По устоявшейся привычке он попытался найти себе в городе жилье поскромнее, но будучи незамедлительно отловлен предупрежденными мною жандармами на вокзале, препровожден ими «под конвоем» в отель «Экспресс». В номер люкс. Благо недалеко. Только площадь перейти. Красивую площадь, неуловимо смахивающую стилем зданий на Красную в земной Москве.

Когда я нанес ему визит, подполковник извел меня попреками, что он не такое уж большое жалованье получает, чтобы так роскошно жить.

Вахрумка практически не изменился со времен нашей совместной службы в штабе Ольмюцкой армии. Разве что лицо сильно обветрилось, и загар к нему прилип насмерть. В городе он решил щегольнуть, видимо, редко им надеваемым белым кителем, на котором из наград носил только орден Бисера Великого на шее. И погоны инженер-подполковника, естественно. Я перед ним со всеми своими «железками» на мундире смотрелся как ряженый «украинский ко́зак» у здания Норильской думы.

– Успокойся. В данный момент ты живешь здесь за счет программы строительства горной железной дороги. Здесь не только твоя спальня, но и рабочий кабинет, – открыл я дверь в смежную с гостиной комнату.

В ней все было заранее приспособлено для бумажной работы. В том числе и «инженерный центр Кобчика» – кульман то бишь. И вся «канцелярщина» завезена по полной программе. Садись и работай. Два стола письменных есть. Шкафы и удобные стулья.

Далее я устроил ему экскурсию по номеру, хотя подозревал, что инженер сам все уже успел осмотреть. Ох и горд же я был в этот момент. Лучший отель в империи я отгрохал. Нигде пока такого нет. Роскошней есть. А удобней нет.

– В большой гостиной, – а она действительно была большой, метров сорок квадратных, – можешь проводить узкие совещания и приватные банкеты. Вход в спальню через холл, мимо санузла. Телефон проведут сюда через неделю, как запустят подстанцию в отеле. Пока можешь в коридорной рекреации посадить пяток курьеров – диваны им поставим. Завтрак, обед, ужин могут подать в номер, а можешь и сам спуститься в ресторан. По желанию. Для расширенных заседаний к твоим услугам также Зал совещаний в отеле и Малый каминный зал, только подай заранее заявку. И через неделю откроется большим концертом конференц-зал на первом этаже. Будут столичные знаменитости.

– Непривычно как-то… – гнул Вахрумка свою линию, морща лоб. – Неуютно здесь мне. И убираться много.

– Убирать и менять постельное белье тебе будет горничная ежедневно. Денщик твой может спать в гостиной на диване, – пояснил я ситуацию.

– У меня вместо денщика чертежник, – ответил инженер раздраженно. Наверняка его этим уже достали доброхоты.

Вахрумка вообще выбивался из офицерской среды тем, что не эксплуатировал труд солдат к своей личной выгоде. Любого другого давно бы с потрохами съели в армейской среде, но он молочный брат ольмюцкого кронпринца… Впрочем, как посмотреть. «Стройки века» двух железных дорог через горы в глухих местах империи можно считать почетной ссылкой. Как, впрочем, и мое пребывание в Калуге.

– Тем более, – кивнул ему я. – Чертежник должен быть всегда под рукой.

Поднял я себе настроение, глядя, как Вахрумка озадаченно таращится на трехспальное ложе под девизом «Ленин с нами» в опочивальной комнате номера. Даже прогрессивный санузел не произвел на него такого сильного впечатления.

Тут постучали в дверь. Подросток-рассыльный в форменной куртке отеля вкатил сервировочный столик.

– Присаживайся, полковник, соловья баснями не кормят, – пригласил я.

– Какого соловья? – не понял меня Вахрумка, глядя, как ловко пацанчик сервирует край большого стола гостиной.

– Птичка есть такая. Певчая, – пояснил я, готовый провалиться сквозь землю: чуть не спалился как маленький. – Обувь, кстати, на ночь выставляй в коридор. Почистят. Входит в стоимость проживания.

Инженер сел за стол напротив меня.

– Ну, с приехалом… – поднял я бутылку с контрабандным коньяком, после того как закрылась дверь за стюардом, и разлил по рюмкам этот нектар десятилетней выдержки. – Рассказывай. Я не зря рельсы тут катаю?

