Канал разделялся на шесть отдельных потоков, каждый из которых был таким же большим и полным, как общая клоака ниже по течению. Остерегайся того полипа, что подплывает, качаясь на волнах!
Плывём быстро в эту сторону. След гидры? Возможно. Почти наверняка.
Жак отступил. Он передал отросток обратно Ме’Линди, и та поспешно вернула неприятную субстанцию в стазис прежде, чем наплодится новая.
Когда она вернулась, Жак ткнул в экран, исчёрканный линиями отсылок.
— Вот здесь мы сядем. Рядом с этим источником энергии, только не слишком близко. Долго задерживаться не будем. Не думаю, что хоть один инквизитор устраивал обыск в мире Глаза до этого.
— Как ты сказал, Жак, они могут оказаться не такими уж гостеприимными и здравомыслящими типами там внизу, так?
— Совершенно верно.
— Ха, так, может, я прикинусь, что вы мои пленники? — предложил Гримм. — Давайте, я поведу вас на цепи? Согласитесь, я прекрасно сойду за представителя девиантного недочеловечества.
— Нет, — сказала Ме’Линди, — ты хорошенький.
— Хорошенький? Хорошенький? — коротышка вспыхнул и смутился.
— Ты настоящий скват с достойной внешностью.
— Хорошенький? Ха! Почему тогда не восхитительно прекрасный, в таком случае? — Гримм вызывающе подкрутил усы.
— Ты еси дивный крокодил, — начал Гугол.
— Заткнись, Трёхглазый.
— Может, мне принять облик генокрада? — предложила Ме’Линди. — Будет похоже, будто я затронута Хаосом, так ведь? Лучше защитной окраски и не пожелаешь.
Жак мог только обрадоваться такому предложению. Он кивнул с благодарным восхищением:
— Да, Ме’Линди, давай.
13
Молния раздвоенным языком расколола желтушное небо, словно разрядив накопившееся напряжение между реальностью и нереальностью. Тучи гноились, роняя скорее липкую сукровицу, нежели капли дождя. Скопления облаков напоминали гроздья мокнущих летучих опухолей. Часть пейзажа освещали жёлчью лучи солнца, зеленеющего сквозь хлористый покров. Солнце заражало плесенью песчаную поверхность, из которой вырастали изъеденные каменные пики и шпили. Укрытый маскировочным полем, «Торментум Малорум» смотрелся просто деталью пейзажа.
Иллюзии кружились, словно пытаясь стать плотнее, как молоко превращается в масло. Шарообразные растения алчно следили волосатыми цветами всех оттенков гниющего мяса за танцующими призраками.
Час спустя им бросили вызов в дьявольской игривой манере.
Человек-бык, закованный в латы, во главе дюжины веселящихся чудищ вышел из-за каменной башни, похожей на сталагмит.
— Хо-хо, хо-хо, — проревел бык. — Что это тут за забава для нас, мои прелестные?
По бокам на голове у предводителя торчали, загибаясь вперёд, внушительные рога, испачканные засохшей кровью. Его доспехи были выкованы в виде выпуклых костей. Металлические кости обручами огибали бёдра. Кости, приваренные к костям, образовывали рунические рисунки. Ухмыляющиеся чужацкие черепа закрывали колени. Гигантские кости пальцев покрывали сапоги и перчатки. Выпирал похабный гульфик из искусственной кости, инкрустированный гематитами, изображая язвы. Ещё на нём были тонкая атласная накидка, которая ярко трепетала на ветру, и золотое ожерелье с эротическим амулетом. От человека-быка исходила пугающая звериная чувственность. Его облачение как бы говорило, что даже кости способны совокупляться, даже металл может быть распутным… правда, без особых нежностей.
Позади предводителя топала прямоходящая черепаха-человек, чья чешуйчатая голова выглядывала из бочки панциря, усеянного блестящими звёздами и полумесяцами, словно тот был ходячей галактикой или безумным фокусником. Шёлковые ленты трепетали на ветру струйками горящего газа. Интересно, выбирался ли он из панциря, к примеру, ночью в постель, мягкотелый, мясистый, с обнажёнными нервами для удовольствия, ждущими охаживания большим и влажным языком? Жак тряхнул головой, пытаясь прогнать картинку.
