Но дамочка упрямилась — шла, глядя перед собой, а потом резко остановилась, замахала рукой — мол, проезжай, чего встал.
— Садитесь, кому говорят! — Залесский включил командный тон, и женщина сникла, нерешительно глядя на него. Юрий чуть смягчился, — Ну что вы будете добираться одна по такому морозу, если нам все равно по пути? Не глупите. Я порядочный человек, ничего плохого с вами не сделаю.
Поколебавшись, она все же обошла машину спереди и села на переднее сиденье.
— Давайте я вам подогрев сиденья включу, так ехать комфортнее, — пробурчал адвокат. И показал ей кнопку рядом с сиденьем, — вот здесь переключатель, видите, где красная лампочка горит? Как нагреется, сюда нажмите, будет зеленая — это поддержание температуры. Если жарко станет — сюда, он вообще выключится. Все поняли?
Женщина несмело кивнула.
— Вот и ладненько, — Залесский сосредоточился на дороге, но сам ждал, пока она заговорит. Давно заметил, что женщины не могут молчать долго. Тем более те, которым он оказывал услугу. И действительно, через несколько минут она подала голос:
— Спасибо вам. Извините, что я так… Просто за сына волнуюсь.
— Я смотрю, вы одна за него волнуетесь?
— Ну а кто еще… Отца у него нет, — вздохнула она.
— Простите, но так не бывает, — поморщился Залесский. — И потом, вы говорили, что у мальчика есть бабушка.
— Она неродная ему, — махнула рукой женщина, — так, знакомая моя… Приплачиваю ей немножко, по хозяйству помогаю, а она за это Павлушу к себе берет, когда Слава…
Она осеклась, поняв, что сболтнула лишнее, и быстро продолжила:
— У нас с ним нет родни, вдвоем горе мыкаем. Понимаете, я молодая глупая была — да все в семнадцать лет дурят, чего уж говорить-то… Влюбилась в парня, уехала с ним в Москву. Мой отец против был, да я не послушала. А мама давно у нас умерла, он один меня воспитывал. Мы с Пашкиным папой такие планы строили! Что поженимся, жилье купим… А когда забеременела, выяснилось, что плевать он хотел и на меня, и на ребенка. Пришлось сюда возвращаться. Ладно, хоть отец простил, принял меня с животом. Ну, Павлик родился, жили как-то… Пока отца не схоронили, попроще было: хоть пенсия у него и маленькая была, а не лишняя. Ну и за Павликом приглядывал, когда я на работе. Я ж иногда сутками в этом ларьке — зарплата копеечная, ну а где больше взять без образования-то…
Залесский кивнул. Обычная, в общем-то, история. Повернув руль, он обогнал грузовик, в кузове которого лежали скованные цепью бревна, и чуть приоткрыл форточку — сивушный запах, исходивший от дыхания женщины, набухал в салоне авто плотным облаком, которое нестерпимо хотелось разогнать. Глянул на часы: половина седьмого. Нужно поторапливаться, чтобы успеть в больницу до окончания приемных часов.
— После отцовской смерти осталось мне всего-то, что Павлик и две комнатушки в бараке этом проклятущем, — продолжала женщина. Похоже, ей хотелось выговориться, и заодно объяснить адвокату, как они с сыном живут. — Денег стало не хватать, я металась между работой и Пашей. Ну вот, баб Люба помогала иногда — но за помощь эту три шкуры драла. Павлик-то в последнее время частенько у нее оставался, бывало, что и неделю там жил. Вот я и в этот раз поверила, что он там… Телефона-то нет у бабы Любы, а добежать до нее — это такой круг надо сделать, не каждой лошади под силу. Но получается, и она знать не знала… Пашка-то, выходит, не захотел к ней в этот раз. Обидела чем-то, наверное. Она может…
— Нет, скорее он ушел из-за того, что его выпороли, — убежденно сказал Залесский. — Может, всё-таки расскажете, кто?
Женщина подавлено молчала. Светофор впереди замигал, зажмурил желтый глаз и уставился на них красным. Юрий послушно притормозил.
— Кстати, как вас зовут? — спросил он.
Женщина стушевалась, но ответила:
— Марина. — И зачем-то добавила официальное, — Фирзина, Марина Ивановна.
