Занятая разговором со спутником, Каттими вдруг поняла, что она уже стоит на главной улице Туварсы, да почему-то не среди окраинных домишек, которых полно казалось с обрыва, а в самом что ни на есть центре города среди величественных мраморных зданий с колоннами и ступенями.
— Не крути головой, — предупредил девчонку Кай. — Это только фасады, вырезанные в мраморной скале, за ними даже пещер — и тех нет, нормальные дома еще разглядишь, подожди, только выедем из ущелья. Да, и не вздумай в седло залезать. Чуть дальше — улочки одна другой уже да ступени на каждом шагу, можно лошадей покалечить. Держись за мной, первым делом лошадей сдадим туда, куда Истарк наказывал, а там уж и о себе подумаем.
— О себе — это хорошо, — пробормотала Каттими и уже ни слова не сказала больше, пока Кай вел лошадей по узкой улочке, отыскивая обозначенный в наказе Истарка дом и дивясь пустоте на вечерних улицах Туварсы.
Наконец среди высоких оград, которые не только от пешего, но и от конного путника должны были скрывать дворики и дома подданных клана Сурны — клана Рога, под самой стеной и едва ли не у самого водопада, с которого падала вниз добравшаяся до моря Туварсинка, отыскались клепанные бронзой ворота. Сняв с седел нехитрый скарб, Кай постучал в ворота и в ответ на приглушенную ругань назвал имя Истарка. За воротами послышался надрывный кашель, затем загремели засовы, и створки пошли внутрь. В лицо внезапно дохнуло то ли затхлостью, то ли тухлой рыбой, но налетевший сквозняк тут же развеял вонь, и поморщиться не пришлось, и в проеме показался болезненно худой человек. Он кутался в потертое одеяло, поверх которого, словно от холода, подрагивали губы, щеки, безресничные веки над глубоко проваленными глазами и торчащие на почти лысой голове редкие клоки седых волос.
— Кто ты? — спросил Кай с невольной брезгливостью, отметил мгновенное удивление на худом лице и тут же услышал сухое, будто просыпанное песком и пеплом имя:
— Шехур, — и мгновением позже еще два слова: — Что надо?
— Забери коней Истарка, — ткнул поводья в вынырнувшую из-под одеяла сухую руку Кай и тут же пошел прочь.
— Ты видел? Ты видел? — зашептала поспешившая за ним Каттими. — Ты видел, как он смотрел на меня? Глаз не спускал! Зачем тебе его имя?
— Привычка, — пожал плечами Кай и втянул ноздрями солоноватый порыв ветра. — Ну что? Надеюсь, в гостинице пахнет не так погано, как в некоторых туварсинских усадьбах. Да, и кстати, тут недалеко торговая улочка, не знаю как теперь, а раньше там было немало лавочек, которые торговали всякой магической ерундой. Обвешаемся амулетами?
— Тогда уж колокольцами, — поморщилась Каттими. — Может быть, за лихорадочных примут или за придурков каких. Или ты не знаешь, что все эти амулеты лепят из всего, что под руку попадется?
— Может быть, и так, — кивнул Кай и тут же ударил по рукояти обрубка. — А вот мы и проверим, слеп ли торговец или нет. Тот, кто глаз на меч положит, тот что-то видит. А со зрячим и поговорим.
Отыскать зрячего торговца не удалось. В надвигающихся сумерках торговая улица не порадовала путников открытыми лавками, а лишь расстроила засовами и прочными замками на дверях. Даже обычные для Туварсы огни в жилищах лавочников, которые обычно располагались на вторых этажах, не горели. Окна были наглухо зашторены плотными занавесями, к тому же почти все они вдобавок обзавелись еще и решетками. Взглянув на жавшуюся к нему спутницу, Кай вздохнул, поправил на плече пику, ружье и зашагал к ближайшей гостинице, в которой ему уже приходилось как-то столоваться. Выстроенное все из того же мрамора здание тоже не порадовало огнями в окнах, которые на первых этажах так и вовсе были закрыты ставнями. В сгущающихся сумерках давно уже безлюдная улица казалась уже зловещей.
— Обратила внимание? — спросил Кай. — На воротах не было селян, только сами же горожане. Да путников не много. Но все торопились внутрь до сумерек. И я бы не сказал, что все хотели оказаться под крышей.
— Да, — согласилась Каттими, прикусывая губу. — Я бы тоже не отказалась оказаться под крышей и… за крепкими стенами и под замком.
