешили. Отряд Махася, разгромив западных вепрей, застрял в Рожоне на долгих пятнадцать дней. Во-первых, как только весть о падении столицы разнеслась по землям западных вепрей и их соседей, в Рожон потянулись изверги со всего Запада. Из городков и деревень вепрей, лис и оленей они шли открыто, большими компаниями с топорами, вилами, мотыгами – любым железом, которым можно было бить, резать, колоть.

От западных волков, медведей, рысей, из северных стай изверги сбегали по ночам, шли, хоронясь в лесах, сплавлялись реками. Те, кому удавалось прорваться сквозь выставленные многоликими немногочисленные заставы, вливались в отряд Падура, заходившего на Лютец с северо-запада. Выжига, орудовавший южнее Лютеца, принимал к себе извергов и с Запада и с Юга. Отряд Махася за первые пять дней вырос до полутора тысяч человек, и всех прибывших надо было вооружить и, что самое главное, хоть в какой-то мере научить пользоваться оружием! Те же проблемы возникли и в других отрядах.

Но у Махася была еще одна причина, по которой он был вынужден задержаться в Рожоне. На следующий день после захвата столицы западных вепрей, когда город был уже полностью очищен от многоликих, и они с Вотшей возвращались в замковый дворец, из дверей им навстречу вывалился молодой изверг. Кожаные доспехи, надетые на нем, показывали, что это не новичок, совсем недавно примкнувший к отряду, тело, белевшее в прорехах одежды, было в ссадинах и кровоподтеках, шлем он где-то потерял, а выпученные невидящие глаза казались безумными. Он бросился, было к замковым воротам, но Махась, узнавший своего бойца, окликнул его. Тот остановился, оглянулся и, узнав командира отряда и стоявшего рядом с ним Вотшу, бросился к ним с криком:

– Там!! В подземелье!! Там такое!.. Такие!.. Там живая смерть!.. Там все, все полегли, а они их грызли!..

Вотша сорвал с пояса фляжку с вином и сунул ее в руку изверга. Тот недоуменно посмотрел на собственные пальцы, цепко вцепившиеся в оплетку фляжки, а затем, одним движением выдернув пробку, припал к горлышку. Возможно, он вытянул бы все содержимое фляжки, но Вотша дал ему сделать три-четыре глотка, а затем вырвал фляжку у него из рук. Изверг с шумом выдохнул, посмотрел на Вотшу растерянным, но вполне осмысленным взглядом и, видимо, хотел, было, снова что-то забормотать, но белоголовый изверг его перебил:

– Теперь спокойно расскажи, почему ты оказался в подземелье, и что там произошло?!

Несколько секунд парень молчал, а затем начал говорить, быстро, но внятно:

– Когда вы все бросились наверх, наш десятский нас остановил. Вы ушли, а он говорит: – Оборотень, который нас вел, хотел, чтобы мы для него сломали здесь, в этом подземелье, какую-то стену. Как вы думаете, что он хотел найти?! Ну, мы, конечно, не знали, что ему ответить, а он тогда спрашивает: – Ну, что оборотень мог спрятать в подземелье?!! И тут Юхан возьми да и брякни: – Золото, камни! – Во!! – Говорит десятский, – золото, камни! Так чего ж нам бежать наверх, когда мы и здесь можем неплохо поживиться! И инструмент, вон, ребята побросали! И точно, смотрим, мешки с инструментом валяются. Мы их прихватили и пошли подземелье осматривать. Искать долго пришлось – все стены одинаковые, да и по звуку новую кладку не определить. А потом тот же Юхан нашел на полу осколки камня неубранные. Тут мы поняли, что кладку новую где-то рядом ставили. Поковырялись и отковыряли заложенный коридор! Ну, проделали дыру и пошли, хорошо факелы у нас были. Там, наверное, половина подземелья заложена была, а в конце этого коридора каморы пошли, сначала жилые, только видно было, что там никто давно не живет. Потом от коридора стали отходить короткие коридорчики, а в них маленькие чуланчики, и в каждом чуланчике по мертвяку.