— Зато я здесь сижу пингвином и летаю только в мечтах, — грузная секретарша потешно замахала кистями рук, словно короткими крылышками.

— А я говорил: возьмите отпуск, а то будет, как в прошлый раз, «упала- очнулась-кардиология», — напомнил Сергей. — И не загораживайтесь от меня бумажками, вас не спасет, даже если спрячетесь под стол. Вы же знаете, я человек меркантильный и эгоистически заинтересованный в вашем здоровье. Потому что если вы заболеете и мне опять дадут в помощницы эту Лидочку… Рухнет наш Минтранс, Нина Васильевна! Рух-нет! А оно нам надо?

— Не надо! — в тон ему ответствовала секретарша, патетически вздернув голову.

— Так значит, дожаривайте-допаривайте свой отчет и несите мне заявление, а я его подпишу. И не переживайте, не пропаду, потому что в последующие две недели у меня то Канада, то Испания, то Владивосток с Челябинском. Так что пусть Лидочка сидит здесь, пока меня нет, — подмигнул Сергей. — Золотое правило: если шанс появился — им нужно пользоваться.

Секретарша расхохоталась, представив, как Волегов — солидный человек, госслужащий высокого полета — бежит, роняя чемоданы, от глуповатой вертихвостки Лидочки. Мстительно улыбнулась: от нее так никто не бежал, без нее было не справиться, да и куда молодым гадючкам против умудренной жизнью кобры…

Сергей открыл свою дверь и вошел в кабинет, отделанный панелями из мореного дуба с темно-зелеными кожаными вставками.

Сев за стол, нажал на кнопку пульта — и кондиционер запыхтел, нагоняя прохладу. Компьютер включать не стал, а взял кубик Рубика — эта, любимая с детства, забава всегда помогала привести голову в рабочее состояние. Повернул боковые грани.

Интерком зашипел:

— Сергей Ольгердович, к вам Игорь Игоревич Слотвицкий.

— Жду.

В дверном проеме показался низенький смуглый брюнет, лучащийся дорогостоящей улыбкой — поговаривали, что собственные зубы политолога были выбиты в 90-е по приказу облапошенного им клиента. Впрочем, с тех пор многое изменилось, да так, что Слотвицкому дали прозвище Горе Горевич. Считалось — и вполне справедливо — что если он возглавил штаб политического противника, бодаться уже нет смысла, только горя хапнешь.

Наклонившись по куриному, Слотвицкий прикрыл за собой дверь, и покатился навстречу Сергею, семеня толстыми ножками. Тот вышел из-за стола, широко улыбнулся, потряс пухлую руку крепыша:

— Игорь Игоревич, здравствуйте! Рад, рад дорогому гостю!

— Здравствуйте, очень приятно, очень! А я-то, я-то как рад! Не часто так встречают в министерских кабинетах, — притворно заскромничал хитрюга Слотвицкий.

Нина Васильевна материализовалась рядом, бесшумно расставила на столе содержимое принесенного с собой подноса: две чашки кофе, молочник, сахарницу, и бутылочку рижского бальзама. «Зачет!» — удовлетворенно улыбнулся ей Волегов. Надо же, Слотвицкий в последний раз был у него года три назад, а секретарша все еще помнила, какую добавку к кофе предпочитает столь редкий гость. Когда она растворилась в воздухе, мужчины немного поговорили на общие темы — как здоровье, как семья, дожди надоели, льют и льют, и это в январе, совсем с ума сошла небесная канцелярия… Сергей слушал, поддакивал и ждал, когда Горе Горевич сделает первый ход.

— В партии нашей досадная брешь образовалась, — пожаловался Слотвицкий. — Орлят молодых много, но что за ними? Пока лишь амбиции, реальных достижений нет. А грифы наши подустали, шутка ли — по тридцать лет в политике, еще с допартийных времен… Да и на своих местах они, делом заняты. Нам бы ястреба, да чтобы борзый, фактурный, умный — и в то же время уважающий старших товарищей. Веришь ли — по всей Москве кандидатуру ищем.

— Верю, Игорь Игоревич, — вздохнул Сергей. — Кадровый вопрос — самый сложный.

— Так вот, говорю я им: а Волегов? Прекрасный же кандидат! Биография идеальная, поднялся с самых низов, честный чиновник, семьянин примерный, спортсмен! Никаких скандалов в прессе, известен народу только с положительной стороны — если вообще известен. Чистый лист, так сказать, и сделанный из очень хорошей бумаги. А они мне: действительно, прекрасный человек, срочно к нам в партию! Если испытательный срок пройдет, то примем, отчего же не принять, такие нам нужны. А через годик выборы в Заксобрание, и нам свой кандидат понадобится. Который все правильно сделает, народ за собой потянет.

