Крапива хмыкнул в ответ, вспомнив, как допытывался у Макса, с чего вдруг тот заселился под чужим именем. Демидов сказал, что скрывается от жены — ревнивая, и если узнает, что он проводит здесь отпуск с Алёной, подаст-таки на развод. Придётся делить имущество, бизнес — а зачем осложнять себе жизнь?

Теперь и этот рыжий показал, что он в курсе похождений Макса.

— Наш друг отдыхает здесь с любимой женщиной. А мы вот приехали позавидовать, да партейку в покер сыграть, — сказал он. — Только Максим нас встретить забыл. Не знаете, где он?

— Да вроде бы в номере. Спит ещё, наверное, — сказал Крапива. — Кстати, если надумаете играть, приглашайте, составлю компанию. Мы с Максимом вчера отлично провели время. Думаю, теперь он захочет отыграться.

Он довольно заржал, вспомнив, как Макс накануне сорил деньгами. Как бахвалился, грозясь разделать всех под орех, и как злился, проиграв.

— И мы отыграться, — сказал рыжий, улыбаясь в ответ. — Так куда нам?

— В триста четвертый, это третий этаж, — Крапива махнул рукой в сторону левого крыла гостиницы. — А женщина его только что мимо прошла, не обратили внимания? На неё обычно все обращают. Красивая, зараза!

— Да, с бабами ему везёт, — кивнул рыжий. — А насчет покера — понял, обязательно вас пригласим.

Крапива смотрел, как они идут по коридору и сворачивают на лестницу. Зевнул, почесав живот, и сказал портье:

— Я к себе. Если кто спросит, скажи, часика через три подгребу.

Тот кивнул и повернулся к молодой паре, желавшей снять номер. Крапива пошел к выходу из гостиницы, мечтая добраться до своего коттеджа и завалиться спать. «А Демидова сейчас дружки разбудят, — осклабился он. — И правильно, нефиг дрыхнуть. Мне-то вот встать пришлось, как рабочему классу, хотя вместе до зорьки сидели. С утра мне было херово — пусть теперь и ему будет. А вечером партейку в покер устроим, и я его опять ощипаю».

Он повернул к своему коттеджу и не увидел, как из двери гостиницы быстро вышел тот самый рыжий, но — разозлённый до предела. А за ним, таща под руки бесчувственного Макса, выкатились двое бугаев. Портье придерживал перед ними дверь, помогая пройти. И слышал, как гогочут бугаи: вот, мол, нажрался товарищ с утра пораньше, забыл, что гостей назвал. Ничего, в сауне оклемается. А потом доставим обратно в лучшем виде. И для себя номера снимем, чтобы товарищу пьянствовать не скучно было…

Вика вела себя на удивление спокойно, и даже заулыбалась Михалычу. Пожилой армянин расплылся в ответной улыбке, смуглое лицо засияло нежностью:

— Вааа, барев, ахчик!*- сказал он, наклоняясь к кроватке. — Красавица какая, утем кез!**

— Георгий Михалыч, ещё раз спасибо, что пришли пораньше! — смущенно сказала Татьяна. — Извините, а можно у вас телефон попросить? Юра запретил мне пользоваться своим.

— Юра молодец, осторожный, — важно кивнул Михалыч, отстегивая от брючного ремня старенький мобильник. И Татьяна окончательно убедилась: не сердится. А она-то боялась, что отставной военный будет недоволен, когда позвонила ему и сообщила, что ждёт в соседней квартире. Ведь обещала не покидать свою.

— Я поговорю на кухне, посмотрите за Викой, пожалуйста.

Он только отмахнулся: иди, мол, отвлекаешь. И тренькнул пальцем по резинке с погремушками, натянутой над кроваткой. Викулька, довольно взвизгнув, потянулась к ним рукой.

Яна схватила трубку после первого гудка.

— Таньча? Таньча, как я рада! — завопила она. — Мы уж переволновались все: ты пропала, Залесского в городе нет, не знаем, что и думать!

— Я в порядке, и он тоже, не переживайте, — ответила Таня. — Расскажи, как дела? Я по вам соскучилась ужасно!

— Ой, новостей куча, тебе про кого сначала?

— Как Павлик? — спросила Таня и почувствовала, что краснеет: могла бы сперва спросить у лучшей подруги, что происходит в её жизни. Хотя, судя по голосу, ничего плохого.

