Нестеренко подперла голову рукой и спросила:

— Татьяна, а вы не думали поехать в этот посёлок и попробовать всё узнать там?

— Знаете, мои сто лет там не были, — растерялась Таня. — А мама как-то сказала, что у нас там никого не осталось.

— Но даже если все умерли, есть соседи, дальние родственники. Это же посёлок, там все должны друг друга знать. И если в вашей семье случилась какая-то трагедия, возможно, кто-то что-то помнит. Вы подумайте над этим, а так же над всем, о чем мы успели поговорить. А вечером проведем полноценную сессию, хорошо?

— Конечно! — кивнула Татьяна. — Ещё раз извините, что потревожила раньше срока.

— Ничего, я всегда рада помочь, — Алла улыбнулась и отключила скайп.

Вернувшись в квартиру соседей, Демидова заглянула в детскую — прежнее сонное царство, просто рай. Подумала, не прилечь ли вместе с ними, ведь из-за пьяной выходки Натальи ей так и не удалось поспать. Но, прислушавшись к себе, поняла: ни в одном глазу. Так бывало, когда она брала в больнице ворох дополнительных смен, да ещё и успевала заниматься аптеками. Неделю-другую поспишь урывками, усталость накопится такая, будто еще немного — и станешь засыпать в прыжке. А потом вдруг включается второе дыхание, и сна как не бывало. Только во всем теле мелкий колючий зуд, еле заметный, как вызревающее раздражение, которое еще не скоро будет готово вылиться в эмоциональную вспышку. Вот и сейчас — то же чувство под кожей.

Она прошла на кухню, включила газ под чайником и встала у стены, дожидаясь кипятка. Весь сегодняшний день — как шторм: порыв налетает за порывом, одно событие за другим. Может, хотя бы вечер получится спокойным?

В животе заурчало. Ну как она могла забыть, что ничего не ела сегодня? Приподняв край футболки, Татьяна оттянула пояс джинсов: странно, между ним и животом свободно проходит кулак. Неужели похудела? Она усмехнулась: видимо, правильно говорят — если хочешь сбросить вес, просто забудь о нём. И действительно, ведь если раньше она старалась соблюдать диету, взвешивалась каждое утро, и не могла скинуть ни одного из обнимавших её талию килограммов — то сейчас, без этого жесточайшего контроля, тело будто само решало, каким ему быть. И освобождалось от лишнего. «Может, это из-за любви? — она лукаво улыбнулась. — А что, хорошая версия. По крайней мере, та, что нравится больше других». Потому что вряд ли здесь какую-то роль сыграл стресс из-за Макса или переезда — Татьяна не теряла аппетит в любой ситуации. И часто шутила о себе: может, мои нервные клетки и не восстанавливаются, но на их место тут же вползают жировые.

Чайник начал закипать, словно кто-то быстро-быстро забарабанил по нему ногтями. Струйка пара поднялась над толстым носиком. Татьяна залила кипятком пакетик зелёного чая, взяла из чашки овсяное печенье, и только собралась откусить от него — как тут же, по неписанному закону младенцев, проснулась Вика. А вместе с её рёвом из детской донеслась мягкая армянская речь. Таня поспешила на помощь.

— Георгий Михалыч, спасибо, составили компанию нашей Викульке, — сказала она, глядя, как пожилой армянин трёт глаза.

— Татьяна-джан, это она мне уснуть помогла, по ночам, знаете ли, не получается у старика, — отшутился он, и, глянув на часы, быстро засобирался, сокрушаясь: — Ва-ай, всё, что мог, проспал! Нехорошо!

Закрыв за ним входную дверь, Татьяна переодела Викульку, покормила её — так приятно было держать на руках тёплого, усердно чмокающего человечка — и принялась носить «столбиком», гладя маленькую спинку. «И как Наталья может от такого отказываться?» — в который раз подумала она. И в который раз не нашла ответа.

Одев малышку потеплее, Таня набросила куртку и вышла вместе с Викулькой на лоджию. Поставив люльку с ребёнком на стол, широко распахнула окно, впуская вольный морской бриз. Выходить на улицу больше не хотелось, она твердо решила не обманывать Залесского. А Вике нужен свежий воздух. Пока маленькая, можно гулять и так — лоджия достаточно большая, с хорошей циркуляцией воздуха.