Следующий воин был одет в бронзовый колет и леггинсы, обклеенные золотой тесьмой так, словно по броне ползли волосатые гусеницы; вместо левой руки он щеголял пучком щупалец. На голове красовался роскошно завитый парик.
Ещё один, с виду — гермафродит, в пластхрустальной броне, держал перед собой огромную рачью клешню, обитую медальонами. У другого, тощего и длинного узкогрудого бойца, засунутого в лязгающий вычурный экзоскелет, была голова мухи, на которой сидела шляпа с кокардой и плюмажём. Из чресел человека-мухи торчал окованный медью яйцеклад. По соседству вышагивал слюнявый двуногий козёл в состоянии гона, с накрахмаленным кисейным воротником, веером сидящим на шее, кружевными галунами на локтях и в бархатной накидке.
Только один массивный воин выглядел как настоящий человек. Он был облачён в кошмарную пародию на благородные доспехи космодесантника, гравированную сотнями демонических лиц, но шлем он презрел. Огромные ребристые патрубки вздымались по бокам из-за головы воина, словно копируя наоборот рога человека-быка. Голова его несла оттенок величавого и холодного как мрамор благородства; выбеленные волосы были завиты в гребни. На кончике орлиного носа висело изумрудное кольцо, напомнив Жаку каплю соплей. На щеке воина был наколот меч с ножнами в виде лингама, нацеленного в йони.
Рядом с десантником-предателем танцевала женщина-мутант, одновременно прекрасная и жуткая. Её тело, облачённое в кольчужное трико, обшитое розочками и буфами из газа, было белым и миниатюрным, волосы — светлыми и пышными. Но зелёная яшма её глаз представляла собой выпуклые овалы, косо посаженные на в остальном привлекательном лице. Вместо ног у неё были страусиные лапы с орнаментом из топазовых колец, вместо рук — хитиновые раскрашенные клешни. Острый как бритва хвост стегал по пышным ягодицам. Как она была похожа на демоницу Хаоса! Гугол при виде неё застонал и невольно сделал шаг вперёд. Гримм скрипнул зубами.
Отряд был вооружён болтганами и силовыми мечами с драгоценной насечкой и выложенными жемчугом рукоятками. Они разошлись причудливой боевой линией и остановились, разглядывая три фигуры, облачённые в ортодоксальную силовую броню — две полноразмерные и одну низенькую — с открытыми забралами, окаймляющими нормальные лица.
Перед тем, как сойти с корабля, Гримм напылил всем на плечистые доспехи желтушный цвет, чтобы сливались с пустыней и скрыть противодемонические руны и благочестивые красные символы. С отвращением и крайней неловкостью Жак наляпал несколько кривых отступнических эмблем вроде Глаза Гора — кое-как, чтобы не так влияли, но с виду смотрелись убедительно. В качестве оружия Жак нацепил психосиловой жезл, псипушку и липучий огнемёт, подключённый к пристяжному баллону; в стальной кобуре спрятался инкрустированный бронзой лазпистолет. Гримм с Гуголом отдали предпочтение болтгану, лазпистолетам и сюрикенной катапульте.
Отряд взирал на троицу непонятных и хорошо вооружённых незваных гостей… в сопровождении некоей разновидности генокрада. О да, это она была их пропуском, их гарантом, она — и никто другой!
— Слаанеш, Слаанеш, — проблеял козёл и распушил воротник. Муха с черепахой подхватили песнь. Муха насмешливо приподняла шляпу.
— Слава блудному легиону! — крикнула карикатура на десантника. Что он имел в виду: блуждания или блудодеяния? Или и то, и другое? Десантник язвительно ухмыльнулся.
По спине Жака пробежал холодок. Слаанеш, властитель извращённых наслаждений и упоения болью, и в самом деле мог главенствовать на планете, где изобрели существо, способное воздействовать на центры боли и удовольствия в мозгу.
Разношёрстная команда, преградившая путь, — эти разодетые выродки, кажется, собирались поиграть в какую-то абсурдную, и жестокую, игру. Вопрос в том, получится ли обвести их вокруг пальца? Ме’Линди сбоку от Жака подобралась, словно готовая метнуться в гущу врагов с молниеносностью генокрада.