В папке было все. Медицинское заключение о постконтузионном синдроме, полученном мною днями при аварии дирижабля, и еще куча всякой медицинской терминологии, связанной с моими прошлыми ранениями и контузией. Рекомендация — покой и успокаивающие препараты растительного происхождения. (Ага… дым-глина, иоптыть.) Срок лечения — полгода. И когда только успели состряпать? Самое смешное, что я здоров как бык.

Отпускное свидетельство. Подписи. Печати… честь по чести.

Именной чек в банк с начислением жалованья сразу за полгода вперед, правда, только по линии Онкена. В воздухоплавательной эскадре я за штатом с сегодняшнего дня без содержания. Из ЧК я сам подал в отставку.

Чек с компенсацией недополученного вещевого снабжения, порционов и рационов.

Чек с компенсацией затрат на лекарства, без отчета трат.

Предписание от службы Онкена о прикреплении ко мне охраны за счет Дворца. (Не обманул.) И банковская платежка о перечислении их жалованья и порционов во втуцкий банк. Сразу за полгода. Персональный состав охраны определялся мной самим.

Бесплатный железнодорожный воинский литер до Втуца на одного меня. Это уже просто издевка, учитывая, что у меня собственный эшелон стоит на запасных путях. С салон-вагоном.

Открытое литерное предписание на личный эшелон для ВОСО. Только на один эшелон. Уязвили. Хорошо еще, что два состава с бревнами я уже отправил тихим ходом вперед своими паровозами.

Так… Онкен меня видеть не желает, иначе бы он мальчонку прислал с приглашением посетить его кабинет, а не бумажки мне в зубы сунуть.

Вроде все. Никаких дел в Будвице у меня больше нет. Хотя на повестке дня еще заранее оговоренная встреча с генералом Моласом в штабе. Хорошо им говорить «не лезь в политику», когда эта политика сама ко мне лезет, не отогнать.

Похоже, борясь с дурацкой аристократической контрразведкой, Бисеры профукали военную разведку, которая, как мне кажется, давно и плотно сидит под императором. И без аристократов эта структура, что характерно. Начинаю подозревать, что создание имперской контрразведки императором было заранее инициировано для выявления чересчур амбициозных графьёв. Потому как параллельно тихо и без афиширования, но вполне эффективно работала дофронтовая армейская разведка, реально выполняя функции этой опереточной контрразведки. Черт ногу сломит в их имперских интригах.

Поймал извозчика и приказал отвезти меня в ближайший галантерейный магазин. Портфель купить. Не ходить же мне с канцелярской папкой под мышкой.

В назначенное время в кабинете у Моласа неожиданно оказался еще и Аршфорт. К нему я и обратился как к самому старшему по чину. Устав надо чтить, особенно в моем опальном положении, когда нет уже у меня временного генеральского ранга и чрезвычайных полномочий комиссара ЧК.

— Ваше превосходительство, лейтенант воздушного флота Кобчик. Разрешите обратиться к генералу Моласу, — оттарабанил я по уставу, а представился так, потому как был в парадной флотской форме, которую надел для аудиенции.

Аршфорт повернулся ко второму квартирмейстеру фронта и удивленно спросил:

— Что это с ним?

— Его сегодня император за штат вывел в воздушном флоте, — удовлетворил любопытство командарма Молас.

— А-а-а… — протянул многозначительно генерал пехоты. — Так не надо было дирижабли ломать. Ты бы видел, Саем, какие танцы вокруг этих обломков господин Гурвинек выделывал, а уж какие песни пел… боцман стоял с открытым ртом и чуть ли не записывал. — И, повернувшись ко мне, принял вид фрунтового служаки: — Извольте обратиться как положено, молодой человек.

Я крякнул, но тем не менее подчинился.

— Лейтенант воздушного флота в резерве Савва Кобчик. Ваше превосходительство, разрешите обратиться к господину генерал-майору.

— Обращайтесь, — разрешил командарм.

— Господин генерал-майор, лейтенант воздушного флота в резерве Савва Кобчик прибыл по вашему приглашению.

— Снимай шинель, вешай там, у двери, — ласковым голосом пророкотал Молас. — Надолго тебя в резерв законопатили?

