– Восемь.

Бодрствовали восемь матросов, а с восемью не справиться бесшумно. Но что-то следовало предпринять…

Гарон посмотрел на Хагена, словно спрашивая совета.

– Эй, ребята! – позвал пересмешник голосом одного из вахтенных. – Тут какая-то штуковина плывет… странная очень…

– Морская девка, что ли? – послышался из трюма ленивый возглас. – Да кому она нужна, тварь хвостатая…

Раздался взрыв хохота.

– Не, это что-то другое! – продолжал играть Хаген. Удивление в глазах Гарона угасло, он начал беззвучно отдавать приказы своим помощникам. – Вроде бревна… но с глазами… и с шипами!

Существо, рожденное фантазией пересмешника, вряд ли смогло бы удержаться на воде, и все-таки один из матросов заинтересовался:

– С шипами, говоришь? Ну, сейчас поглядим…

Высокий и худой как щепка парень выбрался на палубу и пошел в сторону Хагена, но не успел сделать и двух шагов, как повалился навзничь. Гарон еле успел его подхватить и оттащил туда, где уже лежали вахтенные.

Дальше Хаген вел беседу сам с собой, на два голоса. На «бревно с глазами» купились еще двое матросов, а потом пересмешник ненадолго замолчал – и тут же появился еще один, почувствовавший неладное. Случилось с ним то же самое, что и с остальными.

– Осталось четверо, – шепнул Гарон. – И спящие. Теперь наша очередь, оборотень!

Он спрыгнул в трюм первым, следом отправились остальные, а когда спустился Хаген, там уже было тихо и спокойно. Пересмешник не сумел сдержаться: при виде неподвижных тел он вздрогнул и опасливо огляделся. Что помешает этим лихим ребятам выкинуть его за борт и отправиться на черном корабле в погоню за удачей, которая так долго обходила их стороной? Ведь Лайре они слова не давали…

– Тащите-ка сюда капитана, – скомандовал Гарон. – Хочу с ним поболтать чуток. А ты не трусь, оборотень. Я, быть может, и сошел с ума, но все-таки остался честным человеком.

Пересмешник ничего не сказал; ему сделалось стыдно за собственные мысли. Гарон это прекрасно почувствовал, но тоже промолчал – его, как было видно по лицу, что-то беспокоило. В ожидании, пока капитана черного корабля приведут – а в том, что у «ребят» все получится, уже никто не сомневался, – Гарон прошелся по палубе, где бо́льшую часть свободного места занимали пушки. Десять орудий стояли в два ряда, по левому и правому борту, устремив носатые рыла наружу. Хаген предпочел разглядывать их издалека.

Впрочем, пушки, готовые нести смерть и разрушение, выглядели вовсе не так жутко, как успел вообразить себе пересмешник, ни разу в жизни не бывавший в форте и имевший представление о звездном огне лишь по его запаху. Оказалось, что «пушка» – это металлическая труба, окольцованная в нескольких местах обручами и установленная на низкой платформе. Рядом с каждым орудием стояли ящики; из одного такого ящика Гарон вынул некий тяжелый круглый предмет и сказал, не глядя на пересмешника:

– Вот летит эта штуковина и, ударившись о борт корабля, взрывается. Все вокруг начинает гореть, и огонь потушить невозможно. Да к тому же фрегат мгновенно впадает в такую ярость, что даже самый умелый капитан не сумеет с ним справиться. Поэтому обычно даже захудалому форту хватает одного выстрела, чтобы какой-нибудь наглый пират удрал, поджав хвост… одного, ну, двух выстрелов. Но меня сейчас волнует другое… – Моряк тяжело вздохнул. – Вот скажи, что ты видишь вокруг?

– Изуродованный фрегат, – ответил Хаген. – Существо, бывшее некогда свободным и прекрасным, но ныне превратившееся в машину для убийства.

– Мне дела нет до фрегата, – грубовато ответил Гарон, но убежденность исчезла из его голоса. – Здесь десять пушек, а их ведь не находят в море. Это плавучий форт, оборотень. Ты думаешь, у того, кто с нами воюет, их всего лишь восемь?

