— Раненько, — улыбнулась тётя Аля. И сказала озабоченно: — Надо ей такую соску большую твёрдую купить, я у Нинкиной внучки видала, специальная для зубок.

— Да мы купили уже! — успокоила её Таня. И услышала стук в дверь.

Врач скорой — пожилой дядька с роскошными черными усами и карими глазами навыкат — осмотрел тётю Алю быстро, но грамотно.

— Сейчас в больницу поедем, — весело сказал он, распутывая капельницу. И начал спрашивать у Тани, что принимала больная, каким было давление, пульс. Она отвечала, одновременно собирая в пакет самое необходимое. Последним сунула халат Алевтины Витальевны. Та выглядела сонной, заторможенной. И почти не владела левой стороной тела.

«Симптомы слишком быстро нарастают. Успеть бы… — думала Таня, чувствуя, как тоскливо сжимается сердце. — Надо собрать всё для Вики и напроситься в больницу на той же машине. Хотя бы за руку тётю Алю подержать, ей и то будет легче».

С врачом удалось договориться быстро — узнав, что они коллеги, он начал разговаривать с Таней по-свойски. Погрузились в «скорую», поехали. Демидова сидела на трясучей скамейке, держа на руках Вику. Смотрела то на капельницу, то в осунувшееся, изуродованное асимметрией, лицо тёти Али. Но так и не смогла дождаться ответного взгляда — к тому моменту Алевтина Витальевна уже потеряла сознание. А из приёмного покоя её подняли прямо в реанимацию.

Татьяна маялась у массивной железной двери с кодовым замком, прижимала к себе Викульку. Ждала, пока выйдет хоть кто-нибудь из медперсонала. Дико жалела тётю Алю и пыталась не думать о будущем. Не загадывать ничего. Даже на полчаса вперёд.

Дверь запищала, открываясь, и в больничный коридор вышел высокий молодой доктор в синем медицинском костюме. Его узкое лицо с яркими голубыми глазами выглядело озабоченным. Таня торопливо шагнула к нему:

— Вы реаниматолог?

— Да, что вы хотели, — монотонно сказал он, скользнув усталым взглядом поверх её головы.

— К вам сейчас поступила Куницына, Алевтина Витальевна…

— Я понял, — кивнул врач. — У неё гемморагический инсульт, нужно удалять гематому. Состояние очень тяжелое. Уже готовим к операции, надеемся что удастся спасти.

Он с сомнением посмотрел на Вику и сказал:

— Вы бы отвезли ребенка домой, мама. Что толку здесь сидеть? Операция будет долгой, начинайте звонить чеса через четыре.

Татьяна замялась. Этот срок казался не таким уж долгим, а у неё в сумке было всё необходимое для Вики. И можно позвонить Нестеренко прямо отсюда, отменить психоанализ. «А вдруг операция продлится дольше? — подумала Таня. — Тогда всё-таки придётся уехать домой».

— А куда звонить? — спросила она.

— В наше отделение, бабушку к нам переведут. Если выживет, сами понимаете.

____________________

*здравствуй, девочка

** съем тебя

***прединсультное состояние — нарушение работы центральной нервной системы, предвещающее возможное наступление инсульта.

Телефон звонил в сумочке, брошенной возле стены. Трезвонил и трезвонил, рассыпая хрустальные горошины звука — но они впивались в барабанные перепонки, как колотый лёд.

— Да-а-а бл…! — еле разлепив веки, Наталья запустила в него попавшейся под руку подушкой. Взгляд скользнул по противоположной стене: она почему-то была полукруглой, а на ней, почти под самым потолком — цепочка обитых железом окон, маленьких, забранных толстым стеклом. Куницына приподнялась, соображая, где находится. Разгоряченную кожу защипало, раздался тихий треск — и Наталья осознала, что прилипла от жары к белому дивану, обитому чем-то скользким.

Этот диван слегка покачивался — так же, как стены и пол.

Она посмотрела на себя через плечо: из одежды только лифчик от купальника, на одной ноге — босоножка с огромным каблуком. Нахмурилась, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Но он казался тёмной водой, в которой плавают обломки: какой-то зал — то ли бар, то ли клубешник, она танцевала там… блестящая от дождя улица, свет фар, машина притормаживает рядом… странные ступеньки под ногами — дырявые, будто сваренные из железных труб… И ничего больше. Во рту зудела липкая сушь — такая, что язык и щеки приросли к зубам. Надо найти воду, а ещё плавки и вторую босоножку. И добраться до туалета.