Рассматривая море в бинокль, висевший на оконной раме, Татьяна пыталась разглядеть среди волн самое чудесное, что могло в них появиться — сизый глянец дельфиних спин. Но солнце скользило по воде, дробясь на тысячи золотых монет, на волнах — важно, будто куклы на самоварах — сидели жирные чайки, серо-зелёные ожерелья водорослей запутывались клубками… А дельфинов не было.

Татьяна отняла от глаз бинокль, помассировала пальцами веки. И застыла, случайно глянув вниз. Там, направляясь к их подъезду, шла тётя Аля. Но что-то несуразное появилось в её внешности. Как-то не так сидит плащ, будто одно плечо выше. Плотный пакет с вещами то и дело бьётся о колено. А сама Алевтина Витальевна шагает неровно — прихрамывает, что ли? И слегка покачивается.

«Может, выпили с подружкой, — попыталась успокоить себя Татьяна. — Или к кому она там поехала, когда Наталья решила расчистить территорию для Волегова?» Но тревога не отпускала. Уж очень сильно отличалась эта тётя Аля от той опрятной, аккуратно одетой женщины, которую знала Татьяна.

Захлопнув окно на лоджии, она схватила люльку с Викой и занесла девочку в комнату. А сама пошла открывать входную дверь. И не утерпела — выскочила к лифту.

— Ох, Танюша! — вяло обрадовалась тётя Аля. — Встречаешь меня? Что-то голова разболелась.

Она вышла из лифта, чуть приволакивая ногу — и Таня вдруг поняла, что в ней не так. Вся левая сторона тела была расслаблена, плечо висело, нога явно отказывалась полноценно работать. А уголок рта и левое веко были страдальчески опущены. «Бог мой, да у неё прединсультное!***» — подумала Демидова. И быстро спросила, поддерживая соседку под локоть.:

— Тёть Аль, давно началось?

— Да минут пятнадцать назад, в автобусе как вступило! В затылок — бум! Аж в глазах потемнело. Ох, зря мы с Нинкой, подружкой моей, полезли грядки рыхлить. Настоялась вниз головой, уже тогда в голове колотунчик начался.

Таня помогла ей войти в квартиру. Алевтина Витальевна опустилась на банкетку, тяжело отдуваясь. Её лицо было красным — наверное, давление зашкаливает.

— Тёть Аль, улыбнитесь, пожалуйста, — попросила Татьяна. Соседка посмотрела на неё с удивлением, но Таня повторила: — Ну-ка, улыбочку!

Рот соседки скривился — улыбки не вышло, правый уголок рта дернулся вверх, а левый остался неподвижным. «Точно прединсультное», — поняла Демидова.

— Давайте-ка в комнату, — распорядилась она. — И не снимайте обувь, я потом подотру!

Уложив соседку на диван и подсунув подушки под её голову и плечи, Таня расстегнула ей плащ и верхние пуговки кофты. Набрала на смартфоне номер «скорой» и одной рукой открыла форточку. Когда диспетчер взял трубку, быстро продиктовала адрес и симптомы. Вернулась к тёте Але: та лежала тихо, будто лишившись последних сил.

Демидова сняла с неё плащ и, достав из тумбочки тонометр, измерила давление. Двести десять на сто шестьдесят! Каптоприл стоял здесь же, на тумбочке — Татьяна вытащила одну таблетку и просунула меж губ соседки. Магнезию вколоть побоялась — сейчас не следовало слишком быстро снижать давление.

— Что, Танюша, совсем плохо? — вяло спросила соседка.

— Не совсем! — она погладила тётю Алю по плечу. — Но грядки были лишними. У вас же давление и сердце!

— А… — Алевтина Витальевна хотела отмахнуться, но вместо этого случайно шлёпнула себя по животу. — И что, не жить теперь? А знаешь Танюша, как хочется в земле покопаться? Весна ведь, скучаю я по грядкам. Всю жизнь с огородом прожила!

— Да я понимаю… Но поберечься бы надо. Ладно, сейчас доктор приедет, и вам сразу получше станет! — сказала Татьяна, но уверенности в этом у неё не было.

— А Наташа где? — спросила тётя Аля.

— В магазин отлучилась, — соврала Демидова. Не хватало ещё, чтобы Алевтина Витальевна узнала, что сегодня устроила её дочь.

— А Викулычка?

— Спит. Хотите, я её принесу? — оживилась Таня. — Мы с ней покушали, поиграли, даже на свежем воздухе побыли. А знаете, у неё ведь зубки режутся!