Прошло десять лет. Верная маленькая яблоня по-прежнему подавляет нас своим великодушием. Груша держит слово: она так и не принесла ни одного плода. Черешня каждый раз, как настает апрель, твердит всем, кому не лень слушать: «Вот погодите — и увидите!».

И ее прекрасного фейерверка в конце концов всегда хватает на завтрак воробью.

Уже месяц, как нет дождя, и сад в отчаянии. Мы, люди, тоже мучаемся: не за себя — нам хорошая погода приятна, — но за все эти бессловесные создания, за несчетное множество страдающих от жажды. Такова теперь наша жизнь: ничем, даже солнцем, мы больше не можем наслаждаться безмятежно, всегда мешает какая-нибудь сторонняя мысль.

Садовник с горечью оглядывает цветы на главной аллее. Не в том дело, что не хватает воды напоить несчастных. Нет, воды у нас вдоволь. Не хватает другого: времени и рук.

Земля суха и безотрадна. Цветы не умирают, но испытывают адские муки. Как иные под тяжестью изобилия, они сгибаются под гнетом нищеты. Будь тишина полной и нерушимой, мы бы услыхали их жалобы.

Я осторожно вмешиваюсь:

— Может быть, все-таки можно разок их напоить? Один только раз?

Садовник качает головой.

— Сейчас они в силах терпеть и ждать, — говорит он. — А если я их полью хоть один раз, только один разочек, они захотят, чтобы их поливали каждый день.

Автомобиль Марселя Куна свалился в канаву. Случилось это как нельзя проще. Густые июньские травы скрывали ловушку — они так пышно разрослись после дождя. Обочины дорог не чужды подобного предательства. Марсель Кун слишком усердно держался правой стороны; и вот его машина лежит на боку, правые колеса по ступицу в жидкой грязи.

Едва схлынуло первое волнение, дамы — свидетельницы происшествия — вернулись к теннису: все это для них чересчур сложно. Они рассеянно перебрасывались мячами и время от времени поглядывали, не стал ли снова зверь на все четыре лапы. Кун очень маялся. Он скинул куртку, но перчаток не снял. Он пытался извлечь из канавы не только свою машину, но и недавно обретенное доброе имя автомобилиста. С немалым достоинством он делал усилия, которые не лишены были изящества, хотя пот лил с него в три ручья. На все это смотрела кучка исполненных сочувствия зрителей: тут сошлись только друзья, они не осмеливались подавать советы — все они, люди весьма разумные, были глубоко убеждены, что никакой автомобиль не может остаться в канаве навсегда — и этот тоже в конце концов вернет себе естественное равновесие. Притом вот и спаситель, аварийный механик. Это мсье Тьебо, ветеран дороги, истинный профессор по части всяческой техники. Он мерит больную тварь быстрым взглядом знатока и тотчас же — за дело! Что тут требуется? Камни, кирпичи, доски, домкраты, брусья, рычаги, тросы. Мсье Тьебо облачается в рабочий комбинезон и приступает. Он все эти приемы знает назубок. Теперь и он щедро проливает пот заодно с Марселем Куном.

Чудовище, потерпевшее крушение, слегка приподнимается, вновь оседает, вздрагивает, устраивается поуютней и окончательно погружается в сон. Ему и здесь хорошо. Так пусть же его оставят в покое. А ближайший прилив уж как-нибудь да снимет его с мели.

Проходит час. Пот все течет ручьями. Летают в огромной клетке перепуганные теннисные мячи. Кучка зрителей разрастается, тараторят языки, лопается терпение. Каждые пять минут выглядывает солнце — как там дела? Ветер вздыхает и, протягивая руку помощи, легко перебирает взмокшие волосы.

Погожий воскресный день. На дороге оживленно. Проносятся автомобили. Те, что покрупнее, замедляют бег и роняют слово сочувствия, смешок, совет. В самых маленьких любопытство говорит громче всего. Они останавливаются подле раненого чудовища, словно звери вокруг западни, где рычит их сородич. Они высылают мужчин в огромных защитных очках — мужчины обводят взором картину, и осторожно выражают соболезнование злополучному шоферу. Совсем по-особенному они произносят: «Вам что-нибудь нужно?» Сразу ясно, на обыкновенном человеческом языке простые слова эти должны означать: «Вот уж чего со мной никогда не бывает!» Затем они гордо отправляются дальше.

