столярный мастер Мишель и Кардасей доделывают галереи (галареи) на малой марлинской каскаде у шлюза (слюза);
балясы красят пока белой краской, потом будут росписывать;
в верхних галереях полы настилают;
роют малые дождевые каналы;
набивают глиной — укрепляют — у больших фонтанов против большой, гладкой каскады, где положены чугунные и деревянные трубы;
Антон Квадрий за штукатуркой смотрит;
Кардасей белым камнем отделывает басейн и перед каскадою;
маляр Федор Григорьев с учениками золотит урны;
дожидают живописца Короваку для молеванья; во флигере печники делают печи из образцов (изразцов?);
как в Монплезире (по Мишелю), делают вставни или затворы в малых палатах у спальни;
отделывают каскады по лестницам и в Монплезире и росписывают;
у шлюза галереи и зымцы (карнизы) прибивают и росписывают;
Франц Цыглер и Конрад Оснер привезли из Петербурга две деревянные фигуры к концам стоков, деревянного драка и две деревянных куриц (работа Пинови) — фигуры переделывают, а к драку и курицам Полсолем свинцовые трубки делает для фонтана в нишелях решетчатых;
проводят от большой фонтаны (фонтана) чугунные трубы к нужнику в Монплезире: надо поднять свинцовый ящик в столчаке, чтобы из лягушек било воды одинаково.
Спешат. У мастеров — людей для работ с избытком («с удовольством»). Не проронить бы какой работы!
Оберкомисар Ульян Синявин всегда под железной рукой: скорей!
*
«В Монплезире по другую сторону шайфы или чуланец, конечно, вели поставить и росписать, а в нужнике сукном зеленым столчак и стены убить. Во флигере ко всем дверям замки прирезать. И вычистить и насыпать можжевельником, садовнику скажи, подле большого пруда ров покрыть досками и засыпать землею, буде успеет сегодня, буде же не успеет, чтоб не расчинал, и рыбу, как возможно, за решетку вели сажать больше и присланную карпи вели тут же посадить. Солдат петергофской команды из Стрелиной мызы сойми, а оставь пятьдесят человек, кои у каменной тески, о чем к Бачманову присем письмо. А яхта, которая прислана от светлейшего князя, вели поконопатить и починить не вынимая, в босейне, поваля на бок. И на всех работах, чтоб исправно было — надеюсь, что завтра императорское величество будет к Бронштейну до сих мест. Дай шлюпку и пришли ево немедленно сюда, а квартирмейстеру вели явиться у меня! Во флигире кроватей по пяти и по шти надобно изготовить и столов, чтоб было числом двадцать и с старым. А кроватей не худо б, чтобы и больше изготовить! В голореях штукаторную работу надобно конечно поспешить и очистить начисто весь сор по дорогам, — с подкреплением садовнику прикажи! Мосты в верхних голореях чтоб гладки были и крепки, где ставится будут игры. И провесть покрытый каналец от саду мимо флигерей, чтоб вода не взливалась на мост с огороду. Учеников как на кашкадах, так на фонтанах определить лучших, отменных, и сделать им роспись и определить над ними добрых урядников и капралов, дабы всяко свое место знал и меня репортевать».
А комиссар Павлов под постоянным «на тебе все взыщется» знает, дело не убежит, и на ордера «предлагает свои известия», рассвечивая их не общим, а словом своим именным на каждую работу:
«в большом канале разломанной стены на 11 сажен, в том числе камнем выкладено и глиною набито, а дерном не выстлано на 5 сажен;
«на четвертой стороне стенки в одну линию сваи побиты, брусье наложены и щиты защают; в другую линию сваи бьют и сегодня начнут на-дво связи класть;
«от моря под фашины землю ровняют, от малого прудка речки мелким камнем выкладывают, перемиду делают.
*
А надо спешить — надо во что бы то ни стало исполнить все по пунктам к сроку — еще, еще одно лето! — а и загнул-таки задачу! какой там на лето! — да и средств нет —
Денег не хватает на жалованье, нечем платить —
— кровельный (покрывальный) мастер Генекре непрестанно докучает!
