5. БОЙ В сиянье солнца гулкого, За боевой трубой Иду холмами Пулкова В далекий этот бой. Встают бойцы упорные На утре давних дней, Кость белая и черная Пытают: кто сильней! У Пулковских размашистых, Неприбранных высот, У подступов овражистых В атаку полк идет. Поет — и это пение Всё шире и лютей, Оно глушит шипение Летающих смертей. И белый полк без выстрела, Бледнея, пятит шаг, И рвется в поле чистое Занывшая душа. Но надо ж и ответ держать, И, поборов тоску, Идут они в штыки, дрожа… Подходит полк к полку. Сошлись они без выстрела, Устлав траву собой… Смотрю на поле чистое, В далекий этот бой. Вы, милые товарищи, Вас бил далекий град, Вы — те, что дрались давеча За Красный Петроград. Вы с честью били ворога Разбойных всех племен, Нам ваше имя дорого, Ваш подвиг — с нами он! В сиянье солнца гулкого Он с нами навсегда, Над славной высью Пулкова Летит, горя, звезда. То, крылья величавые Приветно закачав, Летит над нашей славою Питомец новых слав! 1939 320. ВОСПОМИНАНИЯ КРАСНОАРМЕЙЦА XI АРМИИ Большие годы, дальние Запали нам в умы, Как бились в Красной Армии В Одиннадцатой мы. Дробили вражьи полчища, Летевшие на нас, Храня твои урочища, Твои края, Кавказ. Пришло нам время лютое, Повсюду враг залег, Раздетые, разутые, Ушли мы на восток. Патроны все расстреляны, Все кончились корма, Ударила метелями Калмыцкая зима. Рука лежит на поводе Синее топора, Мы шли в тифу и в голоде, Одетые в буран. А над холмами снежными — Замерзших груда тел, Пустыней шли безбрежной мы, Где ворон не летел. Лишь волк спиной потертою, От холода свинцов, Блеснет да ткнется в мертвое Шершавое лицо. И на того на волка мы Смотрели, как в бреду, И каждый думал: «Долго ли… Сейчас я упаду». Упавших не считали мы, Тоскуя без границ, И снились нам за далями Сады родных станиц. На Волге отдохнули мы, Утих метели гром. Богаты стали пулями, Всем боевым добром. Мы отстояли Астрахань, Ломали белым кряж, Водил нас в битвы частые Любимый Киров наш. Мы дрались под Царицыном, И — пленным — в эти дни Смотрели прямо в лица им, Угрюмей, чем они. Смотрели в их по-кроличьи Безумные глаза, От ярости и горечи Ни слова не сказав. В ночь, звездами сожженную, И сон нам не покой, Всё снились наши жены нам Над Тереком-рекой. Уж тополя по зорькам там Стоят, как бунчуки, Лежат меж нами горькие Пустынь солончаки. Уже снега расцвечены, Весна уж налицо,— Однажды сизым вечером Собрали всех бойцов. * * * Хоть сколько лет прошло с тех пор, Я помню всё до дна: Мы видим, вот идет комкор, Идет сам Киров к нам. Тесней сомкнув за рядом ряд, Мы замерли без слов, Глядим: глаза его горят, А весь лицом суров. «Товарищи, — он говорит, — Вы помните Кавказ, И все, кто там в степях лежит, Не в памяти ль у вас? Когда ударила зима И между двух смертей Вы шли, и даже смерть сама Вас не была лютей. Вас тиф валил и голод грыз, Бурана волчий вой, Свистел мороза синий свист Над вашей головой. И вы ушли от милых мест, Покинув дом в ночи, Там белых сабель блещет плеск, Там бродят палачи». Стояли мы как онемев, Глядя по сторонам, И только месть, и только гнев Стучали в ребра нам. «Молчат проклятые пески, Где кости сложены, Я знаю силу той тоски, Которой вы полны. Мы здесь сразили всех врагов, И завтра — грозным днем — От Волги вольных берегов Мы к Тереку шагнем». Стояли мы похолодев И не сводя очей, Но каждый вдруг помолодел От кировских речей. «Станицы ждут, аулы ждут, Нас вольный ждет Кавказ». Его слова нам сердце жгут, Кипит душа у нас. «Не так дорога далека, Там кончим мы войну, Обнимет горец казака, И встретит муж жену». Была весна, и степь цвела, Хрустела соль в песках, И тень орлиного крыла Лежала на войсках. Мы били белых, как гроза, На Тереке седом, Мы не смотрели им в глаза, Подернутые льдом. Мы гнали белых за Кизляр, И пленникам своим — Мы не глядели им в глаза — На что веселье им? Мы всю развеяли тоску В садах родной земли, И утром огненным в Баку Мы с Кировым вошли. Давно то было, но хочу До старости сберечь Неизменяемо ничуть Тот путь, ту ночь, ту речь. 1937 |
