Стоп. До этой минуты мне и в голову не приходило совершить нечто подобное. Вне зависимости от того, были, у меня необходимые вещи или нет.

Встав на колени, я поднял скользкий от крови посох над головой и начал творить заклинания.

Это оказалось весьма непросто. Подходящие к случаю псалмы из Малус Кодициум, над которыми я время от времени втайне корпел в минувшие годы, вспоминались с большим трудом. Когда-то мне страстно хотелось изучить и понять эти тексты, но всякий раз, как я открывал их, моя душа наполнялась безотчетным страхом. Спустя всего лишь несколько месяцев после уничтожения предыдущего владельца фолианта — Квиксоса — я впервые решился приняться за Кодициум. Однако мне пришлось оставить это занятие, и, чтобы прийти в себя, я даже обратился за помощью к аббатам монастыря Божьего Сердца на Альсоре. Теперь я изо всех сил пытался повторить письмена, которые когда-то старался вымарать из своего сознания.

Если бы я произнес неправильно хоть одно слово, в этот мир пришло бы куда большее зло, чем «Круор Вульт».

Мгновение. Классная комната. Мы с Титусом Эндором дрожим от сырости и холода, сидя за столами из черного дерева, покрытыми пометками и рисунками, оставленными до нас тысячами учеников. Шел только восемнадцатый день нашего начального обучения в качестве младших дознавателей. Инквизитор Хатаант влетел в комнату словно ураган, хлопнул дверью, бросил стопку гримуаров на кафедру — отчего мы оба подскочили — и провозгласил: «Служитель Инквизиции, делающий Хаос своим инструментом в борьбе с Хаосом, — больший враг человечества, чем сам Хаос! Ведь последний знает границы собственного зла и принимает их. А служитель Инквизиции, применяющий Хаос, обманывает себя, отрицает правду и в своем заблуждении насылает проклятие на всех нас!»

Там, на берегу озера, я не обманывал себя. Я понимал, в какую отчаянно рискованную игру вступаю.

Ныне покойный Коммодус Вок как-то сказал мне… я перефразирую его изречение, поскольку не записал дословно: «Идея „познай своего врага“ — самая великая ложь, какая только возможна. Никогда не поддавайся ей. Радикальный путь имеет свои соблазны, и, признаю, я сам не раз подвергался искушению. Но путь этот переполнен ложью. Как только ты обращаешься к варпу за ответами, за знаниями, которые сможешь использовать против извечного врага, ты начинаешь пользоваться Хаосом. Начинаешь исповедовать его. И ты ведь знаешь, Эйзенхорн, что случается с исповедующими Хаос? За ними приходит Инквизиция».

Тогда, на Микволе, я почувствовал уверенность, что могу отделить правду от лжи. Вок просто неверно определил границу.

Однажды, во время ночной попойки, за игрой в регицид по главианским правилам Мидас Бетанкор сказал: «Почему они делают это? Я имею в виду радикалов. Неужели они не понимают, что даже приближение к варпу равносильно самоубийству?»

С рунным посохом в руках, на промерзшем острове Дюрера, я осознал, что это не самоубийство. Все иначе.

В кладбищенской часовне на Кадии Годвин Фишиг как-то предупредил меня, чтобы я держался подальше от радикалов. «Поверь мне, Эйзенхорн, если бы я решил, что ты собираешься так поступить, то сам пристрелил бы тебя».

Все не так просто. Прокляни меня Император, но все не так просто! Я подумал о Квиксосе, блестящем человеке, авторитетном служителе Империума, который замарал себя предательством, потому что пытался понять всю ту грязь, с которой боролся. Я объявил его еретиком и собственноручно казнил. Я понимал всю степень опасности.

«Круор Вульт» с грохотом шагал ко мне. Я произнес последние слова заклинания и отправил свое сознание в варп. Не в клокочущее небытие памяти титана, а в истинный варп. Направляемый рунным посохом и защищенный ритуальными молитвами, я влился в бездонную темную бездну. Пройдя сквозь материю космоса, я достиг далекой Гудрун, миновав целый субсектор, и устремился к поместью на Гостеприимном Мысе.

Я пробрался к потайной, подземной темнице, защищенной варп-блокираторами и пустотными щитами, запертой на тринадцать замков. Только мне были известны коды доступа, поскольку я сам установил их.

Он лежал скорчившись на полу, опутанный цепями.

