— Да хорошо, — экономка устроилась за столом, — мы с Таней поговорили, потом она в ванную и спать.

— А говорили о чем?

— О женском, Юра. И вот я всё думаю, думаю… Хорошая она девка. Искренняя. Ты ее не упусти.

— Понравилась, значит? — улыбнулся Залесский.

— Это у вас, молодых: нравится, не нравится, — поморщилась Петровна. — А я душой вычисляю: если человек хороший, мне с ним и сблизиться легко, если нет — я и на ты никогда не перейду, сам знаешь.

— А с ней, значит, перешла?

— Перешла! — закивала Петровна. — Тянуть — даже в мыслях не было. Наш она человек, Юра. Чем-то бабушку твою напомнила — такая же бесхитростная, что ли…

Алла Петровна задумалась, теребя в руках краешек скатерти.

— Она у нас останется?

Залесский помрачнел, в углу рта появилась упрямая складка. Сказал с сожалением:

— Нет. Она уедет, но до поры. Мне нужно одно дельце распутать, а потом ее привезу. Надеюсь, что навсегда. Так что сбудется твоя мечта, Петровна, женюсь, если всё сложится. Ты мне теперь вот что скажи: у тебя деньги есть?

— А как же! Миллионерша я, твоими стараниями. Хотя и без зарплаты бы никуда не делась, сам знаешь.

— Да знаю! — отмахнулся Юрий. — А сколько денег? Я бы у тебя занял.

— Восемьсот тысяч четыреста сорок семь рублей на книжке, и на карте еще двести шестьдесят четыре тысячи, — смеясь, оттарабанила она. — Если тебе нужны, забирай без отдачи.

— Не заберу, мало мне… — он подумывал расплатиться с Василенко из своих, а потом уже спокойно искать Макса — но не хватило бы, даже вместе с деньгами экономки. — Ну да ладно. Ты вот что. Ты мне лучше карту свою дай, а я тебе свою. Или наличку на хозяйство выдам, если хочешь. Мне Таню нужно за город отправить, и чтобы ни в чем там не нуждалась.

— Это из-за мужа её? — понимающе спросила экономка.

— Она рассказала?… Ну да, из-за него. Редкий оказался подонок, — нахмурился Залесский.

Тревога снова зашевелилась в нем, оцарапала изнутри, топорща сухие шипастые ветви. То, что за Максом придется побегать, ему было ясно. Планета большая, он мог прятаться где угодно — ведь, судя по всему, план отступления продумал давно. Пяти дней, которые дал Василенко, явно не хватит. Значит, Таню придется спрятать — оставлять ее в городе опасно, у нелюдей, связанных с криминалом, ничего святого нет. «Я должен уберечь свою женщину, — думал Залесский. — Отправить ее туда, где не достанут — и делать своё дело, не паникуя и не умирая от тревоги. М-да… самая большая война в душе всегда из-за любви, но парадокс в том, что без холодного сердца ее не выиграть».

— Пора собираться, — сказал он, вставая. Взгляд экономки посерьезнел, в нем мелькнуло беспокойство. «Ничего, он справится, — успокоила она себя. — Сильный и умный, дедова кровь».

Залесский поднялся на второй этаж, вошел в гостевую. Присел на кровать рядом с Таней. Она открыла глаза, глянула затуманено, с растерянностью — и, узнав, приподнялась, инстинктивно запахивая халат на груди. В глазах стоял вопрос: что он ей скажет, и вообще — что дальше? Юрий не выдержал — потянулся, поцеловал в заалевшие губы.

— Танюша, тебе нужно уехать, — сказал он. И увидел, как потемнел ее взгляд.

— Почему?

— Я говорил с Василенко, это его люди забрались к тебе в дом. Сымитировали кражу, но на самом деле прикрыли ей обыск. Видимо, искали что-то, что выведет на Макса. И вряд ли нашли, потому что деньги теперь требуют с тебя. Я, конечно, отыщу твоего бывшего мужа — но не знаю, как скоро. А пока ты полетишь до Геленджика. Билет придется взять на твое имя. Но Василенко быстро вычислит, куда ты уехала, так что нам нужно его запутать. Поэтому, приехав в Геленджик, ты сядешь на автобус и выйдешь из него где-нибудь ближе к центру города. Там поймаешь такси и поедешь в Новороссийск. Тебя будет ждать мой приятель. Он поможет снять квартиру и даст тебе новый телефон с сим-картой, зарегистрированной на чужое имя. Деньги я тебе дам, возьмешь карту Петровны. Поживешь на юге, отдохнешь — а я пока разберусь с этими крысами.

— Но я так не могу! — запротестовала Татьяна. — Ты будешь один против них, так нельзя!

