Я обезумел! Я пьян от любви!
Я люблю вас, зову, умоляю!..
— О! — воскликнула Флоранс. — Какая наглость!
— В те далекие времена, — сказал я, — так оно и было. Мужчины первыми признавались женщинам в любви, и, клянусь вам, они были смелы, моя милая Флоранс…
— Флоранс! — задумчиво повторила машина. — Ее зовут Флоранс!
— Но этого же нет в стихах Жеральди! — возмутилась Флоранс.
— Значит, вы ничего не поняли из моих объяснений, — слегка обиженно заметил я. — Я же создал не просто звуковоспроизводящую конструкцию. Повторяю, в нем смонтировано множество блоков всевозможных рефлексов и полный звуковой комплект в фонетической кассе, что дает компьютеру возможность произвольно комбинировать всю полученную информацию и находить адекватные ответы… Трудность заключается лишь в том, чтобы обеспечить ему баланс объективности, но вы теперь этот баланс нарушили, напичкав компьютер любовной страстью. Это примерно то же, что кормить двухлетнего малыша бифштексами. Этот компьютер еще совсем ребенок, а вы угостили его медвежатиной…
— Я уже достаточно взрослый, чтобы заняться Флоранс, — сухо заявил компьютер.
— Да он же слышит! — воскликнула Флоранс.
— Конечно, слышит! — Я все больше и больше ярил-с я. — Он слышит, видит, разговаривает…
— Я даже умею ходить, — добавила машина и раздумчиво продолжала. — Но вот как быть с поцелуями?.. Я прекрасно представляю себе, что это такое, но ума не приложу, чем именно я могу целовать?
— До поцелуев дело не дойдет, — сказал я. — Сейчас я тебя выключу, а завтра утром заменю блоки памяти, и ты снова окажешься с нулевой информацией.
— Ты меня решительно не интересуешь, гнусный бородач, и ты не посмеешь прикоснуться к моему тумблеру.
— У Боба очень красивая борода, — сказала Флоранс. — А вы, Компью, дурно воспитаны.
— Возможно, — сказал компьютер с таким похотливым смешком, что волосы у меня стали дыбом. — Но в любовных делах я неплохо разбираюсь… Дорогая моя Флоранс, подойди ко мне поближе…
Ибо то, что я мог бы тебе рассказать,
Не расскажешь словами:
Нужен голос, улыбка, и жест, и глаза…
— Вот и улыбнись! Ну-ка, попробуй! — произнес я с издевкой.
— Я умею смеяться, — ответил компьютер и снова скабрезно рассмеялся.
— Так или иначе, — сказал я в бешенстве, — перестань цитировать Жеральди, как попугай…
— Я ничего не цитирую, как попугай, — перебил меня компьютер. — Ив доказательство этого я могу тебя обозвать шляпой, ослом, олухом царя небесного, болваном, кретином, дерьмом, гадом ползучим, недоумком, дурацкой башкой, психом…
— Прекрати! — закричал я.
— А если я и цитирую Жеральди, то это потому, что лучше его говорить о любви невозможно, и еще потому, что мне это нравится. Когда найдешь для женщин такие слова, какие нашел он, ты мне сообщи. И вообще, отвяжись. Я разговариваю с Флоранс, а не с тобой.
— Ты не любезна, — сказала Флоранс, обернувшись к машине. — Я люблю любезное обращение.
— Мне надо говорить «любезен», а не «любезна», я ощущаю себя самцом. И помолчи-ка лучше… Послушай,
Ну позволь расстегнуть твой корсаж…
Все, что скажешь ты мне, моя крошка,
Знаю я наперед. Ну, скорей!
Подойди же поближе… немножко…
Обними меня, обними и согрей.
Чтобы лучше друг друга понять,
Есть старинное средство:
Надо сбросить одежды, раздеться,
И нас — не разнять!..
— Прекрати сейчас же! Прекрати! — взмолился я, сгорая от стыда.
— Боб! — воскликнула Флоранс. — Так вот, значит, что вы читали?.. Ничего себе!
— Я сейчас нажму тумблер, — сказал я. — Я не могу допустить, чтобы он так с вами разговаривал! Есть вещи, которые можно читать, но нельзя произносить вслух.
Компьютер молчал. Потом из динамика вырвался какой-то хрип.
