Кто-то крикнул: Что-то [?], батюшка, не то.
Поп, стоя в царских вратах, — «Эй, черт»
Создалась сумятица, вой и плач.
В Казанском соборе как[ой]-то подросток, озорничая задумал закурить от свечки, чуть не разорвали
Второй день, как лежит Сер[афима] Павл[овна]. Припадок печени. Второй день воды нет. Измаялись, измучились. Вчера я не выходил из дому, сторожа. А сегодня сбегал в лавку, Господи, словно пух зеленый налетел и покрыл деревья и у нас по линии трава.
второй день в [1 нрзб.] t 15° R.
А меня, как ночь, душит кашель. Господи, измаялись, измучились.
— Вы упали духом?
— Я? — вот вода у нас не подымается, сердце горит
Сижу и чувствую, что топлюсь — —
дома воды нет, опоздаю, и не принесут.
ветер воет
ехал, смотрел на Неву
бежит, бежит — —
«Завтра к Ложкомоеву надо идти, стоять в очереди, клянчить»
Подумал
а Нева бежит — —
По площади идти побоялся,
холод такой нестерпимый — думаю, не вынесешь
Как это зиму прожили!
А тут апрель и сил нет.
Просто ничего не просить, так отдаться на волю Божию
и сгинуть — — очень скоро.
Эх, воду прозеваю.
Опять, опять ветер —
Прогревает на солнце.
Рассматривает — заснуть? — и от курева дремлется часы слышу ясно — идут
Опять воду вспомнил.
15.III. 1921
р[або]ты Лени[на?]
зарождение нэпа
16-17-1918 Уб[ит]
Н[иколай] II
Пишу письмо, стихами
пиром чирнило моего
но я прощу тут вас слезами
не растолхуйте мне его.
Подумайте, знать, что никогда не будет на нашей улице праздник, это ужасно.
Петлин
Крошкин
VII Гошку 1920 31.VI — 1921 5.VIII Петербург
30.VI. На новую квартиру переехали Троицкая, 4 кв. 1.
5.VIII. То, чего она так боялась, о чем боялась думать, что может случиться и с нею, а это случалось (кто [1 нрзб.] и очередь [?] только в сказках, с той девочкой, за которой гналась Баба-Яга и настигла и ловила, случилось сегодня утром под полдень на Троицкой ул.
Пишу тебе писмо, стихами пиром чирнило моего но я прошу тут вас слезами ну растоой же вылинялой
Девочка лет 5-и не больше, девчоночка в бледно голубом вылинялом платьице и такой же вылинялой бледно желтой кофточке, стиснув в ручонках коробочку с папиросами, обернутую белой бум[аг]ой металась со стороны в сторону с криком из [2 нрзб.] ни за что не поддаваясь мальчишке-милиционеру в защ[итной] курт[ке], кото[рый] добродуш[но] с улыбкой не злой (смешно ведь!) гонялся за ней и никак не мог изловить.
И не поймал бы, если бы были ей ворота, но еще двое в темном пересекли ей дорогу и схватил ее, улыбаясь под истошный крик
— Дяден[ька], дяд[енька], отпусти!
— Оставь ее, оставь ее! — голоса из остановившихся прохожих, к[отор]ые следили за всей этой сказочной правдошной сценой.
И на лицах не было никакого удовлетворения, что вот под полдень случилось то, что случалось только в тех страшных сказках, которые любила эта несчастная девчонка.
Я пересекал всю эту гоньбу, ни на минуту не задержавшись, все видя и сердцем обращенный к той минуте, которая, м[ожет] б[ыть] на всю жизнь перевернет душу этой девчонки.
Последнее время думал много о всех событиях наших и всего мира.
М[ожет] б[ыть] иначе нельзя. Нельзя, невозможно, ч[то]б[ы] ч[еловеческ]ая порода добровольно пошла подругому в царство духа.
Надо насилие, огонь, надо устрашить, гнать человечество.
Иначе нельзя, по косности своей не [может — зачеркнуто Ремизовым. — А. Г.] в состоянии человек сам своею силою. Инквизиция огнем думала спасти душу человека; а я думаю террором — уздой декретов — можно спасти человечество] — вывести его на новую дорогу.
В переустройстве матерьяльн[ых] отношений матерьяльное выставляется идеалом — материальным.
но это кажущееся по ограниченности человеческой,
путь же через матерьяльное к духу.
обвивается вокруг сердца, как язык и кровь течет из сердца
Я больше не вижу небо.
