— Откуда у нее появлялись глинки? — спросил Кай.

— Это легко, — усмехнулся Паркуи. — Она сумела приручить своего сиуна. Только она одна. Сакува обманывал своего сиуна, а она приручила. Эти глинки принес из Анды он. Больше этого сделать не может никто. Запретная долина маленькая, но путь до ее центра очень долог.

— Почему ты говоришь, что Хара то она, то он. Кто он на самом деле?

— Приходи в Анду и увидишь, — рассмеялся Паркуи. — Приходи, если ты столь ловок. Окропи заклинание свежей кровью, если сумеешь добрать в нее три недостающие капли, только сначала оглянись. Там, в муках, мы те, кто мы есть на самом деле. Там ты все поймешь. Только я бы на твоем месте не слишком пыжился. Там, на дороге к Анде, пустотники тебе не помогут. Это здесь они готовы все сделать за тебя. Там тебе придется все сделать самому. И постараться, чтобы не повернуть все так, как хочется Пустоте.

— Чего она хочет? — спросил Кай.

— А ты еще не понял? — усмехнулся Паркуи. — Нажраться. У нее есть огромная ненасытная глотка, в которую сколько ни брось — все будет мало. Она жрет и всегда будет жрать. Однажды она исхитрилась и добавила к тому полю, где она жрет все, и Салпу. Но прошли годы, и теперь и эта кормушка ей кажется маловатой.

— Так она хочет, чтобы я снял границы Салпы, чтобы и самой вырваться на волю, в мир? — понял Кай.

— Именно так, — кивнул Паркуи. — Тот мир, что за границами Салпы, очень большой. Его можно жрать долго.

— Тогда почему Эшар хочет завершить заклинание? — спросил Кай.

— Спроси у Эшар, — ухмыльнулся Паркуи. — Найди ее и спроси у нее. Думаю, она решила, что, когда границы падут и она вернет себе силу, освободится, она справится с той ненасытной глоткой. Уверяю тебя, она ошибается. С ней не справится никто. Нельзя сражаться с чудовищем изнутри. Не думай, что, попав к нему в пасть, ты сможешь поразить его в сердце. Изнутри его броня еще крепче. И ты не успеешь оглянуться, как превратишься в его дерьмо.

— Как Асва или Хара? — спросил Кай.

— Хе-хе, — скривил губы Паркуи. — Плохой пример.

Хара уже родился дерьмом. А Асва стал им, не забираясь ни в чью пасть. Это достижимо. Особенно если забыть, что страсть нельзя употреблять без гордости.

— Ишхамай, дочь Асвы, рождена Харой? — спросил Кай.

— Да, — помрачнел Паркуи.

— Сиват — посланник огромной глотки? — спросил Кай.

— Да, — кивнул Паркуи.

— Как они связаны? — спросил Кай. — Почему Пустота помогает Харе, но убила Асву?

— Пустота презирает Асву, — сказал Паркуи. — Всякий враг достоин ненависти, но враг, пошедший на сговор, выказавший слабость, достоин презрения. К тому же Пустота не знает любви, признательности, верности, чести. Впрочем, как и многие из нас. Хара — дочь той самой глотки.

— Но почему она здесь, а глотка там? — не понял Кай.

— Она дыра в нашем мире, через которую в него заглядывает смерть и через которую из нашего мира улетучивается прах, — прошептал Паркуи. — Хара — клан Смерти. Хара — сама смерть. Она приняла облик старика, дабы не искушать своим видом призванных. Но когда глотка требует пищи, Хара снова становится той, какой была рождена.

— Почему Эшар остановила заклинание? — спросил Кай.

— Спроси об этом у Эшар, — фыркнул Паркуи.

— Отдай мне глинки, — понизил голос Кай.

— Тебе? Отдать? — расхохотался Паркуи.

Рванул рубаху на груди, поднял перед собой постукивающие друг о друга глинки, надел их на шею, щелкнул пальцами, заставил глинки исчезнуть, запахнул рубаху.

— Попробуй возьми. Я уже сотни лет провел на этом престоле, не хочу. Хватит. Без меня. Понял, мальчишка?

— Понял, — кивнул Кай. — Но я рассчитываю еще поговорить с тобой. Надеюсь, у нас будет много времени.

— Надейся и знай, что мне плевать на твою жажду, — рассмеялся Паркуи, лег и опять отвернулся от собеседника, уткнулся носом в каменную стену.