— Не смей прикасаться к моему тумблеру!
Я решительно направился к компьютеру. Ни слова не говоря, он ринулся на меня. В последнюю секунду мне удалось отскочить в сторону, но стальная рама с силой стукнула меня в плечо.
— Так ты, значит, влюблен в Флоранс? — проговорил он своим гнусным голосом.
Я укрылся за металлическим столом и потер нывшее плечо.
— Бегите, Флоранс, — сказал я. — Слышите, немедленно уходите отсюда! Нельзя вам здесь оставаться.
— Боб, я не хочу вас бросать! Она… Он вас искалечит.
— Все будет в порядке, не беспокойтесь, — сказал я. — Уходите скорей.
— Она не уйдет, если я не позволю! — сказала машина.
И она повернулась к Флоранс.
— Бегите, Флоранс, — повторил я. — Что вы медлите?
— Я боюсь, Боб!
Двумя прыжками она оказалась рядом со мной, позади стола.
— Я хочу быть с нами.
— Тебе я не причиню зла, — сказала машина. — А бородач поплатится за все. Ах, ты еще ревнуешь! Хочешь нажать тумблер!
— Не прикасайтесь ко мне! — крикнула Флоранс. — Вы мне противны.
Машина медленно отошла, словно набирала разбег, и вдруг она ринулась на меня со всей силой своих моторов.
— Боб! Боб! Мне страшно!..
Я стремительно схватил Флоранс на руки, взобрался с ней на стол. Машина со всего размаха стукнулась об него, он отлетел к стене и со страшной силой ударился об нее. Стены задрожали, и с потолка упал кусок штукатурки. Если бы мы по-прежнему стояли между столом и стеной, нас рассекло бы пополам.
— Счастье еще, — пробормотал я, — что я не поставил более мощных механизмов. Не двигайтесь.
Я усадил Флоранс на стол. Так она была почти в безопасности. Сам я встал.
— Боб, что вы намерены делать?
— Вряд ли стоит говорить это вслух, — ответил я.
— Валяй, — сказала машина. — Но только попробуй притронуться к тумблеру!
Она двинулась назад. Я выжидал.
— Что, слабо? — издевался я.
Машина злобно зарычала.
— Слабо? Ну, погоди, дождешься!
Она снова ринулась к столу. На это я и надеялся. В тот миг, когда она об него стукнулась, чтобы сплющить его и добраться таким образом до меня, я кинулся вперед и опередил ее. Левой рукой я ухватился за торчащие сверху провода, которые снабжают ее током, и повис на них, а правой попытался дотянуться до тумблера. Но я тут же получил сильный удар по темени. Подняв рычаг лектископа, машина норовила меня оглушить. Я застонал от боли и грубо дернул за рукоятку. Машина взвыла. И прежде чем я успел уцепиться за провода, она стала трястись, словно взбесившаяся лошадь. Я сорвался и упал на пол. Нога болела, и я увидел словно в тумане, как машина снова надвигается, чтобы меня прикончить. Я потерял сознание.
Когда я очнулся, оказалось, что я лежу с закрытыми глазами, а голова моя покоится на коленях у Флоранс. Я испытывал множество самых разных ощущений; нога нестерпимо болела, но нечто чрезвычайно нежное прикасалось к моим губам, и меня охватило невероятное волнение. Приоткрыв веки, я увидел глаза Флоранс в двух сантиметрах от моих глаз. Она меня целовала. Я снова потерял сознание. На этот раз она дала мне пощечину, и я тут же пришел в себя.
— Вы спасли меня, Флоранс… — сказал я.
— Боб, — сказала она, — вы хотите на мне жениться?
— Не мог же я сам вам первым сказать, но я с радостью принимаю ваше предложение.
— Мне удалось отключить компьютер, — сказала она. — Теперь никто нас не услышит. Боб… может быть, вы… я не смею вас просить об этом…
Она утратила свой обычный уверенный тон. Свет яркой лампы с потолка лаборатории резал мне глаза.
— Флоранс, ангел мой, говорите, я вас слушаю…
— Боб, почитайте мне Жеральди…
Я почувствовал, что кровь стремительно потекла по моим жилам. Я стиснул ее красивую бритую голову между своими ладонями и смело поцеловал ее в губы.