— Реубан! — крикнула Мира, слёзы хлынули по вымазанным в сере щекам.

— Подумай о своём ребёнке! — взмолился Чевак, положив руку ей на плечо.

Реубан не ушёл далеко. Тысяча Сынов быстро расправилась с колонистами и даже на таком расстоянии дисциплинированно изрешетила несчастное тело мутанта. Этого для Миры оказалось достаточно. Она прижала поближе к груди перевязь с младенцем, а в другую руку взяла нечестивый Скипетр Ужаса. Вместе они поволокли проклятый крозиус вверх по корпусу разбившегося корабля чужаков. Они добрались до края неестественного обрыва, где остров погибших кораблей встречался с кроваво-красными водами серного океана.

— Раз!

— Два!

— Три!

Мира и инквизитор отпустили оружие губительных сил, и Скипетр Ужаса полетел с вершины утёса в тёмные воды. Там реликвия навеки исчезнет в бурлящих адских глубинах.

Рядом болты просвистели над психокостью, возвестив о приближении рубрикаторов. Бронислав побежал к варп-вратам, бросив трость и схватив Миру за руку. Нога Чевака стала мокрой от крови, а бок страшно болел, но выстрелы и грохот бронированных сапог гнали их вперёд.

— Вперёд! — заорал инквизитор, одной рукой схватив Миру за плечи, а другую положил на живот. Они покатились на спине по покрытому серой корпусу из психокости чужаков и, подняв облако пыли, остановились на дне, совсем рядом с варп-вратами.

— Сюда, — окликнул инквизитор, карабкаясь к порталу. У подножия холма из психокости в облаке проступили силуэты предателей, продолжавших неотвратимую погоню. Чевак первым добрался до врат и начал собирать последовательность рун, необходимых ля активации древнего артефакта. Когда портал стал наполняться межмировой жизнью и собирать на той стороне альтернативную реальность, инквизитор присел, чтобы помочь Мире.

— Дай мне ребёнка, — приказал он. Беременной Мире было тяжело подниматься, а младенец в перевязи лишь тянул её вниз. Достав ребёнка из рваной ткани, женщина передала его Брониславу.

Чевак взял малыша и развернул лохмотья.

Внутри не было человеческого ребёнка. На месте невинного младенца под панцирем корчился кошмар из когтей и клыков. Ксенос, мерзость: гибрид генокрада. Четыре руки. Голова луковицей. Яйцеклад выскальзывает из-за игловидных зубов.

— В чём дело? — окликнула снизу Мира. Она застыла при виде отвращения на лице инквизитора.

Чевак посмотрел на женщину. Всё становилось на свои места: выживание колонистов в таком адском окружении, их уродства, коллектив. Гиблая Посадка не пользовалась покровительством демонов. Колония могла защитить себя. Чевак вздрогнул, вспомнив чудовище, что сидело на троне под архивом. Куратор: лицо культа. Культа генокрадов, роя, выброшенного на мир демонов.

Чевак задумался над словами куратора, его настойчивой вере в избавление. Присоединение к великому коллективу, который затем сметёт зло Ока с лица галактики. Инквизитор кивнул своим мыслям. Если зараза ксеносов когда-нибудь придёт за своим потерянным роем, то она действительно сможет поглотить тьму Ока и оставить это ужасное место опустошённой империей забытого зла.

А тем временем на всё ещё окутанном облаком пыли холме разворачивался кукольный спектакль. Чудовищные генокрады лезли из-под земли, а силуэты Тысячи Сынов с бесстрастной дисциплиной двигались навстречу новой угрозе мерзостных чужаков. С тяжёлым сердцем Чевак отдал младенца смущённой матери. И, глядя в её красивые глаза, понял, что Мира видит чудовище не в своих руках, а перед собой — чудовище, готовое бросить её и ребёнка на верную смерть на поверхности проклятого мира.

— Что ты делаешь? — изумлённо спросила она, когда инквизитор попятился к порталу. — Возьми нас с собой.

— Мне жаль, — ответил Чевак и с мрачной решимостью скрылся в межмировой статике портала Паутины. Вспышка, и Мира исчезла — а с ней и демонический мир Нерей.