Охранник проснулся ближе к полудню. Зевнул, открыл корзину, бросил в каждую клетку по подсохшему хлебу, поинтересовался, не иссякла ли вода, и снова заснул. А через час, когда его сменил другой охранник, Паркуи неожиданно закричал. Он стал тыкать пальцем в Кая и кричать, что он узнал убийцу, который зарубил двух воинов Хилана! Они вместе с лошадьми лежат под снегом на дороге между Парнсом и Хастерзой. Охранник ухватился за торчащий из дыры в стене канат, где-то зазвонил колокол, и уже через несколько минут десять стражников повели охотника по темному коридору. Его бросили в глухой каменный мешок, где он провел несколько часов. Когда за ним снова пришли и снова повели по узкому каменному коридору, в узких бойницах стояла ночь.

Его завели в комнатушку, разделенную пополам железной решеткой. В той части, в которой стоял Кай, не было даже скамьи. В другой за широким резным столом, на котором помаргивали огоньками сразу две лампы, в мягком кресле сидел важный арува, судя по ножнам хиланского меча, не менее чем старшина всей Хастерзы. За его спиной играл огнями камин и стоял столик, на котором исходило паром блюдо с тушеным мясом. Рядом поблескивали кувшины и кубки.

— Есть хочешь? — спросил арува, прищурившись.

— Не отказался бы, — признался Кай.

— Поешь позже, — растянул губы в улыбке арува. — Там тебе передали еду, одежду, все у охранника. Хотя зачем тебе это? Думаю, что скоро придется тебя казнить. Знаешь ли, убийство гвардейцев Хилана — это серьезное преступление.

— Я не убивал их, — сказал Кай.

— Убивал ты их или нет, я спрошу у тебя сам и позже, — повысил голос арува. — А пока выслушай меня. Я расскажу тебе, что ты сделал. Это важно, потому что через час тебя будет допрашивать судья, конечно, если уже этой ночью не случится штурма Хастерзы, по твоей милости, кстати, и ты должен будешь рассказать судье все то, что я тебе сейчас скажу. Понял?

— Да, — кивнул Кай.

— Судя по ярлыкам, ты Кай-Весельчак, известный также как охотник за нечистью, также как зеленоглазый охотник, а также под разными другими именами, прибыл в Хастерзу вчера. По дороге ты нагнал или тебя нагнали двое гвардейцев Хилана — Хап и Хаппар, что следует из обнаруженных при них ярлыках. В пути ты их убил, ограбил и закопал в снегу. Затем прибыл в Хастерзу и отправился в трактир близ ворот крепости, где затеял ссору с торговцем Такшаном, который трапезничал с тремя важными воинами племени палхов, чье войско находится сейчас у входа в долину, и с кем при посредничестве этого самого Такшана мы вели переговоры. В ходе ссоры ты грубо оскорбил тати, в том числе палхов, после чего был вызван на схватку. В схватке ты легко убил Такшана, но одновременно с этим метнул нож в сидевшего недалеко от тебя неизвестного, отчего тот умер на месте. Затем ты напал на сотрапезников неизвестного, один из которых сумел тебя оглушить и передал присутствующим в трактире ловчим.

— Все так плохо? — поинтересовался Кай.

— Почему же? — отпил из кубка старшина. — Имеются свидетельства и за тебя. Торговец Усити, передавший для тебя вещи и пищу, показал, что ты отправился к Такшану, поскольку тот служит приделанным, торгует рабами, да еще в свое время с помощью магии и колдовства пытался навести орду тати на обоз, в котором двигался Усити и проводником которого ты был. Также, осмотрев тело неизвестного, Усити сообщил, что убитый напоминает ему приделанного под именем Анниджази, но утверждать этого не может вследствие скорости разложения указанного тела. Что, — арува хмыкнул, — подтверждает его приделанность. Однако имеется свидетельство и против тебя. Меч, которым ты убил торговца Такшана, был взят с тела одного из убитых тобою гвардейцев, что является мародерством и карается смертью в любом случае. Вот такие дела, — неожиданно отошел от писарского тона арува. — Есть что сказать против?

— Суд будет через час? — поинтересовался Кай.

— Да, — кивнул арува. — А казнь через два часа. Но ты успеешь поесть и переодеться. Усити очень хорошо о тебе отзывался, очень.

— А если я сообщу какие-то новые сведения, которые потребуют дополнительного следствия? — спросил Кай.