– Не зря. Насыпь пленные положили хорошо, грамотно, не размоет дождями. Но почему она такая кривая? То туда, то сюда. Тех же рельсов потребуется намного больше.

– На этой насыпи был задействован всего один грейдер, два бульдозера и один скрепер. Больше выделить не могли. Все остальное пленные сделали ручками, топая везде ножками. Посчитали, и оказалось, что вскрышные работы по равнению холмов да засыпка низин даже с применением механизации обойдется намного дороже. Это не считая фактора времени. Зато до предгорий нет ни одного участка уклоном больше трех градусов.

– Это я уже отметил, – ответил Вахрумка с набитым ртом.

Рыбка, копченная уже в Калуге, была очень вкусна. Местный специалитет. Две артели рыбаков из низовий поселились у нас на противоположном берегу. С утра они торговали на территории будущего Речного вокзала свежей рыбой, а после обеда уплывали на свой берег коптить то, что не распродали живьем, и еще соревновались, у кого рыба будет вкуснее.

Архитекторы уже выходили на меня с предложением часть территории около Речного вокзала отдать под крытый рыбный рынок. Я одобрил. Хоть прилавки там будут мраморные, ветеринарный контроль какой-никакой и санитарный врач.

Санитарную службу в городе мы сразу поставили «на вырост». Они даже за этой самодеятельностью рыбаков следили.

– Прокатный стан свой покажешь? – спросил Вахрумка, оттаяв эмоциями от хорошего коньяка. – А то про него все только говорят, но никто еще не видел.

– Конечно. Как только, так сразу. Пока там еще нечего смотреть. Монтируют люди большие железки с чугунными катками. А так стан как стан.

– Это правда, что твои рельсы будут целиком из литой стали?

– Правда, – подтвердил я, вторично разливая республиканский нектар по пузатым рюмкам.

В Реции делали из виноградных отжимов что-то похожее на болгарскую ракию или грузинскую чачу, а вот дождаться созревания хорошего коньяка у горцев терпелки не хватало. Либо продавали все, либо сами потребляли.

– Но для гор нужен особый металл, – заявил Вахрумка. – Там климатические условия эксплуатации иные. Сварные рельсы можно было комбинировать как угодно из разных сортов крицы… и то высоко в горах они на морозе лопались под нагрузкой.

– Какой скажешь, такой металл мы тебе и отольем, – обнадежил его я.

– Не может такого быть, – удивился инженер.

– Очень даже может. Но всего шестьдесят тонн в сутки… пока.

– Почему пока?

– Потому что только к Новому году запустим еще одну сталеварную печь. Еще на тридцать тонн разовой плавки.

– А стре́лки?

– Стре́лки пока будешь брать в империи. Научимся их отливать здесь – будут местные. Так что считай-рассчитывай свои потребности. Стрелок, кстати, тебе потребуется меньше обычного, потому как насыпь сразу строили с расчетом на двупутку вплоть до нефтеносного района. А там сам на месте покажешь, где ответвление в горы проводить будешь.

– Понятно. – Инженер подвинул к бутылке свою большую рюмку, и я ее снова наполнил на треть. – Первым делом ваша вонючая нефть. Хитры вы с Ремидием.

– За нефтью будущее, – парировал я. – К тому же паровозы на твоей будущей дороге будут ходить на ней же.

– А если поезд дальний? Паровоз его тянет угольный?

– Долго ли перецепить паровоз? – усмехнулся я. – Анекдот слышал?

– Какой? – заинтересованно спросил инженер.

– Рецкий горец высовывает голову в окно вагона на глухом разъезде и спрашивает: «Что стоим?» Ему с перрона отвечают: «Меняем паровоз». «А на что меняем?» – переспрашивает. «На паровоз», – отвечают. «Я таки не вижу смысла этой коммерции», – чешет он свой белобрысый затылок.

Вахрумка отсмеялся и вытер губы салфеткой.

– Спасибо, Савва, все было вкусно. Давно так не ел.

– Небось все сухомяткой перебивался в этой своей Отогузии?

– Нет. Питался нормально. Из солдатского котла с полевой кухни. У нас отдельного офицерского питания не было в заводе – излишняя роскошь. В горах не так много свободного места и еще меньше топлива. Тем более в таких диких, как отогузские.