Я разбудил его. И освободил.

Очнувшись, я почувствовал, как рунный посох задергался в моих руках, когда по нему потекла энергия освобожденного демона.

Я изо всех сил старался удержать над ним контроль и вложить в него свою Волю.

Наконец порабощенный демон явился из навершия посоха. Казалось, взошло крошечное солнце, осветившее мрачный берег. Позади титана простерлась длинная тень.

— Черубаэль? — прошептал я.

— Да-а-а-а-а?…

— Убей его.

Послышался резкий треск. Молния разорвала свинцовые тучи. Неистовый шторм, неожиданно разразившийся над озером, закружил небеса и обрушил на землю сильнейший ливень, сопровождаемый ураганным ветром и чудовищными электрическими разрядами.

Наводящая ужас белая тварь двигалась так быстро, что человеческий глаз мог зафиксировать только размытое пятно. Оно отделилось от посоха и понеслось прямо к черному корпусу «Круор Вульта».

Титан застыл, подняв одну ногу, и задрожал всем телом. Он успел вскинуть огромные руки, но в то же мгновение хромированный череп, пошел трещинами и разлетелся, взорвавшись изнутри болезненно-зеленым светом.

«Круор Вульт» закачался. Ливень хлестал по скрежещущему корпусу. Нестерпимо яркая вспышка озарила берег озера и старую базу СПО. Титан, древний враг человечества, взорвался, превратившись в сферу яростно-белого пламени. Огонь поглотил его голову, тело и руки.

Ноги, одна из которых все еще была поднята над землей, содрогнулись и завалились набок, погребая под собой остатки главной антенны базы.

«Круор Вульт» был мертв. Фэйд Туринг был мертв.

Меня отбросило взрывной волной, и я потерял сознание. А это означало, что Черубаэль свободен.

Тогда он мог ускользнуть достаточно глубоко в миазмы варпа, чтобы навсегда уйти от меня. Даже если бы я потратил остаток своей жизни, чтобы призвать его обратно. Теперь он все знал обо мне и о моих трюках.

Его побег дорого обошелся бы Империуму.

Но он не сделал этого. Демона переполняла злоба.

Он вернулся, чтобы убить меня.

Очнувшись, я немедленно осознал, что Черубаэль освободился. Я лежал на берегу озера. В небе все еще хмурились грозовые тучи, а всполохи молний образовывали вокруг горных пиков потрескивающие золотые короны.

Дождь барабанил по обломкам «Круор Вульта». От остывающего металла поднимался пар. Я почувствовал легкое покалывание на коже. Демон все еще находился где-то поблизости.

Я совершил немыслимое и теперь должен исправить это. Черубаэля необходимо было снова связать. Нельзя позволить ему оставаться на свободе.

Я подобрал рунный посох. Дождь смыл застывшую кровь с его прочной, отполированной рукояти. Крепко сжав древко, я обнажил Ожесточающую. Клинок задрожал, почуяв в воздухе присутствие демона.

— Милосердный Император, свято будь правление твое, ярок будь свет твой предвечный, снизойди до раба твоего в час нужды…

— Тебе это не поможет, — произнес голос.

Я огляделся вокруг, но не нашел никаких признаков присутствия демонхоста.

— Ярок будь свет твой предвечный, снизойди до раба твоего в час нужды, дабы мог я и дальше служить тебе, владыка великий, и очищать владения твои…

— Не сработает, Грегор. Благословение Терры? Это только слова. Только слова.

— …и дальше служить тебе, владыка великий, и очищать владения твои, выдворяя прочь демонов и оборотней варпа…

— Но у меня для тебя найдется кое-что получше слов. Я любил тебя, Грегор. Я восхищался силой твоего духа. Я многое сделал для тебя, я не раз спасал тебя… подумай об этом. И все ради того, чтобы ты уважал наш союз и отпустил меня. А что ты сделал? Ты обманул меня. Заманил в ловушку. Использовал меня.

Волны слов эхом раскатывались вокруг меня, но, как я ни старался, мне не удавалось увидеть демона. Голос звучал в моей голове. Я изо всех сил старался не прервать Благословения Терры, не потерять смысла молитвы. Мне хотелось ответить на возмутительные заявления демонхоста. Это он обманул меня! Между нами не было никакого союза! Это он использовал меня, чтобы добиться освобождения от порабощающих чар, которыми его опутал Квиксос.