Запечатывая призрачные врата, Бронислав размышлял над возможностями. Возможно, Тысяча Сынов истребит рой генокрадов в тщетном поиске Скипетра Ужаса. Возможно, ксеноотродья расправятся с рубрикаторами Аримана, и их бронированные оболочки присоединятся к принесённому Хаосом металлолому Гиблой Посадки. Чевак отвернулся от портала и зашагал прочь. Он не был уверен, кто же меньшие зло — космодесантники Хаоса или инопланетная мразь.

То была Арк-де-Туиция — одна из многих триумфальных арок, украшавших проспекты и террасы коридоров соборной луны. Мудрецы университета считали, что она была построена в доимперский период, но почти столь же древние охранные эдикты запрещали дальнейшее исследование осыпающейся кладки. Если бы не они, мудрецы бы узнали, что арка гораздо, гораздо древнее.

Посреди пустого бульвара под древним сводом Арк-де-Туиции вспыхнуло бесплотное пламя. Оно едва успело собраться в мозаику реальности, нужную для перехода меж мирами, как из небытия появился гравицикл.

Он ворвался в бульвар словно коготь из психокости, неся на себе инквизитора Бронислава Чевака. Чевак, похожий в арлекиновом плаще на размытое, переливающееся пятно, петлял туда-сюда, проносясь мимо статуй через монументальные врата и церемониальные сады. Вокруг к мирным, пурпурным небесам Савиньора тянулись коллегии, хранилища и университеты. Здания были выстроены из местного тёмного камня. Чевак мчался мимо многоколонных храмов, утопленных в земле амфитеатров — культурной жемчужины в короне сегментума. Многие из влиятельнейших семей сектора посылали своих сынов и дочерей завершать обучение на Савиньор, хоть тот и находился в опасной близости от Ока Ужаса. Чевак и сам учился в коллегиях луны.

Инквизитор пролетел немного на холостом ходу, а затем плавно остановился на эспланаде между исполинским архивом и высоченным библиариумом. Чевак огляделся. Что-то было не так. Не было видно ни академиков в мантиях, ни публицистов, ни ораторов на пьедесталах. Улицы опустели.

Чевак спешился и провёл рукой по бронированной обложке «Атласа Преисподней», покачивавшегося на плече. Фолиант стал бы достойным пополнением древних архивов и собраний Савиньора. Подул лёгкий ветерок. Что-то заскрипело.

Посмотрев наверх, Чевак увидел, что с окружавших эспланаду декоративных деревьев свисали тела повешенных академиков. Инквизитор перешёл улицу, чтобы взглянуть на дворик внизу. Теперь он видел. На гравицикле — на скорости — он не заметил тела. Они были повсюду. Одни свисали с арок и балконов. Другие, обескровленные, с порезанными запястьями, сидели у водостоков. Третьи вообще просто спрыгнули с колоколен и шпилей реликвиариев и разбились об эспланады. Даже не-учёные — гвардейцы и Адептус Арбитрес — представители закона и порядка на Савиньоре, вставили во рты стволы пистолетов и вышибли себе мозги на тёмные камни.

Здесь случилось что-то ужасное. Чевак надеялся, что это произошло лишь в центральном квартале, хотя и понимал горькую правду. Не звонили колокола академий, не было видно дирижаблей, которые обычно плыли над крышами схол, транслируя по воксу лекции и музыкальные произведения.

Взгляд скользнул наверх — прочь от безмолвной бойни, засохших луж крови и качающихся трупов. В мрачном небе над безмолвными и мёртвыми коллежами Чевак увидел причину, из-за которой прибыл на Савиньор. Над городом мудрецов возвышалась цитадель-реклюзиам Университета Империалис, известная по всей планете как Тёмная Башня. Нет, так её называли не потому, что башню высекли из того же камня, что и всё на Савиньоре. Там, под надзором отдельного гарнизона Имперской Гвардии, хранилось то, что архиканцлер провозгласил запретным для обучения. Все прочие архивы на планете были посвящены просвещению, но доступ к фолиантам и экспонатам в цитадели-реклюзиаме был закрыт.

Это не остановило Бронислава Чевака, когда он учился на Савиньоре. Не остановит и теперь.

Промчавшись по пустому проспекту, Чевак подъехал к огромному зданию Университета Империалис. Оставив гравицикл парить среди статуй на обычно многолюдной площади, инквизитор пошёл к церемониальным вратам. Герсы были подняты.