— В чем дело? Вы не хотите подать мне китайский? Я, знаете ли, привыкла… у меня есть подруга… На ее месте я бы вышла замуж… Впрочем, вы ведь не можете всего этого знать!

— Нет, — серьезно ответил бармен, — этого я знать не могу, но зато я точно знаю, что у нас подают только цейлонский… Я тут ни при чем — просто они не покупают другого… вот я и подаю цейлонский…

— О, цейлонский никуда не годится, — сказала она, крайне недовольная, — он слишком уж темный, крепкий, ну, прямо солдатский табак… Пожалуйста, дайте мне китайский…

Все, что можно вложить в уклончивый жест, было в него вложено. Подбросив тыльной стороной руки свой конский хвост, девочка заметила:

— Бьюсь об заклад, что вы футболист… Ладно, давайте цейлонский, если нет у вас ничего лучше… Жильбер тоже играет в футбол. Он вроде вас, с виду… Только помоложе, разумеется…

Он отошел. Плевал он на этого Жильбера, — сейчас она станет распространяться, какой у ее Жильбера объем лодыжки. Она окликнула его:

— Эй, послушайте…

Он обернулся:

— Что еще? Я забыл закрыть за собой дверь?

— Да нет, — сказала она, разведя ладони, — я решила: дайте с лимоном…

Ему вдруг ужасно расхотелось уходить. Как было бы славно присесть рядом с ней на банкетку, просто так, без всяких, и поболтать о чем-нибудь, пусть даже она и станет рассказывать о своем Жильбере… Что бы такое придумать…

— Разрезать лимон пополам или подать ломтиками? — задал он совершенно нелепый вопрос, отбросив обращенье в третьем лице.

А она:

— Да как хотите… Мне все равно… Заварка у вас какая? Вы заливаете кипятком или окунаете пакетик? Сама не знаю почему, но это полосканье напоминает мне, как когда-то, когда я была совсем маленькая, наша служанка развешивала в кухне всякие мокрые тряпки…

— Когда вы были совсем маленькая… наверно, тоже месяца два тому назад…

— Странный вы человек. Ну, сколько вы мне дадите, с ходу?

— О, я не слишком щедр, не слишком.

— Так вот, мне двадцать. Даже больше, на полтора месяца. Жильбер…

«Он у меня уже в печенках, этот Жильбер. Футболист несчастный. В пять часов он, видите ли, закладывает виски. И с виду вроде меня…» Бармен бросил на себя взгляд в большое зеркало над банкеткой и спросил:

— Он, случайно, не наш клиент?

— Кто, Жильбер? Почему бы и нет? Он с таким видом давал этот адрес… Не знаю, он мне никогда ничего не рассказывает… И потом, это было ведь до меня! Значит, вы его знаете?

— Возможно. Я знаю нескольких Жильберов… Но не ручаюсь, что среди них и Жильбер мадам…

Облокотившись на мрамор столика, она положила подбородок на ладошку и сказала доверительным тоном:

— Мой… как бы вам сказать… Он брюнет, как вы, примерно вашего роста… Но он не похож на вас… Ушки у него совсем маленькие… Для мужчины просто удивительно! Лицо щекастое, и он чуть что краснеет — лоб, шея… Он у меня сильный и взрывается, как порох, лучше его не трогать… Хорошенький, очень хорошенький… представляете?

— Да, вообразить могу… Так, в общих чертах… На улице вряд ли узнаю… Мадам извинит меня, чай для мадам…

— Ну, знаете, когда говоришь о Жильбере, чай может и подождать, — сказала она. — Один зуб у него золотой, но сразу не видно. Ему выбили на матче с Сушо… Жуткие типы в этой команде Сушо, еще немного, и они бы мне окончательно его изуродовали…

Он отошел. Она опять позвала его:

— Если вы хотите узнать Жильбера, главное — это глаза, они у него особенные: маленькие, карие и к тому же всегда смеются, всегда!

Чего бы он сейчас не отдал за то, чтобы у него были маленькие карие глаза, как у Жильбера, а не большие и светлые, которыми еще не так давно бредили все женщины. Ладно, поговорили и будет, пойдем за чаем!

Он уже отвернул у машины за своим баром кран с горячей водой, приготовил чайничек с заваркой, когда она опять позвала его:

— Официант! Вы не могли бы сказать тому молодому человеку, чтобы он не гремел так этой штуковиной? Оглохнуть же можно!