— резному мастеру Оснеру только в сентябре выдали 100 рублев в зачет заслуженного жалованья за прошлый год!
— мастеровые из солдат не получили за семь месяцев!
— а рекруты, «употребленные (размещенные) по шестокам» к старым солдатам, «будучи в работе и видя к пропитанию неимущество», бегут — за июль сбежало 10 человек!
А с Пудожи и из Нарвы камень везут: затеваются новые работы уж не в Петергофе, а в Петербурге — у Летнего дома и Госпиталь (Шпиталь).
И опять надо деньги.
И какой-то народ бестолковый: ведь каждому надо втемяшить в башку всякую мелочь, иначе или перепутает, или такое устроит, греха не оберешься.
В Петергоф из иностранцев — послов и посланников — никого не пускают: караул стоял в гавани и на сухом пути за мызниковым двором у моста и от Ораниенбаума (Аранибома) смотрели.
И вот, наконец, фонтаны и каскады — работа итальянцев с архитектором Микентевым — готовы.
Петр затеял выдать замуж старшую свою дочь цецаревну Анну Петровну за герцога голштейн-готторского Фридриха Карла.
Прусскому посланнику барону Мардефельду было разрешено в Петергоф, и велено для него отворить все фонтанные воды.
Старичок, скорбный ногами, этот Мордафельт, прибыл.
В приказе обергофмейстера Матвея Алсуфьева между прочим сказано, чтобы лошадям его давали овес и сено. И тут же оговорено:
«пока он в Петергофе будет».
А не оговори, с дурьей-то головы чего доброго мордафельтовых лошадей будут кормить до скончания веков лошадиных, — всего станется!
Тоже и в другом приказе.
Меншиков распорядился, чтобы всем петербургским гарнизонным полкам, что на работах в Петергофе, быть к Богоявленьеву дню в Петербурге на стоянии у воды.
Ульян Синявин в ордере к Павлову по этому случаю пишет, чтобы отобрать у мастеровых людей этих полков инструменты в казну. И добавляет:
«а когда оные полки в Петергоф возвратятся, тогда по-прежнему им те инструменты отдайте».
Иначе может всякое быть: с великого-то ума отобрать инструменты отберут, но уж назад не жди, не получишь — «велено отобрать!»
Или все это не оттого — не потому что везде такой дурак подобрался, нет, дурак-то дураком, а это исконное наше, от «грозных» и «тишайших» столбцев идет — необыкновенная предусмотрительность от всегдашнего подозрения в злоупотреблении: человек-то уж очень не надежен!
А тут — в «гороскат петровский» под железной рукой, в таких тисках и таком вопиющем «неимуществе» всего жди.
И все эти толковые ордера, «пошпорта», весь этот подробнейший «бумажный аппарат» вовсе не от неуменья, а от глубочайшего недоверия человека к человеку, а к русскому (к своему) в особенности. И это такое исконное русское.
*
Кровля свинцом покрыта, галереи расписаны, фонтаны бьют и каскады — русский Версаль готов.
Петр построил русский Версаль —
не ударить в грязь перед Европой!
Петр — «орлова полку», ни в каких столчаках, зеленым сукном убитых, не нуждался, любил море, механику — фонтаны — раз и строил, всё отделывал так, чтобы как там, в Европе —
И это «по пунктам» —
нет, еще больше, «сверх» —
Россия удивит Европу!
VII РЕЗНОЙ МАСТЕР
Со смерти Петра прошло несколько месяцев, работа идет, как ни в чем не бывало.
Петровский упор необычаен — надолго хватит.
Это — «воля к деянию» такая страсть — действует и тогда, если даже сам-то человек, онегожен, действует и после смерти.
Петровские мастера — люди такой страсти, отчасти и зараженные, или, вернее, завороженные Петром, его необычайным упором и кипью работы: страсть к работе заразительна, как и противоположность ее — праздная тля.
