3 Через семь дней вернулся Сами, Как отбитый от стада козленок, С исцарапанными ногами, Весь в лохмотьях, от голода тонок. Синяка круглолобая глыба Сияла, как на золоте проба. Один глаз он видел Сагиба, А теперь он увидел оба. «Где ты был, павиан бесхвостый?» — Сагиб раскачался в качалке. Отвечал ему Сами просто: «Я боялся зубов твоей палки И хотел уйти к властелину, Что браминов и раджей выше, Без дорог заблудился в долинах, Как котенок слепой на крыше». — «Ты рожден, чтобы быть послушным: Греть мне воду, вставая рано, Бегать с почтой, следить за конюшней, Я властитель твой, обезьяна!» 4 «Тот, далекий, живет за снегами, Что к небу ведут, как ступени, В городе с большими домами, И зовут его люди — Ленни [59]. Он дает голодным корочку хлеба, Даже волка может сделать человеком, Он большой сагиб перед небом, И совсем не дерется стеком. Сами из магратского рода, Но свой род для него уронит — Для бритья будет греть ему воду, Бегать с почтой, чистить ему пони. И за службу даст ему Ленни Столько мудрых советов и рупий, Как никто не давал во вселенной: Сами всех сагибов погубит». 5 «Где слыхал ты всё это, несчастный?» Усмехнулся Сами лукаво: «Там, где белым бывать опасно, В глубине амритсарских лавок. У купцов весь мир на ладони, Они знают все мысли судра, И почем в Рохилькэнде кони, И какой этот Ленни мудрый». — «Уходи», — сказал англичанин. И Сами ушел с победой, А Сагиб заперся в своей спальне И не вышел даже к обеду. 6 А Сами стоял на коленях, Маленький, тихий и строгий, И молился далекому Ленни, Непонятному, как йоги, Что услышал его малые просьбы В своем городе, до которого птице Долететь не всегда удалось бы, Даже птице быстрей зарницы. И она б от дождей размокла, Слон бежал бы и сдох от бега, И разбилась бы в бурях, как стекла, Огненная сагибов телега. 7 Так далеко был этот Ленни, А услышал тотчас же Сами. И мальчик стоял на коленях С мокрыми большими глазами. А вскочил легко и проворно, Точно маслом намазали бедра, Вечер пролил на стан его черный Благовоний полные ведра, Будто снова он родился в Амритсаре, И на этот раз человеком,— Никогда его больше не ударит Злой Сагиб своим жестким стеком. 14–15 августа 1920 Деревня Тярлево 494. ДОРОГА
О ГОРОДЕ ТИФЛИСЕ, О ЕГО ДВОЙНОЙ ДУШЕ И О ТОМ, ЧТО КАЖДОМУ ПУТНИКУ ПРИХОДИТ ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДОМОЙ Моим гортанным толмачом Был сам Тифлис, и в толчее Горбатых улиц он учел, Что он богаче и ловчей. То хвастал пышной тканью Или зурной хвалебной, То падал в серной бане Снопом воды целебной, Сбегая с головы Прокипяченной дрожью На каменные швы У моего подножья. Из бани, слова не сказав, Швырял меня в Шайтан-базар, Где солнечной экземой Изъедены до пыли Карнизы, щеки, этажи, Где он, рассыпанный, лежит Коробочной системой Товарных изобилий. Не смерч меня издалека Занес — при чем тут ветер, Я лишь прохожий и пока Плохой свидетель, но свидетель, И я вношу поправку В твоих лавчонок строй, В харчевен топот бычий, Тифлис, а ты смешной, Ты прошлым обезличен. Твои цирюльники, бренча Всем арсеналом мелким, Рвут бороды, качаясь, — Но это ведь подделка? Ослы твои под плетью, И с их хурджинов [60] ловких Стекают все столетья, — Но это же издевка? Он был высоким толмачом, Тифлис, когда и в толчее Моих насмешек он учел, Что он богаче и ловчей. И я увидел, между плеч, Кирпичных плеч и серых, Где и барану душно лечь, — Резвится галстук пионера. Старинный оседлав устой Военной колокольни, С разъяренною краснотой Висит пятиугольная… Забыв шахсей-вахсей, мулла Косит халат из-за угла, Отдав поклоном поясным Почет плакатам расписным. В победных войск линейный звон, Где Юг и Запад на коне, Вбегает кличей сходка, Газетный дождь и, наконец, Павлиная походка… Стакан вспотел, но в чайхане Сквозняк живет, и оттого Вода прохладнее всего. И вот — усмешки ни одной. Ты собран весь, ты дышишь чаще, Когда прощаешься с двойной, С тифлисской правдой, как участник. Уж Север звал меня условными Сигналами вернуться: Обманами снега в горах, В реке пролетавшими бревнами, Узором чайханного блюдца Приказывал Север вернуться [62]. вернуться Так индийцы произносят имя «Ленин». вернуться Когда в Тифлисе начинаешь скучать по Северу, лунные пятна на горах напоминают о снеге равнин; бревна, сплавляемые по реке, — о больших водах лесного Севера, а цветок, грубо намалеванный на чашке в чайхане, кажется сошедшим с платка олонецкой крестьянки. |
