Они едва сделали четыре шага, как пистолет Филиппа выстрелил. Амори не шевельнулся, но Альбер уронил сигару и схватился за шляпу.

— Что такое? — спросил Филипп, обеспокоенный направлением, в котором полетела его пуля.

— Вот что, сударь, — ответил Альбер, просовывая палец в дыру на своей шляпе, — если бы вы играли на бильярде, это был бы прекрасный удар, но поскольку вы на дуэли, то это очень неловкий выстрел.

— В чем дело, черт побери? — закричал пораженный Амори, хохоча против своей воли.

— Дело в том, — ответил Альбер, — что теперь мне, а не тебе принадлежит право ответного выстрела. Оказывается, сударь стреляется со мной. Дай же мне твой пистолет, и покончим с этим.

Все присутствующие посмотрели на бедного Филиппа: тот, молитвенно сложив руки, рассыпался перед Альбером в извинениях, совершенно искренних, но настолько комичных, что нельзя было удержаться от смеха.

В этот момент какая-то карета выехала из боковой аллеи и стремительно понеслась по аллее Ла-Мюэт. В человеке, высунувшемся из нее и кричавшем изо всех сил: "Остановитесь, господа, остановитесь!" — Амори и Филипп узнали их общего друга, старого графа де Менжи.

Амори отбросил в сторону пистолет и подошел к Альберу, а тот в свою очередь — к Филиппу, продолжавшему держать в руке разряженный пистолет.

— Дайте его сюда! — потребовал поверенный. — Дьявол! Ведь закон запрещает дуэли!

И он вырвал пистолет из рук Филиппа, не перестававшего извиняться перед Альбером и не слушавшего, что ему говорят.

— Право, господа, из-за вас мне в моем возрасте приходится бегать, — сказал граф де Менжи, подходя к ним. — Слава Богу, я считаю, что приехал вовремя, хотя и слышал выстрел.

— Ах, господин граф, — пожаловался Филипп, — я ничего не понимаю в оружии, я нажал на спусковой крючок раньше нужного времени и чуть не убил господина Альбера, в чем приношу ему самые искренние извинения.

— Как, разве вы стрелялись с ним? — удивился граф.

— Нет, с Амори, но пуля повернулась в дуле пистолета, и не знаю, уж как получилось, но, целясь в Амори, я чуть не убил этого господина.

— Господа, — обратился к молодым людям граф, решив, что пора перевести разговор в серьезное русло, соответствующее подобному делу. — Господа, прошу вас оставить меня с господином Овре и господином Амори.

Поверенный, поклонившись, и денди, закурив другую сигару, отошли немного, оставив графа с Амори и Филиппом.

— Итак, господа! Что означает эта дуэль? — спросил их граф. — Разве вы об этом договаривались, Амори? Скажите же, ради Бога, из-за чего вы стреляетесь с господином Филиппом, вашим другом?

— Я стреляюсь с господином Филиппом потому, что он компрометирует Антуанетту.

— А вы, господин Филипп, из-за чего стреляетесь с Амори?

— Потому что Амори меня тяжко оскорбил.

— Я вас оскорбил, потому что вы бросаете тень на Антуанетту, и господин граф сам предупредил меня…

— Извините, господин Филипп, — сказал граф, — разрешите мне сказать пару слов Амори.

— Конечно, господин граф…

— И не уходите, я поговорю с вами потом.

Филипп поклонился и отошел на несколько шагов, оставив г-на де Менжи и Амори вдвоем.

— Вы меня не поняли, Амори, — заговорил г-н де Менжи. — Кроме Филиппа, был еще один человек, компрометирующий мадемуазель Антуанетту.

— Еще один человек? — вскричал Амори.

— Да, и этот человек — вы. Господин Филипп компрометировал ее своими пешими прогулками, а вы — конными.

— Что вы говорите? — воскликнул Амори, — Неужели кто-то мог подумать, что я притязаю на Антуанетту?

— Представьте себе, сударь, что мой племянник считает вас единственным серьезным претендентом на руку мадемуазель де Вальженсёз и отступает перед вами, а не перед господином Филиппом.

— Отступает передо мной, сударь! — изумленно произнес Амори. — Передо мной! И кто-то мог подумать!..

— А что тут удивительного!

— И вы говорите, что он отступает передо мной?

— Да, если только вы не заявите официально, что не имеете никаких видов на ее руку.

