304. НА МИТИНГЕ В ДЕРЕВНЕ Он говорил на митинге в деревне: «Я из Бунира. Я из батраков. У наших предков, и не очень древних, Раз нет земли, обычай был таков, Обычай был бедняцкой вызван долей: В долине Свата горцы-земляки Запахивали кладбище под поле, Чтоб рос ячмень, а не камней куски. И, плуг ведя, кричал крестьянин строгий, Предупреждая мертвецов народ: „Эй, берегитесь, поджимайте ноги, Подходит плуг, спасайтесь: плуг идет!“ А что сегодня — день последний мира? Есть нечего — одна беда вокруг. Раз нет земли, я, горец из Бунира, Скажу: „Земляк, точи свой верный плуг, Кричи им всем, кто в темноте могильной Народ сегодня хочет удержать: Спасайтесь, вы! Подходит плуг всесильный — Вас, мертвецов, и тьму перепахать!“» 1951 305. ВСТРЕЧА В ЧИТТАГОНГЕ Эти женщины, все в голубых и зеленых, В желтых сари, усевшись рядами вокруг, Не сводили с тебя своих глаз восхищенных, Брали за руки, словно сестру. Говорили смуглянки тебе молодые: «Правда, все у вас так же красивы, как вы? Мы советскую женщину видим впервые. Читтагонг — это так далеко от Москвы! Мы хотели б, чтоб вы приезжали к нам чаще… Сделать так, чтоб гостили вы долгие дни, Как подруга, сестра у сестер настоящих. Мы не можем, — печально сказали они.— Но мы жаждем услышать о женщинах ваших, О стране, обо всем просим вас рассказать…» В твой рассказ, что одной только правдой украшен, Засмотрелись смолистого блеска глаза. И казалось тебе: говоришь ты долинам, Где белеют жасмина цветы в волосах, Где от горя потрескался ржавый суглинок И, как слезы, в лугах накипает роса. Солнце джунглей становится желтым и тусклым Перед гордым сознаньем, что здесь, в тишине, Что тебе довелось — первой женщиной русской — В эту глушь говорить о Советской стране. Говорить о великих работах, о счастье Быть собой, о любви, исполненьях мечты… А сидела ты в синем обычнейшем платье, Где по синему полю белели цветы. Эти женщины, все в голубых и зеленых, В желтых сари, как дети, сияли они: Ты казалась им сказкой, в такое влюбленной, Что одним сновиденьям сродни. Ты казалась такой им, что нету красивей, Им казалось, что в мире нет платья синей, И что синь эта — синее небо России, А белые цветы — цветы ее полей! 1951 306. ДУАБ (Два потока) День рожденья моего Приютил Дуаб полночный, Нет мрачней теснин его И прелестней, между прочим. Дичь какая-то вокруг — Ералаш цветной дивана, Полутемной лампы круг, Плов и джина полстакана. Дым табачный к потолку, Дверь скрипит, как бы вздыхая, И буржуйка в уголку, Где трещит арча сухая. Чуть поблескивает глянец Чашек в теплой полутьме, И у ног сидит афганец На ковре, в большой чалме. Мне дарили в дни рожденья, Как и я дарить был рад, Вещи разного значенья, Но сегодня я богат. Подарили, как сумели, Чтоб друзей не забывал, Шикарийское ущелье И Шибарский перевал. Чтоб замерзшие потоки, Голубую седину, Отогрели эти строки, В пену юную вернув. Чтоб сердечно рассказали, Прилетев издалека, Как в ночной реке играли, Словно рыбы, облака. Чтобы жар тех стен зеленых, Черно-снежных жил со мной, С небывалой, раскаленной И пронзительной луной. Чтоб всю глушь той ночи тесной Я до дна бы испытал, Чтобы красный мост железный Под стихом прогрохотал. Чтобы в самых днях жестоких Голос дружбы не ослаб, Чтоб врывались снова строки, Как и мы, в ночной Дуаб. Нет, дела у нас не плохи И ночлег у нас не плох! Мы ведь слуги той эпохи, Что чудесней всех эпох! Мы посланцы мира ныне, И любой из нас готов Мерзнуть в каменной пустыне, Согреваться у костров, Вновь с холодного рассвета Путь без отдыха вести, Знамя мира, знамя света, Коммунизма пронести. Пронести сквозь вражий жабий Визг, сквозь вражий крабий мрак. Потому в глухом Дуабе Наш сегодня бивуак. Уж плетет кривые басни Полуночный ералаш, Кончен плов, и лампа гаснет, Сидя спит афганец наш. Уголь в печке краснопенный Размешав до глубины, Выхожу за эти стены В беспощадный мир луны. Где-то в Бирме джунглей ропот Партизаны стерегут, Где-то по тибетским тропам В эту ночь гонцы идут. Много в жизни я отведал И тревоги и забот И опять иду по следу, Что к покою не ведет. И в раздумье одиноком Под дуабскою луной Мне сверкают два потока Молодою белизной. Этих вод, мне засиявших, Для чего мне избегать? Светлых рук, меня обнявших, Не хочу я забывать. А в ущелье воют волки, Снежный ветер пылью бьет, И зеленых звезд осколки В сердце падают мое. 1951 |
