4 Стан распоясан, ворот расстегнут Синий глаз отточен,— Где же ты, Азия? Азия согнута, Азия загнана в бочку. Твои ль глаза узорные Стоптали кайму свою, Здесь красные стали дозорными Народов на краю. Обгрызли мыши Тегеран. А где ж была ты, старая? Моссул ободран, как джейран [73], Ступай, ты нам не пара. За что ходили ноги, Свистело в головах? За что патрон в берлогах До барса доставал? Багдад — питомец праздный, Багдад не любит жара Аракского костра, — Пляши же, тари [74] старая, Так смейся, тари красная, Узун-дара! Узун-дара [75]! Нежней луча, ходящего По заячьим ушам, Тундырь [76] печет прозрачные Листовки лаваша. Дыня жирная садам О желтизне кричит сама. Ты, Азия, дышала нам, Перебирая сквозь очки Качанье четок и цепей, Ты клюнешь песен — выпечки Московских тундырей. Аракс не верит никому — Постой, смиришь обычай, Так лайся же по-своему, Пока ты пограничен. 5 Уже звезда, не прогадав, Вошла в вечернее похмелье, Работам, пляскам и стадам Отныне шествовать к постели. Тропинка в небе с красной кожей Уже краснеет уже, Деревья тянутся, похожие На черный горб верблюжий. Одно — двугорбое — во тьму Входило стройно, без обиды, Если бы руку пожать ему, Расцеловать, завидуя, Простую тутовую душу, Рабочих плеч его чертеж, Сказать: «Барев, енгер [78], послушай, Ты понимаешь, ты не пропадешь!» 6 Поставь напрямик глаза, Заострись, как у рыси мех, Под чалмою шипит гюрза [79], Под чадрою — измены смех. Легкий клинка визг, Крашеный звон купцов, Крылатая мышь задела карниз — Так Азия дышит в лицо. Неслышно, как в ночь игла, — Для иных — чернее чумы, Для иных — светлее стекла, — Так в Азию входим мы. Меняя, как тень, наряды, Шатая племен кольцо, Так дышит снам Шахразады Советская ночь в лицо. Курдский прицел отличен — Стоит слова литого, Падает пограничник — Выстрел родит другого! Что в этом толку, курд? Слышишь, в Багдаде золото Так же поет, как тут, Только на ваши головы. Что же, стреляй! Но дашь Промах иль вновь не зря — Будешь ты есть лаваш Нашего тундыря. 1924 Армения 496. ВЫРА[80]
15 марта 1918 года Четвертый съезд Советов Столпился перед зыбью, Рокочут анархисты, взводя курки. Ныряют соглашатели, чешуйчатостью рыбьей Поблескивают в зале глухие уголки. Колючей пеной Бреста Ораторы окачены, Выкриками с места Разъярены вконец — Эсеры гонят речи, но речи, словно клячи, Барьеров не осилив, ложатся в стороне. По лицам раскаленным Проносится метелица, Ведь нам же, ведь сегодня, здесь, Вот здесь решать гуртом — Винтовкой беспатронной ли В глаза врага нацелиться Или уважить вражью спесь И расписаться в том. «Вот когда мы шагали верстами, Не так, как теперь, дорожим вершком, Так ведь за нами — и очень просто — Те же эсеры шли петушком!» Зала разорвана, Ленин, заранее Нацелясь, бьет по отдельным рядам, Точно опять погибает «Титаник», Рты перекошены, в трюмах — вода. «Теперь как бойцы мы ничтожны слишком, Тут и голодный, и всякий вой, Вот почему нам нужна передышка — Мы вступили в эпоху войн». Тонут соглашатели. Лысины — как лодки, Рты сигналы мечут напропалую — ввысь, Но гром нарастает — кусками, и ходко Холмы рукоплесканий сошлись и разошлись Рук чернолесье метнулось навстречу, Видно, когда этот лес поредел, Что это зима, где не снег бесконечен, А люди — занесенные метелями дел! 1 Меж Ладогой и Раута Угрюма сторона — Только таборы холмов Да сосна. Только беженец, От белых пуль ходок, Гонит стадо несвежее На восток. Словно в ссылку сектанты, Шагают там быки, Кровавыми кантами Обшиты их зрачки. Скучая по крову, Голосами калек Поносят коровы Разболтанный снег. И лошади бурый Волочат свой костяк, Закат — как гравюра, Но это — пустяк. Над всеми голосами Скотов, дыша, Умные лыжи остриями Судьбы шуршат. По ветру в отчаянье Удерживая крик, От смерти — нечаянно — Уходит большевик. Меж Ладогой и Раута Угрюма сторона — Товарища Ракова Еще щадит она. Остались он да беженец, От белых пуль ходок, Холмы в личине снежной Да в сердце — холодок. Только с Красной Финляндией Кончен бал, Над черепов гирляндами Бал забастовал. Только в стадо включенный Упрямый костоправ Уходит побежденным, Узлами память сжав! вернуться Тундырь — печь, в которой пекут лаваш (особый хлеб). вернуться Барев, енгер — здравствуй, товарищ. вернуться Выра — деревня около Гатчины, где 29/V 1919 г. бивший Семеновский полк перешел на сторону белых. Здесь погиб комиссар рабочей бригады, член исполкома, товарищ Раков. Раков — по профессии официант, начал революционную деятельность с 1912 г., был председателем Профсоюза служащих трактирного промысла, работал во фракции большевиков в Государственной думе, был арестован, выслан; в 1914 г., не желая идти сражаться, сдал экзамен на фельдшера. В Февральскую революцию был избран председателем 42-го армейского корпуса и членом Петроградского Совета от Выборгского крепостного гарнизона. Он принимал самое активное участие в гражданской войне в Финляндии. Когда финский пролетариат был разгромлен, комитет 42-го корпуса был весь уничтожен под деревней Раута, товарищу Ракову чудом удалось спастись от белых. Они назначили крупную сумму за голову товарища Ракова и даже послали своих агентов в Петербург, чтобы убить его. |