— Во-первых, я не один, у меня есть коллеги. Мы и не таких, как Макс с Василенко, прижучивали — в этом плане можешь быть спокойна. Во-вторых, давай договоримся на берегу: каждый в нашей паре будет делать то, что умеет лучше другого. А я старый сыскарь, так что я лучше разберусь с криминалом. Прости, здесь ты мне не то, что помочь не сможешь — будешь только мешать.

— Слушай, я думаю, Макс в Самаре, — вскинулась Татьяна, вспомнив о найденной в куртке распечатке.

— Тем более. Это значит, мне придется ехать туда. А оставаться в городе без меня тебе вдвойне опасно. Собирайся, самолет через три часа. В дороге расскажешь, откуда идея с Самарой. И вообще, побольше расскажешь о Максе — сейчас важна любая информация.

…На пороге дома Алла Петровна перекрестила их — будто благословляя. Таня обняла ее на прощание и вышла в ночную мглу. Залесский открыл дверь незнакомой машины, устроил Таню, сам сел за руль.

По дороге в аэропорт она рассказала ему всё, что только смогла вспомнить — о прошлом Макса, о его привычках, характере. Отдала распечатку, и — на всякий случай — ключ от своего дома: адвокат предполагал, что там всё-таки может найтись что-то, что наведет на след.

К самолету они успели впритык. Купили билет, встали в очередь к стойке регистрации. Таня до последнего не выпускала руку Юрия. А он сжимал ее ладонь, успокаивая: всё будет хорошо, потерпи, прорвемся.

Заняв свое место в салоне, Татьяна смотрела в иллюминатор на яркие огни аэропорта. Где-то там был он, мужчина, готовый ради нее на всё. Сильный, с острым умом и большим сердцем. Привыкший к одиночеству, сторонившийся женщин — но сумевший полюбить. Жесткий профессионал, грамотный юрист — и человек, подбиравший на улице бездомных животных, не глядя на породу. Просто потому, что им была нужна помощь.

А еще она думала о том, что ни с кем не успела попрощаться. Павлик, Яна, Тамара с Витькой — все, кто стал ей особенно близок в последние месяцы — остаются в этом городе. А она — беглянка поневоле — будет вынуждена скрываться. Одна, без друзей, в тревоге за любимого, которого не посмела ослушаться.

«Знать бы, как долго, — вздохнула она. — И чем всё это закончится…»

Сухой металл кухонной раковины, та же сушь на эмали ванной. Татьяна без особой надежды покрутила краны: пусто, хотя на часах половина девятого утра. Достала из белого кухонного шкафчика пластиковую пятилитровку. В ней осталось меньше половины, но хватит, чтобы умыться и сделать кофе. К тому же, бачок в туалете полон, да еще и в ванной ведро до краев. Запасать пресную воду — первое, чему ее научил Новороссийск. Обычный график подачи (три часа утром, так же — вечером) нарушался без объявления войны. За ту неделю, что Татьяна прожила в съемной квартире на улице Мира, перебои случались уже дважды.

«Этот город — как потерявшийся корабль: чтобы доплыть, приходится нормировать воду», — думала она, глядя в окно на панораму порта. Безрадостный вид: вмурованная в серую плитку излучина набережной (гранитный парапет как стена бассейна, в котором томится недовольное море), вода цвета тёмного индиго с черными живыми мазками волн — и серые горы на горизонте. А под ними — будто стеной, перекрывающей море — ржавые сухогрузы и танкеры с вздыбившимися над ними желтыми стрелами портовых кранов. Солнца нет — только ветер перегоняет грязно-белые стада облаков по небу, которого не видно. И впереди еще один грустный день.

— Не хандри! — разозлившись, приказала себе Татьяна. Прихватив пятилитровку и белый, будто больничный, эмалированный ковшик, направилась в ванную.

Пара минут — на то, чтобы умыться. Еще две — чтобы почистить зубы. Жаль, придется обойтись без душа — на то, чтобы постоять под его струями, старательно намыливая тело и растираясь мочалкой, а потом с тем же тщанием вымыть волосы, ушло бы еще полчаса. Хоть какое-то занятие… Её беда в том, что время идет бесцельно, и поэтому тянется, тянется, как струйка патоки. Чтобы убить еще час, можно одеться и прогуляться до магазина, купить еще пару пятилитровок воды. А на обратном пути посидеть во дворе, глядя на людей и птиц. И сжимать телефон в руке — после того, как в Новороссийске пробьет десять, Юра может позвонить в любую секунду. Его звонки да ежедневные разговоры с психоаналитиком — только это вносило хоть какое-то разнообразие, становясь яркими пятнами в серой ткани ее дней. Будь она обычной отдыхающей, ездила бы на экскурсии, исследовала бы незнакомый город — но Залесский просил поостеречься, и не появляться пока в людных местах.