— Марина, вы бы не замалчивали проделки своего сожителя, — посоветовал Залесский. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Я же видел его через окно, и разговор ваш слышал, не обессудьте. Одно мое слово кому надо — и сожитель ваш окажется там, откуда до мальчика ему будет не дотянуться. Но я предпочитаю, чтобы сперва вы рассказали, что происходит в вашей семье. Вдруг я что-то понимаю не так? Вы уж потрудитесь объяснить!
Светофор сменил гнев на милость, и Юрий надавил на педаль газа.
— Ну, так что вы мне расскажете? — требовательно спросил он.
— Он сосед наш, — выдавила, наконец, Марина. И вскинулась, затараторила обиженно, — вы думаете, легко без мужика-то? Нам на продукты-то порой не хватает, не то что за коммуналку заплатить или одежду купить какую… Да и Павлику отец нужен, чтобы научил его всему такому, мужскому… А в ларьке этом я кого встречу? Одни пьяные морды, и те норовят товара в долг набрать… Слава-то он, в общем-то, человек хороший. И мне деньгами помогает, и с Павликом занимается — на рыбалку там, велосипед починить, гвозди-молотки эти. Но строгий бывает, взметчивый — что не по нем, никогда не смолчит. Я уж его просила потише с Павликом-то. Но у него рука тяжелая, и остановиться иногда не может.
— Зачем вы его оправдываете? — возмутился Залесский. — Мальчика бьет, да и вас не жалеет, я заметил.
Марина смутилась, прикрыла рукой синяк. Но запротестовала:
— Так он за дело же! Меня тоже отец отлупить мог, если что натворю. И его в детстве лупили — дед знаете какой строгий был, мог прутом по ногам ожечь так, что кожа лопалась. И ничего, выросли же, на пользу пошло.
— Вы так уверены, что на пользу? — хмыкнул Залесский. — Сами ведь тоже от отца сбежали, значит — недолюбливали его. А теперь вот и Павлик ваш бегает. Вы после того, как из дома ушли, в беде оказались. И он тоже.
Женщина понурила голову, сидела, жамкая пальцами подол куртки.
— Правда ваша, — нехотя признала она. — Я-то сына стараюсь без кулаков воспитывать. Только не понимает он иногда! Вот Славка его и…
— Да после вашего Славки я Павлика в лесу нашел, он лежал на обочине, еще бы полчаса-час, и не стало бы у вас сына! — взорвался Залесский. — Как вы потом жили бы с этим Славкой?
— Перестаньте! — Марина съежилась, зажала ладонями уши.
Юрий глянул на нее искоса, нервно дернул плечами:
— Я-то перестану. А вы?
____________________
*Шараборин — легкомысленный
**На заборе расписаться — совершить побег
***Алямс-тралямс — иронический ответ, означает «что с дураком разговаривать»
****Шапиро — адвокат
15
Эсэмэски от Макса всегда напоминали шифровку — как, например, прилетевшая сейчас: «15 мин, к.палата?».
Таня написала ему номер своей палаты и сгребла с карточки лото горсть коричневых бочонков.
— Извини, пожалуйста, мне нужно идти, — сказала она Павлику.
— Ну вот, а я уже начал выигрывать, — разочарованно заныл найденыш.
— Тогда будем считать, что я тебе продула.
Он довольно захихикал и тут же закашлялся — долго, с надрывом, будто болезнь выколачивала из его груди остатки зараженного воздуха. Татьяна потрогала его лоб, коснулась горящих щёк тыльной стороной ладони и, глянув на часы, нахмурилась: у парня явно температура, жаропонижающие не справляются. Повысить дозу? Не стоит, лучше заменить препарат. И антибиотик должны были уколоть полчаса назад, где этих медсестёр черти носят?
— Я загляну к тебе завтра утром, — пообещала она.
— И мы доиграем, да?
— Да, мой хороший. А пока постарайся поспать, это полезно. Сейчас тебе укол сделают и давай-ка на боковую. Иначе долго не выздоровеешь.
Лицо парнишки вытянулось, глаза погрустнели. «Почему так? — удивилась Таня. — От предстоящей экзекуции, или же от нежелания покидать больницу?» И поняла, что ей самой не хочется отпускать мальчишку. Здесь он хотя бы на глазах, о нем заботятся, его кормят, лечат. И, если понадобится, она может защитить Пашку. А что будет, если его выписать?
Помрачнев, Таня вышла из палаты, чуть не столкнувшись с медсестрой Тамарочкой, невестой Витьки Купченко, руки которой были заняты лотком со шприцами.