Два механика на дне канавы по-прежнему в трудах. Они не позволяют себе отвлечься. Последовательность и упорство.

Появляется полковник Бежо. Это человек ученый. Он проложил железные дороги в песках Африки. Поверх пенсне он оглядывает автомобиль, дорогу, толпу и канаву. Складывает руки на животе и очень тихо спрашивает:

— Сколько весит ваша машина?

Марсель Кун глубоко уважает полковника Бежо, однако сейчас едва удостаивает его ответом.

— Девятьсот пятьдесят килограммов, — говорит он с полнейшим равнодушием.

— Девятьсот пятьдесят, — повторяет полковник Бежо. — Что ж, мы куда быстрей вытащили бы ее из канавы, если бы просто все вместе в нее впряглись. Двенадцать человек. Этого вполне достаточно.

Двигая бровями, он мысленно делает расчеты. И повторяет:

— Мы куда быстрей вытащили бы ее…

Полковника никто не слушает. Никто ему не верит.

Его очень уважают, но верить не верят. Он говорит слишком тихо.

Он и не настаивает, поправляет пенсне и смотрит, как хлопочут оба механика. Два муравья подле трупа. Машина удобно расположилась в жидкой глине. Судя по всему, она решила остаться здесь не на один день. Она чувствует себя прекрасно. Она не понимает, чего ради к ней пристают.

Проходят долгие минуты. За минуту с каждого лба стекает примерно двадцать капель пота. Мучит жажда.

А дорога живет. Появляются новые люди. Другие уходят. Приедается все, даже чужие несчастья.

Останавливается молодой велосипедист. Это крестьянин. Ему едва минуло двадцать. Краснолицый крепыш. Он шумно дышит. Стискивает обеими руками руль велосипеда. Он явно недоволен. Мгновенье молча смотрит на застывших в бездействии зрителей и на потерпевшую крушение машину. И вдруг не выдерживает. Рывком прислоняет свой велосипед к живой изгороди и, взмахнув руками, врезается в наше сборище. Он невысок ростом, но кажется великаном. В лице его смешались гнев, изумление, жалость. Сердито и взволнованно он кричит:

— Чего это? Чего ж вы? Нельзя ж так оставлять! Машина! Да это раз плюнуть, десяти человек хватит! А ну, давайте! Надо взяться сзаду, так будет полегче. Раз — и на дорогу! А потом только потянуть.

Механики встрепенулись, подняли головы. Кучка зрителей почти робко смотрит на краснолицего молодого парня. Полковник Бежо кивает.

— Давайте! Давайте! — кричит парень. — Десять человек беритесь сзаду, говорю ж вам, этого хватит!

Голос его звучит властно, почти свирепо. Наша нерешительность его злит; он рассеивает ее взмахом руки. Все мы беспрекословно повинуемся. И вот он уже распоряжается, расставляет людей, руководит операцией.

— Раз-два, взяли! Так! Пошла!

Машина уступает. Она больше не противится. Охотно готовится к прыжку, словно конь, который почуял руку и шпоры искусного наездника.

Десять секунд — и машина уже на дороге. Мы теснимся вокруг, ошеломленные свершившимся чудом. Нам пришлось приложить так мало усилий! И, однако, все кончено. Полковник Бежо улыбается: разум обрел голос и руку. Молодой крестьянин отыскивает свой велосипед.

— Нельзя же так расстаться! — восклицает Марсель Кун. — Надо выпить по стаканчику.

— Некогда! — возражает молодой человек.

Он уже в седле. Приподнимает шапку. Смеется. Катит прочь. Он уже далеко. Он едет спасать мир. Ему надо спешить. Он нужен людям.

Край наш — равнинный. Огромная глиняная плоскость изрезана неглубокими ложбинами, их промыли на бегу речки и ручьи. Дороги у нас счастливые.

В дни юности я сотни раз бродил пешком по суровым горным краям, по Центру и Югу нашей страны. Там жизнь дорог полна препятствий. На каждом шагу они наталкиваются не на пропасть, так на стену. Но как они осмотрительны! Какая мудрость и осторожность! Они подолгу колеблются, прежде чем пуститься на риск. Не торопясь, в обход приближаются к крутым подъемам. Они предчувствуют: путь будет долог и труден.