266. ШУМАДИЙСКИЕ ЛЕСА Партизан шумадийский сидит на Зверинской, В Ленинграде, и песни поет, Как их пели под Брянском и пели под Минском — Там, где был партизанский народ. А Шумадии чащи лесные — краса их — Эти песни любили до слез, И качаются сербские буки, касаясь Светлопесенных русских берез. Здесь лесов шумадийских гвардейское право О себе говорить, потому Что Нева здесь сливается с синей Моравой, Чтобы течь по пути одному. Мы такую хлебали смертельную вьюгу, Добывая победу свою, Мы, как братья, стояли на страже друг друга, Помогая друг другу в бою. Потому что фашист, сербской пулей пробитый, Над Невой не вставал из могил, Потому что фашист, над Невою убитый, Шумадийским лесам не грозил. Мы об этом поем в Ленинграде полночном, Миру ясно, о чем мы поем. Долго жили мы только приветом заочным, А сегодня — сошлись за столом! Октябрь — ноябрь 1946 267. ПОЛДЕНЬ В ПУТИ После бури, после мрака, Где ревел простор земной, Мы в селенье Филипп-Яков Повстречались с тишиной. Здесь и рощи полусонны, И дома по сторонам. Вот кувшин воды студеной Девушка выносит нам. Мне почудилось, что долго, Долго, долго будет так: Камень белый, полдень колкий, Лист пожухлый на кустах. И над плавными волнами Будет небо голубеть, Чуть тревожными глазами Будет девушка смотреть. Прядь откидывая резко, Будет бусы колыхать, Так же будет занавеска В белом домике играть. Жажду я хочу иную Утолить — ее одну, — Пить, как воду ледяную, Эту мира тишину. Пить глотками, пить большими, Не напьешься ею, брат,— Так губами молодыми Час затишья пьет солдат. Пьет между двумя боями Тишину, как синий сон, Пересохшими губами, Всем на свете увлечен: Теплой рощей полусонной, Легким небом без конца, Этой девушкой, влюбленной В неизвестного бойца! Октябрь — ноябрь 1946 ГРУЗИНСКИЕ ДОРОГИ 1948 268–276. ГРУЗИНСКАЯ ВЕСНА 1. МАЙСКОЕ УТРО Гул лавин как будто снится, Пролетел и был таков — Снова Гуд-гора дымится Тонкой тенью облаков. Снова встали исполины, И метель по льдам метет, Койшаурская долина Далеко внизу цветет. Обступают снова скалы, С перевала даль ясна, И морозец самый малый Освежает щеки нам. Восемь лет я вас не видел — Ветеранов ледяных. Встал Казбек и пену вытер Облаков с усов своих. Словно хочет целовать он Снова путника в уста — И высот меньшую братью Оглядел он неспроста. Что вам смены поколений — Вот вы смотрите туда, Где идут к лугам весенним, Как всегда, идут стада. Посох движется пастуший В белой кипени отар, Ломкий снег скрипит послушно — Только высь уже не та. Новым светом лиловеет, И расцветка неплоха — Без погон шинель темнеет На плечах у пастуха. Догони — и он расскажет Про походы все свои, И про скал карпатских кряжи, И про венские бои. Как все вьюги зарыдали У Казбековых полей, Как закрыл родные дали Грудью собственной своей. Как мечтал он на походе, Что вернется вот сюда, Где сейчас стада проводит, Горд собой, как никогда. И друзья его такие ж, Так же весело горды — На груди у них увидишь Пестрых ленточек ряды. Ты, Казбек ледяноплечий, Оцени их и пойми, Что тебе гордиться нечем Перед этими людьми. И признайся, не к обиде, Ты, так взысканный судьбой, Что таких людей не видел Никогда перед собой. И Казбек нам улыбнулся В гор воинственной толпе, И Казбек как бы качнулся К той пастушеской тропе. Над шинелью той военной Задышал туманом склон, Снежной дымкою мгновенной Пастуха окутал он. Будто сам Казбек безбрежный Обнялся с бойцом простым, Обнялся с приветом нежным Снежный маршал высоты. <1948> |