Я вижу улицу, толкучку, торговлю и облаву
24.VIII.
Есть русские люди бессовестные, такие, как Роз. Тин. Гор.
— " — и подл[ые]
26. VIII. Собственность не воров[ство], а собака на сене
но уничтожение собств[енности] требует высокого развития духа человеческого, развивалось терпение создают не идеи, а корысть книжность ничего, вино, корысть, торг[овля] [1 нрзб.] (брови) Нищие, а самовар есть [3 нрзб.]
30.IX. Утро. Иду за молоком в Петрокоммуну. Всякий день дают. 1 бутылку за 32 р. Великое благодеяние. Но я всякий день должен ходить с Троицкой на Адмиралт[ейскую] набережную] 12.
Больше никуда не выходил.
Когда шел, мысленно писал до ожесточения. Писал 1 сцену из Китовраса, статью о Скоморохах (Огоньки) и Шум Города (рассказ).
А вернулся — разбитый. Куда уж писать! Точно сожжен. И только к вечеру восстал. Но тут принес Алянский переписку Гершензона и Вяч. Иванова.
И до поздней ночи читали мы с Соломоном: он за Гершензона, я за Вяч. Иванова.
1.Х. Утро. Вся душа переполнена. Сел бы к столу и писал: А надо идти. Куда идти?
— В Петрокоммуну, все за той же бутылкой молока. И это еще вовсе не означает, что вот я пришел и получил, нет, я еще должен, как водится, подождать и вочередиться. Без этого никакая добыча не дается и ничего получить нельзя.
Сначала пошел в контору Г[р]жебину. Потолкался (который месяц хожу выручать рукопись своего «Рва львиного»). Сегодня там все сердитые. Поправил вывеску «галоши» на «калоши» и пошел дальше. — — в Петрокоммуну. Первый холодный день. Иззяб. Из Петроком[муны] с бутылкой вернулся домой и сейчас же пошел в ПТО на Литейный. А вернулся совсем замороженный и посеревший. И дома холодно.
Иногда мне кажется, что [больше] уж не выдержу — я, ведь, совсем обескровленный, и если держусь на ногах, когда весь валюсь, то только упорным духом своим. Вечером писал расск[аз]. И окончили с Соломоном переписку Гершензона с Вяч. Ивановым.
2.Х. Утро. Ой, как холодно сегодня. Все окно запотело. Снег шел. Пошел в Балтфлот прикреплять карточку С. П. Из Балтфлота в Дом Ученых. И опять беда: не ту карточку принес: надо желтую, а я зеленую. Слава Богу, что в Б[алт]Ф[лоте] хлеба выдали. С хлебом вернулся домой и сейчас в ПТО на Литейную. А из ПТО в кухню. После обеда пришел Алянский с рассказом о Уельсе, как Уельса чествовали в Д[оме] И[скусств] — телятину ели с шоколадом.
— Уельс шоколаду не ел! Писал «Шум города».
Поздно вечером пришли С[оломон] Г[итманович] и В. П. — расправляли серебро для игрушечной стены моей. Потерял я мундштук — большое несчастье. Упала лампа и разбилось стекло — не знаю, где и достать теперь.
Лопнул горшок из-под каши — где такой добудешь. И что это такая напасть — все бьется!
3.Х. Сегодня воскресенье. Никуда не идти. Какое счастье! Упала тарелка старинная и пополам, а с тарелкой и ваза из-под цветов — отлетели края.
Весь день писал. Кончил и переписал «Шум города». Заходил после обеда Замятин, принес мундштук. И телефон исправили — две беды прошли.
Что-то Соломона нет — 12-ый час. Устал я сегодня, но эта устал[ость] моя благословенна.
4.Х. Раннее утро. Ясное. Из противопол[ожного] дома вынесли гроб некрашенный деревянно-желтый, поставили на дроги — лошадь рыжая. Только священник серебряный в серебряной митре. Кого это повезут? Какая-то старуха плачет. Лития — вечная память. Возница-мальчишка сел на дроги и повезли — —
И ладан проник через мое окно. Во сне видел Бориса Гитм[ановича Каплуна]. Весь в сером мышином мягком. Показывал мне [1 нрзб.] узкие и [1 нрзб.] яблочный. Потом я очутился на лугу, нагруженный, продовол[ьственными] карточками и удостоверениями. Но какого-то главного у меня не было. И я все схватывался и ахал.