СТИХОТВОРЕНИЯ 1970–1977 375–381. ЖИЗНИ НОВОЕ НАЧАЛО 1. ЛЕНИН Неисчислимы Ленина портреты, Они — вблизи и в дальнем далеке, В полярном мраке, на зимовках где-то, В огнях столиц, в разбуженной тайге. На корабле, что все моря изведал, На заводской, на вахте боевой, Его портрет на знамени Победы, И в космос взял его Береговой. Любовь людей и глубже всё и шире Во имя жизни, лучшего всего, И нет сейчас таких народов в мире, Что бы не знали облика его. С грядущего завесу Ленин поднял, Чтоб видеть мир свободным от оков, И Ленина приветствуют сегодня Народы всех пяти материков. Поднявшись над прославленными всеми, Живущий вечно в мыслях и в сердцах, Он всех живей — над ним не властно время, И не измерить дел его размах. Он весь — земли бесценное наследство, Пусть поколенья свой проходят круг, И с каждым он встречаться будет с детства И в жизни жить, как самый верный друг! 1970 2. «Охвачены кругами урагана…»
…В апрельские дни 1917 года, по приезде в Петроград, с балкона особняка Кшесинской В. И. Ленин начал выступать перед питерцами. Охвачены кругами урагана, Кружились всероссийские края, И людям было сказочно и странно Здесь, в Питере, на площади стоять И чувствовать, как раскаленно дышит — Хоть и апрель — столичный этот град, И каждый знал, придя не наугад, Что речь такую он сейчас услышит — И он услышал, — как грозы разряд! Тут были все: рабочие, матросы, Интеллигент, решающий вопросы, И серая шинель фронтовика, И в разноцветье бабьего платка Работница с подругою курносой, Китаец, продающий папиросы, И инвалид со шрамом у виска, И женщины в одежде всех сословий, При грозовом проснувшиеся слове… А это слово обладало силой Лететь туда, где все края кружило, И в Питере грозою обернуться, Чтоб всем казалось: стоит лишь нагнуться — И ты с земли поднимешь правду эту, Своей рукой всему покажешь свету И станешь снова и могуч и волен. Всех темных сил сильней, сильнее боен,— Ты — Революции социальной воин, Так будь ей верен и ее достоин! И слушали впервые во Вселенной. И этот день, такой обыкновенный, Грозою обожженный так мгновенно, Он стал и днем истории нетленным, И в памяти народа незабвенным! И в этот день со скромного балкона, Во имя Революции закона И большевистской правды откровений, На Петроградской в этот день весенний Свой разговор с народом начал Ленин! 1970 3. СТАРЫЙ КОННИК Он сидит, легендами овеян, И в окне вечерние видны Облака, как старые трофеи, Тронутые солью седины. Где-то в песнях шелестят знамена, Кони бьют копытом на заре, Дни идут, как шли во время оно, — Что сегодня там в календаре? Календарь же времени иного, Что сегодня сообщает он: «Конною Буденного восьмого Января Ростов освобожден». «Да, тому полвека миновало, Город цел, не взорван, не сожжен, Враг разбит, и взято в плен немало, Ленин рад: Ростов освобожден! А теперь идти на белопанство, С белыми кончать их заодно…» Меркнет тихо вечера убранство, Точно в даль истории — окно. «Что коней летящих благородней, Что прекрасней лавы огневой! Даже шпор нет в армии сегодня, Конь свершил великий подвиг свой!» …Облака идут, как эскадроны, В лунном и бессмертном серебре, Где-то в песнях шелестят знамена, Кони бьют копытом на заре. 1970 или 1971 4. ВОСПОМИНАНИЕ Еще в то утро был я в Каменице, Гостил в семействе героини Велы, В Родопах, возле греческой границы, Где на вершинах снег был белый-белый. Весь день мы мчались бесконечной чернью Лесов, дорог, похожих на ступени, Чтобы поспеть в Софию в час вечерний, Димитрова услышать выступленье. Мы вспоминали в той дороге длинной Борьбы его суровейшие годы, Зал Лейпцига, где был он как лавина, Сметавшая фашистского урода. Мы вспоминали жизнь его, как битвы, В которых он неутомимо бился, А между тем дорога, словно свиток, Вилась, и сумрак уж над ней сгустился. А я сидел однажды с ним за чаем В Барвихе, в марте, в первой встречи вечер. И всё равно он был необычаен, С своим неповторимым красноречьем, С своей железной логикой и волей, С иронией и юмором народным, Как сеятель в необозримом поле Грядущего своей страны свободной. И вот в Софии мы, уже не в царской. Дождем внезапно небо раскололось, Над городом, над всей землей болгарской Димитрова услышали мы голос. Застыло море зонтиков несчетных, Народу в театре места не хватило, Народ стоял как караул почетный — Блестели слезы и сердца щемило. Вернулся он к Болгарии родимой, К ней, пережившей лихолетья муки, Вернулся он — огонь непобедимый, К нему тянулись и сердца и руки. Он говорил после разлуки долгой, И всё светлее делалось на свете. И под дождем, совсем уже не колким, Стояли мы и слушали бессмертье! Между 1970 и 1977 |