Конечно, у капитана-императора было много пушек и много звездного огня. Хаген понимал, что происходящее – всего лишь начало новой большой войны, в которой у Лайры мало шансов победить, потому что… потому что сначала ему надо пережить эту ночь. Пересмешник уже собрался сказать Гарону, что его интересуют более близкие и конкретные вещи – вроде беззащитной Каамы, чья судьба зависит от них, как вдруг на мгновение ослеп и оглох. Он оказался в полной темноте и тишине, которые царили до начала времен или должны были нагрянуть в конце мира, когда от великого костра, пригрезившегося пересмешнику при появлении Феникса, не останется даже пепла. Осознавать себя запертым в этой темнице было до того жутко, что Хаген боялся сойти с ума.

И тут наваждение прошло.

– Ты чего? – спросил Гарон, но ответить Хаген не успел.

Сверху послышался шум; к ногам пересмешника свалился какой-то незнакомый человек – да так и остался лежать, хотя сознания не потерял. Он скорчился на полу, закрывая голову руками, и простонал:

– Пощадите!

Магус обомлел: вот это скулящее ничтожество, не способное даже взглянуть в глаза тем, кто захватил его корабль, и есть капитан?..

– Встань, – сказал Гарон. – Ты позоришь не только себя, но и всех навигаторов.

Незнакомец – невысокий, худой и сутулый – кое-как взял себя в руки и медленно поднялся. Темнота не скрывала выражения неизбывного ужаса на его лице. Хаген невольно представил себя на месте этого человека: подвластный ему неуязвимый корабль, плавучую крепость, перед которой оказались бессильны король Окраины и один из самых опасных пиратов всего Океана, – этот корабль в мгновение ока захватила горстка оборванцев! Презрение, которое поначалу испытал пересмешник, сменила жалость.

– Кто вы такие? – спросил он, опередив Гарона.

Навигатор взглянул на магуса с внезапной надеждой и сбивчиво затараторил:

– Я тут ни при чем! Меня заставили, это все они, мы должны были встретить тут Задиру, а я вовсе не… нас всех сюда пригнали насильно…

– Не больно-то похоже, – фыркнул Гарон, но Хаген жестом заставил его замолчать.

Задирой в Облачном городе прозвали Вейлана Ястреба. Значит, Крейн и Арлини не ошиблись: черные фрегаты и в самом деле ждут подкрепления, причем существенного.

«Этой ночью все решится, – понял Хаген. – Медлить больше нельзя».

Но горе-капитан продолжал говорить, и от его слов у магуса волосы встали дыбом.

– Я никакой не навигатор… – В это верилось легко, чего нельзя было сказать об остальном. – Меня нашли слуги Вейлана в таверне, в Облачном городе… предложили корабль, но не простой. А я ведь был когда-то первым помощником, но капитану с чего-то взбрело в голову, что я хочу переманить фрегат и команду! Он высадил меня на необитаемом острове, и спастись мне удалось лишь по чистой случайности… Они всю эту команду собирали по тавернам, среди тех, кому некуда было идти! Они говорили, что у императора три сотни таких фрегатов и скоро Окраина падет!

– Да сколько можно! – вдруг зарычал Гарон и огромной лапищей схватил «навигатора» за шиворот. – Искусай меня медуза, с тобой рядом дышать нечем! Будь я твоим капитаном, самолично скормил бы такого помощника кракену, да еще пожелал бы ему приятного аппетита! «Эта» команда? Твоя команда, трусливая дрянь! Или ты и впрямь не чувствуешь никакой связи с матросами и с фрегатом?!

– Нет… – пролепетал несчастный. – Фрегат же мертвый, с ним не может быть…

…Тьма со всех сторон, ни звука, ни проблеска, – воплощенный ужас, куда более страшный ад, чем глубинное царство Великого Шторма. Верните, верните мне солнце и море, безмолвно взмолился пересмешник, или убейте насовсем…

– Хаген!

Магус очнулся: он лежал на палубе и видел над собой обеспокоенную физиономию Гарона. Навигатора рядом не оказалось, и Хаген понял, что пробыл без сознания несколько дольше, чем решил поначалу.

– Что ты с ним сделал?

– Убил и съел… – Моряк хохотнул при виде его растерянности и протянул лапищу, помогая встать. – Отправил в каюту и велел запереть дверь покрепче. Твои друзья, верно, захотят с ним побеседовать. А вот скажи, ты часто падаешь в обморок, словно юная девица?

– Я что-то почувствовал, – признался магус. – Как будто услышал чей-то голос… и оказался в странном месте, где очень темно… – Он вдруг заметил, как по лицу Гарона пробежала тень. – Эй, да ты ведь тоже это видел!