— Спасибо, так лестно — аж смутили меня, — поддержал игру Сергей. — А партии вашей я давний сторонник, голосую сердцем, так сказать. Только есть ли смысл куда-то народ тянуть? Понятно же, кого в итоге выберут.

— Дорогой мой Сергей Ольгердович! — Слотвицкий, будто растрогавшись, приложил ладони к груди. — Как же я все-таки рад, что не ошибся в вас! Вы же всё прекрасно понимаете, это даже удивительно, учитывая отсутствие политического опыта. Действительно, мы знаем, кого выберут. И это человек достойный, согласитесь! Но не все, к сожалению, это понимают. И лезет всякая шушера во власть, и страшно подумать, что будет, если пролезет. Так вот чтобы не пролезла, нужны мы с вами. Наша задача — показать людям, которым по какой-то причине не нравится будущий мэр, что за шушеру тоже голосовать не стоит! А можно проголосовать, к примеру, за Волегова. Прекрасный же человек!

«…И пароход», — мысленно добавил Сергей. Слушая излияния Слотвицкого, он в нужных местах показывал свою реакцию — кивал, вздыхал, разводил руками. А сам напряженно думал. Предложение сделано, это ясно. Второго такого не будет. Если согласиться, вступить в партию, стать техническим кандидатом и, согласно сценарию, проиграть эти выборы — его выдвинут на следующие. И уже не в качестве «технаря». Партии нужны свои люди во власти. А если учесть, что следующие выборы — в Московскую областную думу, то… Можно сорвать джекпот. Нужно соглашаться, и немедленно.

Только вот насчет примерного семьянина Горе Горевич ошибается. Теперь это уже не так. С другой стороны, кто узнает о Вике? До выборов еще много времени, и особого интереса к его персоне никто не будет испытывать как минимум полгода.

— …не перестает быть важным! — продолжал вещать Слотвицкий. — Ведь партия — это своего рода кузница кадров. И, конечно, фильтр, который обязан отсеивать всякие нечистоты, представляя избирателям только достойнейших из достойных! Помогать власти, формируя ее — вот наша миссия. И мы лучше миллионов избирателей понимаем, какой кандидат достоин поддержки, а какому просто необходимо обеспечить провал. Люди сами в этом не разберутся. Люди верят рекламе, обещаниям, показухе. Людей можно купить. Запудрить им мозги. И что? Жизнь в городе после этого станет лучше? Нет! Не станет. Поэтому мы обязаны вмешаться. Согласны со мной, Сергей Ольгердович?

— Безусловно! — ответил Волегов. — Более того, я уверен, что смогу принести пользу, и готов много работать для этого.

Действительно, если стать политиком, можно кое-что изменить в городе для его блага. Сергей не питал иллюзий — понятно, что придется делать то, что скажут. Но если он в итоге пройдет в городскую думу, то можно и к высоким целям устремиться. Что-то сделать для улучшения жизни москвичей. Ну и своей параллельно — он же не бессеребренник.

— Я рад, что мы друг друга поняли, — осклабился Горе Горевич. — Вы можете прямо сейчас заполнить анкету и заявление на вступление в сторонники. У меня все бланки с собой. А через полгодика мы вас примем в члены партии, и можно будет двигаться дальше.

Сергей вышел из дверей министерства довольно поздно. Заводя свой серебристый «Лэндкрузер», подумал: жаль, так и не выбрал время позвонить жене. Анюта, наверное, уже спит. Завернуть в ресторан, поужинать?

Нет. Он устал. И отчего-то пустота в душе… Ему безмерно захотелось домой. Хороший ужин не так важен, найдется же хоть что-то в холодильнике. Главное — увидеть жену, убедиться, что с ней все в порядке.

Обогнув Лубянку, Волегов погнал машину по Новой площади, через весь Китай-город. Свет уличных фонарей заливал улицу желтым, дробился в стылых каплях такого неуместного зимой дождя, изумлялся черноте уродливых сугробов, оплывавших на обочине. Широкое полотно дороги было бесснежным, устланным лужами — будто кто-то разбил на небе огромное зеркало и сбросил вниз его осколки. Это казалось красивым, но Волегов подумал, что на самом деле асфальт — грязный, а дорогу хорошо бы включить в план ремонта. В понедельник нужно зайти к Тищенко по этому поводу, пусть пошевелит своей задницей.