Но тот и сам ее услышал, обернулся и неподражаемым тоном произнес: «Ах ты, цыпочка!» После чего так тебе и загрохотал автоматом, точно с цепи сорвался, лампочки замигали всеми цветами радуги. Тогда она стала кричать, словно была на улице и обращалась к кому-то на другом тротуаре, через поток машин:

— Знаете что, официант, я передумала, не надо! Пока этот чай заварится… Сейчас без десяти… Я как раз хотела купить Жильберу свитер в «Прентан», я уже заходила, но не было нужного цвета, мне сказали, что на складе есть… Я боялась опоздать, у меня часы спешат, не знаю, что с ними стряслось, и я им там сказала: я ждать не могу, у меня муж, я еще вернусь, только заскочу в бар, а вы тем временем… Я боялась, он уйдет… ну, вы понимаете… а оказывается, пришла раньше времени! Вот я и думаю, может, мне теперь заскочить туда? И Жильбер получит свитер! Это будет мило, правда? У нас свиданье, и вот, пожалуйста, я прихожу со свитером! Жильбер обожает подарки, вы себе даже не представляете! Ради одного этого хочется ему дарить, — только чтобы увидеть, как он радуется, щекастик этакий, и глаза смеются… Но я тут разболталась, а время идет… Я оставлю мои пакеты, ладно? Приглядите за ними. Я вернусь…

Она одернула пальто, встряхнула свой конский хвост, надела на руку сумку. Направилась к двери. Субъект возле автомата исподтишка окинул ее взглядом ценителя. Внезапно она обернулась:

— Вот что, официант, если мой муж придет до того, как я вернусь, задержите его, а то он решит, что я ушла… Вы ему скажите про эти пакеты, там…

— Хорошо, — сказал бармен, — но как я его узнаю, вашего мужа?

Она возмутилась:

— Странный вы человек! Я вам битый час толкую, какой он, Жильбер, описываю во всех подробностях, и после этого вы меня еще спрашиваете… Щекастый, вашего роста, уши маленькие, спортсмен, ну, чего еще! И вы же его знаете… Заметьте, я не любопытна, я у вас не выспрашивала, с кем он сюда ходил. Предпочитаю не знать… У меня есть подруга, она мне всегда говорит…

Она помахала рукой, свободной от сумки, как машут на экране королевы, приветствуя с балкона свой народ, или красотки, садясь в поезд…

Когда она скрылась за дверью, парень в коже, прервав на минуту свое громыханье, проникновенно сказал:

— Сволочь этот Жильбер…

Было пятнадцать или шестнадцать минут шестого, когда она наконец вернулась. Запыхавшись, прижимая к груди бумажную сумку, — со свитером, надо думать, со свитером, конечно. У стойки сидел клиент, бородач, явно не тот, кто был ей нужен. Она огляделась вокруг.

— Его все еще нет? А я-то торопилась! Можете себе представить, официант, они не нашли у себя на складе! Ну, я им устроила! Вы меня не знаете, уж если я заведусь!.. Я была в ярости. Но все хорошо, что хорошо кончается: свитер я достала, а Жильбера еще нет… Который же это час? Уже семнадцать, почти восемнадцать минут шестого! Вы уверены, что они не спешат, ваши ходики? Жильбер — сама точность! Вы хоть сказали ему…

Бармен за своим красным деревом мыл стаканы. Невозмутимый. Он ничего не ответил.

— Я к вам обращаюсь, официант! Вы сказали Жильберу…

Американский автомат обезумел. Игрок схватился с ним врукопашную, хохотал, хлопал себя по ляжкам…

— Неужели вы дали ему уйти, ничего не сказав! — кричала малютка.

Бармен поставил перед собой стакан, второй, третий. Он холодно упивался местью — местью всему: времени, которое безвозвратно убегает, женщинам, которые смотрят на других, горькой складке, вот тут, где он только что провел пальцем. Красивая девчушка, но что из того? Видел я ее Жильбера, видел я таких навалом…

— Но в конце концов, официант, я вам так хорошо его описала! Во всех подробностях, ушки маленькие… И вы не могли ему сказать…

Он поднял глаза и окинул ее долгим взглядом. Бородач у стойки забавлялся как одержимый, стараясь изничтожить соломинку, что теперь, когда их делают из нейлона, не так-то просто. Он тянул зеленый шартрез… Должно быть, недавно из колоний… эта несуразная ленточка в петлице…