— Сударь, — произнес Амори, делая над собой заметное усилие, — я знаю, что мне делать, положитесь на меня. Я человек быстрых решений, и уже до вечера вы узнаете, что я достоин вашего доверия и следую вашему совету, который, как я понимаю, вы мне даете.

И Амори, поклонившись г-ну де Менжи, собрался уйти.

— Как, Амори, — остановил его г-н де Менжи, — вы уходите, ничего не сказав Филиппу?

— Да, действительно, — промолвил Амори, — я должен извиниться перед ним.

— Подойдите, господин Овре, — сказал граф.

— Мой дорогой Филипп, — заговорил Амори, — теперь, когда вы стреляли в меня или, по крайней мере, в мою сторону, я могу вам сказать, что от всего сердца сожалею о том, что обидел вас.

— Друг мой, — вскричал Филипп, пожимая руку Амори, — видит Бог, я не хотел тебя убивать, я попал в шляпу твоего секунданта и очень сожалею о своей оплошности.

— В добрый час, — обрадовался г-н де Менжи, — мне очень нравится, когда вы так разговариваете друг с другом. Теперь пожмите друг другу руки, и пусть все хорошо кончится.

Молодые люди, улыбаясь, обменялись крепким рукопожатием.

— Сударь, — сказал Амори, — вы, кажется, хотели поговорить с Филиппом. Я ухожу и выполню то, что я решил.

Он поклонился и медленно удалился, как человек, чувствующий серьезность поступка, который собирается совершить. Он коротко поблагодарил Альбера, вскочил на лошадь и умчался галопом.

— Теперь мы одни, господин Филипп, — начал граф, — и я могу вам признаться, что господин де Леовиль был прав, упрекая вас в том, что ваши ухаживания компрометируют Антуанетту. Еще одна такая история — и я не знаю, сумеет ли Антуанетта с ее красотой и богатством когда-нибудь выйти замуж.

— Сударь, — сказал Филипп, — я только что признал свою неправоту и могу это повторить. Но я знаю, как исправить мою вину. Я человек медленных решений, но, если я принял решение, ничто не изменит его. Господин граф, имею честь откланяться.

— Но что вы собираетесь делать, Филипп? — спросил г-н де Менжи, опасаясь, что под важным видом Филиппа кроется новая глупость.

— Вы будете довольны мной, сударь. Вот все, что я могу вам сказать, — ответил Филипп.

И, низко поклонившись, он тоже ушел, оставив г-на де Менжи в глубоком изумлении.

— Дорогой друг, — обратился Филипп к своему секунданту, — мне очень нужен фиакр для довольно дальней поездки. Не могли бы вы простереть вашу преданность вплоть до того, чтобы дойти пешком до заставы Этуаль, где вы сядете в омнибус.

— Послушайте, сударь, — произнес Альбер, все еще державший в руке пистолет Амори, — неужели вы уедете, не позволив мне сделать ответный выстрел?

— Ах, действительно… — пробормотал Филипп, — я совсем забыл… Если бы измерили расстояние, где мы…

— Ни к чему, — ответил Альбер, — и так хорошо, как вы стоите, только не двигайтесь.

Филипп встал как вкопанный, глядя на Альбера, целящегося в него.

— Что вы делаете? — в один голос закричали поверенный и г-н де Менжи, бросаясь к Альберу.

Но не успели они сделать и четырех шагов, как прозвучал выстрел, и шляпа Филиппа покатилась по траве, простреленная в том самом месте, где Филипп сделал дыру на шляпе Альбера.

— Теперь, господин Овре, — засмеялся молодой человек, — вы можете идти по своим делам, мы квиты.

Филипп не заставил себя просить дважды, подобрал шляпу, бросился в фиакр, тихо сказал кучеру несколько слов и уехал в направлении Булони.

Альбер подошел к поверенному и предложил ему сигару и место в своем тильбюри.

Тот согласился принять и первое и второе. Вежливо поклонившись графу, взяв друг друга под руку, они направились к другому концу аллеи, где стоял экипаж.

— Да простит меня Бог, — сказал г-н де Менжи, направляясь к своей карете, — но мне кажется, что поколение, идущее нам на смену, просто-напросто сборище сумасшедших.

Через час, то есть в половине одиннадцатого, Амори верхом приехал в Виль-д’Авре к дому г-на д’Авриньи. Он ехал очень быстро, несомненно опасаясь, что при меньшей скорости его решимость выполнить задуманное по дороге улетучится.