— Павлик твой в надёжных руках, — хмыкнула Яна. — Купченко так носился по городу, собирая справки на усыновление, что четыре кило сбросил. Да и Тамарочка не отстает, свадьбу готовит. И представляешь, у них получится так, что свадьба и суд по усыновлению в один день! Такой цирк только Витька мог устроить, точнее, звезда, под которой он родился. Получается, из ЗАГСа — сразу на скамью подсудимых. Или наоборот, там время еще неизвестно.

— Слушай, какие же они молодцы! — с чувством сказала Таня. И сглотнула, пытаясь разбить ком, застрявший в горле. — А Павлик где сейчас?

— Так в больнице его держим. Львовна сказала, сколько надо, столько и будет лежать, чтобы потом не в приют, а сразу к Купченкам. Кстати, у них такая любовь, прям мур-мур, они из его палаты не вылезают. Он переживает, конечно, за мать, это видно. Но Купченки помогают пережить. Думаю, всё у них будет хорошо, справятся.

— А у тебя что нового?

— А мне перевод в Питер предложили. Там новую клинику открывают, зарплата в два с половиной раза больше, представляешь?

— Здорово! — обрадовалась Таня. — Приятно, что тебя оценили по достоинству!

— Вот, думаю, ехать ли… — сказала Яна. — С одной стороны, детей надо поднимать, а там возможностей больше. С другой — неохота со своего насеста срываться, привыкла уже, курица. И вы все здесь останетесь…

— Насчёт нас даже не думай, будем ездить друг к другу, созваниваться. Такая дружба, Яна, любое расстояние выдержит.

— Да я знаю, спасибо! Ой, слушай, по поводу расстояний! Ко мне ведь Степановна приходила. Я чуть не свалилась, думала, галлюцинация.

Таня напряглась, ощущая неприязнь при одном упоминании о матери.

— Короче, прибежала ко мне в кабинет, начала орать — ну, как обычно. Я ей громкость убавила — тоже как обычно. И вот тогда она ныть начала: где Таня, что с Таней, почему аптеки закрыты, правда ли про тюрьму и увольнение. И знаешь, Таньч, ты не обижайся, но я ей всё высказала! И про то, что она от тебя нос воротила, только деньги тянула. И про диагноз Новицкого, и про Пандору.

— А она что? — обмерла Таня, едва представив Янку в запале. Чувство благодарности к подруге стало ещё сильней.

— Представляешь, она растерялась. Первый раз её такой видела! Говорит, что просто пыталась уберечь тебя от ошибок, и предупреждала насчет Макса, с Павликом просила не связываться. Ещё больше теперь на Макса злится, я же ей сказала, что он тебя подставил — и с полицией, и с аптеками. А насчет Пандоры прям побелела вся. Затряслась, сказала, что не знала о твоих приступах. И что ничего такого в этой Пандоре нет, и никакой шизофрении тоже нет у тебя. Попросила передать, чтоб ты ей позвонила. Вот, передаю.

— А ведь я у неё спрашивала, но она ничего конкретного не сказала! — с досадой сказала Татьяна. — Ладно, позвоню.

— Ну, а ты сама не разобралась еще?

— Да я с психоаналитиком по скайпу чуть ли не каждый день общаюсь. И многое уже поняла. Знаешь, успокоилась как-то… Но это долгий разговор, а я с чужого телефона…

— Всё тогда! — заторопилась Яна. — Целую-люблю, держись там! И возвращайся скорее!

Нажав на кнопку отбоя, Татьяна стояла, не решаясь набрать номер матери. Но позвонить стоило. Тем более, что она сделала первый шаг — а в таких случаях Татьяна никогда не отталкивала людей.

Она сделала десять глубоких вдохов и выдохов. И, немного успокоившись, стала набирать цифры.

— Алло? — голос матери был усталым.

— Мама, это я. Здравствуй.

Елена Степановна коротко вздохнула и ответила.

— Здравствуй, Таня.

Тишина повисла между ними, сворачиваясь в тугой напряженный клубок.

— Мама, ты просила позвонить. Что ты хотела?

— Таня, ты где? — сдавленно спросила мать. — Пропала, мы с отцом волнуемся… Не чужие ведь, всё-таки.

— Я в другом городе, и со мной всё в порядке.

— Мне Яна рассказала про твоего муженька, и что ты прячешься теперь из-за него! — В голосе Елены Степановны слышалась злость. — А я, между прочим, всегда говорила, что он сволочь!

— Я не хочу это обсуждать, — вздохнула Таня.