— Пока на полгода, экселенц, а там как медкомиссия решит, допускать меня к полетам или нет, — ответил я, вешая шинель с шапкой на трехрогую вешалку.

Когда я повернулся, у Аршфорта слегка отвисла челюсть.

— Ты когда успел столько орденов заработать? Тут, понимаешь, армией командуешь… — оборвал генерал пехоты фразу на полуслове.

— С начала этой войны, ваше превосходительство, — ответил я честно.

Да, иконостас у меня солидный, что и говорить. К тому же редко когда я ношу его полностью, обычно только те ордена, которые по уставу снимать с мундира не положено. Но тут случай особый — на аудиенцию к королю ходят при полном параде.

— Силен. Хотя… два ордена ты только при мне от императора получил этой осенью. Присаживайся к столу, имперский рыцарь, думу будем думать. Саем мне тут рассказал со смехом, как ты в присутствии короля драконил полковника из генштаба. Да так, что от него только перья летели. Было такое?

— Было, ваше превосходительство, — не стал я запираться, присаживаясь на табурет у стола. — Я тогда еще в фельдфебелях гвардейской артиллерии состоял.

— Допустим, ты и сейчас в гвардейской артиллерии лейтенантом состоишь, — усмехнулся Молас. — А по какому случаю парад?

— В полдень у его величества прошла аудиенция, на которой я подал в отставку с поста королевского комиссара. И она была принята. После нее прямо к вам. Вот потому я в полной парадной форме. Протокол требовал.

— Надеюсь, его величество не обиделся на то, что ты предпочел форму воздушного флота униформе его гвардии? — задумчиво спросил Молас.

В ответ я только пожал плечами. Мне казалось, что подавать представления о награждении матросов и офицеров дирижабля уместнее всего в форме воздушного флота. Так и сказал.

— На вид взрослый, а не умеет нюансы учитывать… — высказался Аршфорт. — А еще барон.

— Ваше превосходительство, я барон без году неделя, а по жизни я — простой деревенский кузнец, которого с детства разным политесам не учили, — ответил я, стараясь не злиться.

— Учиться никогда не поздно, — назидательно сказал Молас. — Было бы желание.

— Я с первого дня в армии только и делаю, что учусь, — огрызнулся я, стараясь, чтобы это не выглядело агрессивно. — Несмотря на то что я доброволец, направили меня в стройбат кайлом махать, потому что я тогда даже рецкой письменной грамоты не знал. Горец я, ваши превосходительства.

— Вот так вот, ваше превосходительство, — усмехнулся Молас. — Это нам почетный доктор Политеха говорит. Изобретатель автоматического пулемета. А вы все про какого-то индюка-полковника из генштаба, которого здесь на место поставили фельдфебелем.

— Меня сейчас больше именно этот эпизод с полковником беспокоит. Это точно, что именно после выступления Кобчика поменяли весь план наступления Восточного фронта?

— Я тому свидетель, ваше превосходительство, — констатировал Молас.

— Тогда возьми с него подписку о неразглашении, — попросил квартирмейстера Аршфорт.

Что и было сделано. Я охотно подписал документ, сулящий страшными карами за… Одним больше, одним меньше.

Когда Молас убрал подписанную мной бумагу в стол, Аршфорт расстелил на столе карту.

— Император требует от меня как можно быстрее покончить с осадой Щеттинпорта, — пояснил командарм свои действия.

— Тем более что царцы готовят зимнее наступление по льду Ныси, которая за эту зиму замерзла так, что по ней даже тяжелую артиллерию перетащить можно, — добавил Молас.

— А от меня что требуется? — не понял я. — От контуженного субалтерна, находящегося на излечении от нервической горячки и постконтузионного синдрома.

— Ты понял, ваше превосходительство, какой изощренный ум у этого офицера? Он тебе сейчас насоветует, а ответственности нести не будет, так как советовал почти в нервическом бреду, — засмеялся второй квартирмейстер фронта.

— Я сам разберусь, что бред, а что нет, — возразил ему Аршфорт. — Армией командую я, а не советники, так что и ответственность вся полностью только моя. Введи нас, разведка, в курс дела по расположению врага от моря до узловой станции. Дальше уже зона ответственности южной армии.