— В темницу, что ли, захотела? — делано удивился Кай и тут же загрохотал комлем пики по железной двери. — Наххан! Открывай! Думаешь, я не узнаю твой сип за железом толщиной в палец? Это Кай — зеленоглазый охотник! Помнишь такого? Больше года назад две недели у тебя жил! Открывай, друг, а то что-то мне совсем перестали нравиться ночные улицы твоего города!
Через какой-то час Кай и Каттими, по очереди истратив солидную порцию горячей воды в моечной заботливого Наххана, присели у тлеющего углями камина перед столом с обычным для Туварсы угощением — кубками пряного вина, томленной на медленном огне дичью и тушенными в вине овощами. Хозяин — ширококостный крепыш лет пятидесяти, — который только что не облобызал Кая в дверях собственного заведения, заботливо разложил угощения по плоским блюдам и собственноручно посек на лоскуты тонкий туварсинский хлеб, который следовало макать в поставленное посреди нежданного великолепия жестяное корытце с пряным фруктовым маслом.
— Вот об этом я когда-то и мечтал, — проговорил Кай, погладив себя по животу. — Прикупить к старости домик на туварсинской скале, смотреть в окно, слушать, как стреляют угли в камине, потягивать густое вино и слизывать масло с пальцев. Видишь, хозяин, вроде я и не старый еще, а мечта сбылась. Почти сбылась. Денежку просадил, на домик не хватает. Но на твою гостиницу вполне еще. Вот только в окно посмотреть не получается. Или днем открываешь ставни?
— Нет, — с грустью замотал головой Наххан. — Да и зачем? Постояльцев нет. Давно уже нет, с полгода. Я здесь вроде сторожа. Жену и детей отправил к ее брату, в Ак. Там поспокойнее вроде, хотя кто знает. Пагуба-то не избылась пока. Вот только никогда б не подумал, что так она обернется. Многое переменилось, Кай, с тех пор, как вы по прибрежным лесам мерзость выбивали. Только недолго мы сладко дышали. С конца прошлой зимы беда в город пришла.
— Что же за беда, хозяин? — глотнул вина Кай. — Судя по столу, и бедовее были времена, или нет?
— Смерть, охотник, смерть, — вздохнул Наххан. — На стол не смотри, в былые времена я не бедствовал, за полгода достаток мудрено проесть. Только не в достатке дело. Смерть ходит по улицам Туварсы, а лица своего не кажет. Сначала одного нашли мертвым, потом другого, а там уж ни дня без мертвеца на улицах не обходилось. А когда и по десятку случалось, и по два. Дозоры стали выставлять — без толку. Дошло уж до того, что троих дозорных разметало по мостовой.
— Зверь? Человек? — наклонился вперед Кай.
— Если по телам судить, то неясно, — пожал плечами Наххан. — Которые тела зарублены, а которые разорваны словно. Не всегда и покойника по частям собрать удавалось. Только ведь нет зверья в городе. Летунов и в разгар Пагубы в небе не мельтешило, а теперь и вовсе не видать. Собак сами повывели. Дошло до того, что никто с сумерек вовсе на улицу носа не кажет. Так говорят, что убивать и в домах начали. Реже, но начали. Только решетки и спасают на окнах. Так дело ведь не только в смертях. На каждого убитого с пяток без вести пропавших.
— Что стража делает? — спросил Кай.
— Рогоголовые-то? — с неудовольствием переспросил Наххан. — А что им делать? Боятся, как и все. Чуть к вечеру, ворота запирают да прячутся по сторожкам и казармам. По первости вовсе город хотели закрыть, но потом прикинули, что смерти не убывают, да и чем будет город жить? И так уж торговцы уполовинились, летом приезжих, охочих до туварсинского вина или шелка, тоже вдвое меньше было, на тот год вовсе не станет, да и в деревнях близ города то же самое лихо бродит. И что интересно, мерзость пустотная словно поисчезала всюду.
— Приделанные? — спросил Кай. — Среди мертвых приделанные были?
— Думаешь, что не все мертвяки жертвы? — переспросил Наххан. — Прикидывали по-всякому. Нет, приятель. Все мертвяки — обычные люди. И кровь у них обычная. Слышал я, что бывают уже приделанные, которых особо и не отличишь от обычного человека, но каждый труп лучшие колдуны осматривали! Ни одного приделанного не нашлось! Да и что говорить, обычные люди под раздачу попадали, и потом, в домах, — редко когда кто исчезал без следа, обычно полная комната кровищи и окно или дверь настежь. Ну и золото пропадало, не без этого. Так опять же не всегда.