Превозмогая тошноту, Наталья села, прикрыв руками низ живота и хмуро обводя взглядом пространство. Белые стены, в углу — дизайнерский столик в форме капли, сделанный из красного пластика. Красный трёхногий стул. Узкий шкаф — блестящий и тоже красный. Правый подлокотник дивана упирается в высокую белую перегородку — пока непонятно, что за ней. И всё привинчено к полу. А за закрытой дверью глухая тишина.

— Э-эй! — крикнула Куницына. Голос сорвался на хрип, и она закашлялась. С отвращением сплюнула прямо на пол, покрытый чёрно-белым ковром. И снова крикнула: — Эй, есть тут кто?

— Чего орёшь? — из-за перегородки показалась всклокоченная голова Ритки Патрикеевой, единственной подруги, оставшейся со школьных времён. Скользнув взглядом по телу Куницыной, она хрюкнула, губы расползлись в улыбке: — Николашу зовешь? Ну вы вчера и отжигали тут, аж стол покраснел.

Ритка повозилась за перегородкой, и встала, завязывая на талии лёгкий полупрозрачный халатик. Её темные волосы сбились в колтун на затылке, на одной из круглых цыганских серёжек болтался пластмассовый значок с надписью «Canada’s Cup 2012».

— Мы где? — тупо спросила Наталья.

— У Нептуна на бороде, — тёмные, с косинкой, глаза Ритки раздраженно блеснули. — В море. Сейчас спросим, скоро ли Сочи.

Нагнувшись, она вытащила из-под дивана вторую босоножку Натальи, и изо всех сил заколотила подошвой по потолку:

— Мальчики! А когда уже берег? — она склонила голову, прислушиваясь. Недовольно нахмурилась: — Молчат, уроды. Надеюсь, они там не заснули…

В сумочке Натальи вновь зазвонил телефон.

— Возьми уже, всё утро надрывается! — сказала Ритка, и бросила её Куницыной.

— Да ну, надоели все, — отмахнулась та. И попросила: — лучше дай попить.

Открыв красный шкаф, оказавшийся холодильником, подруга протянула ей бутылку минералки. Наталья жадно отхлебнула, вытерла рот рукой.

— Ф-фууу, чуть не сдохла. А серьёзно, где мы?

— Ты чего, не помнишь? На яхте. Сама ж вчера орала: «Погнали в море, я буду голая нырять!» Правда, вы с Николашей дальше каюты не занырнули.

— С каким Николашей? — Куницына растерянно потерла висок.

— Ну, с которым в клубе познакомились.

— Не помню.

— Эх, мать, ты даёшь! — хохотнула Ритка. — Ты ко мне вчера приехала, пьяная уже, жаловалась, что твой лысый хочет ребенка забрать. Орала, что поедешь в клуб, а потом в Турцию во всё включено. И меня с собой звала, говорила, всё оплатишь. Мы сначала двинули в «Семь скай», сперва в кабинке караоке пели, потом пошли в общий зал. Там Николаша с Яриком подкатили. А когда Ярик сказал, что можно яхту арендовать, и на ней доплыть до Сочи, чтобы попасть на самолёт в Турцию, ты тут же бабло вытащила и начала ему под майку пихать — типа это ему на спасжилет, и пусть подгоняет яхту.

— Зашибись… — поджала губы Наталья. — То есть я её оплатила? А сколько они с меня содрали?

— Вроде штуку баксов. Или две, я не помню, — беззаботно сказала Ритка. И снова постучала в полоток каблуком босоножки: — Э-эй, вы хоть в Сочи нас везёте?

Замок клацнул, и тёмном прямоугольнике двери возник высокий смуглый парень лет двадцати: шальная улыбка, мелированные волосы, поджарое, гибкое тело циркача. Загорелая кожа казалась скользкой от покрывавшего кожу масла — его слащавый запах тут же пропитал каюту. Парень был абсолютно голый, если не считать трусов от купальника Натальи, натянутых на голову.

— Девки, кому шипучки? — хихикнул он, показывая открытую бутылку шампанского.

— Плавки отдай, — поморщилась Наталья, припоминая что-то такое… какую-то любопытную подробность… кажется, это на его заднице была татуировка в виде одноглазого миньона с огромными причиндалами. И, кажется, над этим парнем она хохотала, требуя доказать, что его болт — не меньше. Да, он доказал: между ног такое ощущение, будто натрахалась на год вперёд.