"Но как быть, должен ли я играть этот вальс?" — спросил я его.

"Играйте его, нечего бояться, я не уйду, только слушайтесь меня: прекращайте или продолжайте играть, когда я вам скажу ".

Я вошел в комнату Мадлен; больная сияла.

Ночь, как и сказал мне г-н д Авриньи, прошла хорошо, и утренний жар продолжал уменьшаться подобно вечернему.

"Ах, друг мой, — сказала она мне, — как я хорошо спала, какой сильной я чувствую себя; мне кажется, если бы мой тиран мне разрешил, — и при этом она бросила на своего отца взгляд безграничной любви, — я пошла бы или полетела бы как птица; но он считает, что знает меня лучше, чем я знаю себя, и на сегодня он опять привязывает меня к этому проклятому креслу ".

"Вы забываете, дорогая Мадлен, — возразил я, — что 277 еще позавчера вы добивались оказаться в этом кресле и, сидя здесь, у открытого окна, чувствовали себя хорошо, как в земном раю. Вчера вы оставались в нем весь день и чувствовали себя счастливой ".

"Да, без сомнения, но то, что было хорошо вчера, не так хорошо сегодня.

Если вы любите меня сегодня так, как вы любили меня вчера, мне этого недостаточно и я не найду удовлетворения в подобной любви. Все чувства, которые не увеличиваются, — уменьшаются.

Знаете, где я хотела бы быть? Я хотела бы быть под этим кустом роз, лежать на этом прекрасном газоне, таком зеленом и, должно быть, таком мягком!"

"Итак, — сказал г-н д ’Авриньи, — я очень рад, дорогая Мадлен, что твое горячее желание ограничивается таким малым; через три дня ты там будешь ".

"Правда, отец?" — воскликнула Мадлен, хлопая в ладоши, как ребенок, которому пообещали давно желанную игрушку.

"И даже сегодня, если хочешь, ты сама дойдешь до этого проклятого кресла. Нужно испытать свои ноги до того, как испытаешь крылья. Однако миссис Браун и я будем тебя поддерживать ".

"И я верю, на самом деле, что вы сделаете хорошо, — сказала Мадлен, — так как, дорогой отец, должна вам признаться, что я очень похожа на тех трусов, которые поднимают большой шум в то время, когда они далеки от опасности, но перед самой угрозой вдруг теряют дар речи и самообладание..

В каком часу мне вставать? Нужно ли ждать полудня? Посмотри, как долго еще ждать, сейчас только десять ".

"Сегодня, дорогое дитя, ты выиграешь час по сравнению со вчерашним, и, поскольку утро теплое, твое окно откроют сейчас же, только наберись терпения ".

Открыли окно; воздух и солнце вошли одновременно.

В это время она наклонилась ко мне.

"А вальс Вебера?" — спросила она.

Я ей ответил утвердительным жестом. С этой минуты она казалась веселой и спокойной.

Пришли сказать, что завтрак готов.

Вот уже несколько дней, как г-н д'Авриньи и я едим вместе.

Раньше, как Вы знаете, дорогая Антуанетта, мы завтракали и обедали по очереди, чтобы один или другой оставался с ней. Теперь ей лучше, и наша предосторожность не нужна.

В одиннадцать часов без нескольких минут г-н д'Авриньи поднялся из-за стола.

"Чтобы дети и больные делали все, что от них требуют, с ними нужно еще более строго держать слово, чем с другими. Я помогу Мадлен встать; вы сможете войти через десять минут ".

И на самом деле через десять минут Мадлен сидела около окна; она была в восторженном состоянии.

С помощью отца и миссис Браун она прошла от кровати до кресла; конечно, без этой двойной поддержки она не смогла бы сделать ни шага. Но как это отличается от предыдущего дня, ведь накануне, чтобы преодолеть это расстояние, ее нужно было нести!

Я сел рядом с ней.

Через несколько минут она сделала нетерпеливое движение. Господин д Авриньи, казалось умевший как по волшебству читать в ее сердце, понял ее.

"Мой дорогой Амори, — сказал он мне, вставая, — вы не покинете Мадлен, не правда ли? Я могу отлучиться на час или на два?"

"Идите, отец, — ответил я ему, — вы застанете меня здесь же ".

"Хорошо ", — сказал он и вышел, поцеловав Мадлен.

"О, быстрей, быстрей, — сказала Мадлен, когда дверь ее спальни закрылась за отцом, — быстрей играйте этот вальс Вебера!

Представьте себе, что со вчерашнего дня я держу в голове его такт и я его слышала всю ночь ".

"Но вы не сможете идти в гостиную, дорогая Мадлен ", — заметил я ей.

"Да, так как с трудом могу держаться на ногах, но оставьте обе двери открытыми, и я вас услышу отсюда ".

Я встал, вспоминая то, что мне рекомендовал г-н д Авриньи.

У меня не было сомнений, что он находился там и наблюдал за дочерью. Я подошел к фортепьяно.

Через две открытые двери я мог видеть Мадлен; в рамке из портьер она казалась похожей на одну из картин Грёза. Она сделала мне знак рукой.

Я открыл ноты.

"Начинайте ", — произнес голос за моей спиной.

Я обернулся и увидел г-на д Авриньи, стоявшего за портьерой гостиной.

Я начал.

Как я уже говорил, это был один из тех изумительных, печальных и страстных мотивов, какой мог сочинить только автор "Фрейшюца ".

Я не знал вальс наизусть и, играя, должен был следить за нотами.

Однако, как в тумане, мне показалось, будто я вижу, как Мадлен встает с кресла; внезапно я обернулся: действительно, она стояла.

Я хотел прекратить игру, но г-н д ’Авринъи увидел мое движение.

"Продолжайте ", — сказал он мне.

Я не останавливался, так что Мадлен не могла заметить заминку.

Казалось, что это поэтическое создание оживало от гармонии и набиралось сил по мере того, как темп игры возрастал.

Она немного постояла, и я увидел, что хрупкая больная начала двигаться сама — и это после того, как отец и гувернантка с большим трудом проводили ее от кровати к креслу. Вот она пошла вперед, медленно, но уверенным шагом, бесшумно, как тень, не опираясь о мебель или стену.

Я повернулся в сторону г-на д ’Авриньи и увидел, что он был бледен как смерть. Я опять готов был остановиться.

"Продолжайте, продолжайте, — тихо приказал он мне, — вспомните кремонскую скрипку ".

Я продолжал играть.

Движения ее становились все более решительными и торопливыми вместе с набиравшим силу темпом мелодии. Мадлен тоже набрала силу, приближалась ко мне все быстрее; наконец она облокотилась о мое плечо. В это время ее отец, пройдя вокруг гостиной, появился позади нее.

"Продолжайте, продолжайте, Амори, — сказал он. — Браво, Мадлен, но почему ты говорила сегодня утром, что у тебя нет больше сил?"

Бедный отец смеялся и дрожал одновременно, в то время как от волнения и страха по его лицу струился пот.

"Ах, отец, — сказала Мадлен, — это волшебство. Но вот как музыка на меня действует: я думаю, что если бы я умерла, некоторые мелодии смогли бы поднять меня из могилы ".