Обнаружив подобную сущность, любой инквизитор, который не зря ест свой хлеб, призовет на помощь любых находящихся поблизости космодесантников — Кровавых Ангелов, Космических Волков и любых других — для искоренения злобной формы жизни.

Результатом такой очевидной стратегии было бы то, что гидра распространилась бы еще дальше, так как разрасталась бы из всё многих и многих отсеченных частей. Это тоже самое, что рассекать воду мечом или рубить море.

Жака ослепили — его глаз-экран был украден агентами Корнелиана — так что он увидит меньше, чем мог раньше, и, скорее всего, будет вынужден вызвать столь решительное и в тоже время, бесполезное нападение. Карнелиан даже поддразнивал его, полагая, что Жак не в состоянии понять этого.

Таким образом, Жак не мог вызвать на помощь космодесант. Не мог, нельзя.

Оставалась лишь одна последняя возможность — единственная альтернатива, которую никто, даже Карнелиан, не мог от него ожидать, тем более так скоро…

И этой альтернативой был экстерминатус.

«В Империуме миллион миров, — раздумывал Жак, — что стоит гибель одного мира ради чистоты?»

Для этого и существовал экстерминатус: полное уничтожение всего живого на поверхности планеты с помощью вирусных бомб, сброшенных с орбиты.

Пожирающий жизнь вирус распространяется с удивительной скоростью, поражает всё, что дышит или растет, ползет или летает, а также все, что имеет биологическое происхождение: еду, одежду, дерево, перья, кости. Этот вирус ненасытен. Джунгли Сталинваста быстро превратятся в гниющий ил, который образует неглубокие озера и моря, и будет продолжать гнить до тех пор, пока весь воздух на планете не вспыхнет пламенем, сжигая всё на поверхности и превращая её в пепел и голые скалы.

В городах всё белковое сожрет само себя и илом стечет в глубокие подвалы, гниль будет жрать гниль, а затем горючие газы вспыхнут, превратив города в мертвые груды разбитых кораллов.

А что если гидра… не совсем живая? Не имеет значения. За чем ее останется охотиться, если в этом её назначение?

Экстерминатус.

Слово звучит как колокольный плач.

«Что значит гибель одного мира?..»

Когда умирает один человек, то весь мир этого человека — вся его вселенная — для него исчезает. Мироздание тухнет и гаснет. По существу, смерть любого человека — это смерть целой вселенной, так ведь? Смерть целого населенного мира вряд ли будет тяжелее.

И всё же — значит.

Сейчас Жак стоял на коленях и молился. Ему очень хотелось воспользоваться своими таро, чтобы установить слабую связь с духом Императора. Но он не решался на это, зная, что может вмешаться Карнелиан.

Экстерминатус.

Да, значит. Ему надо принести в жертву целый богатый индустриальный мир, оплот человечества Империума. Он этим также убьет часть самого себя, выжжет некоторые аспекты… чуткости, скептицизма. Аспекты, которые не давали забыть Оливию и оплакивать смерть этого в принципе, незнакомого человека. Хотя разве не каждый для него незнакомец? Наверное, стоило прижечь в себе эти аспекты уже давным-давно.

«Планировать убийство целого мира, — размышлял он, — сродни планированию убийства самого себя». Жесткий холодный свет засиял в его душе, и там, где он засиял, начала собираться абсолютная тьма.

Колени болели от многочасовой молитвы. Гугол спал и тихо храпел. Ме’Линди сидела, скрестив ноги, и смотрела ничего не выражающим взглядом на Жака. Она была похожа на статую — он едва обращал на неё внимание. Внутренний свет озарил его израненные, спутанные и безнадежные чувства к ней; но тут же исцеляющая тень пронеслась по чувствам, скрывая их.

Экстерминатус.

Далеко внизу за окнами люкса джунгли выдыхали утренний туман, чтобы ослепительно воссиять, когда взойдёт солнце. Но над горизонтом уже клубились грязно-серые тучи, готовые задушить этот блеск, так опрометчиво обещанный рассветом.

Жак молился всю ночь и теперь чувствовал себя очищенным, хотя голова немного кружилась.

Гримм наконец-то вернулся.

— С гидрой внизу полный порядок, — сообщил он. — Она там повсюду! Видно, ей как-то удаётся заставить местное отребье себя не замечать. Нет, вернее: не осознавать — вот так мне показалось. Вроде ты её видишь, а вроде — нет, что твой мираж. Этот студень то выпадает из реальности, то возвращается обратно.

— Она мне привиделась, — сказала Ме’Линди. — Атаки лишь усиливают её мощь. Кусок от неё не мог остаться у меня в голове?

Жак наконец поднялся, его немного пошатывало. Подойдя к девушке, инквизитор положил ладонь ей на лоб. Ме’Линди на миг отдёрнулась. Коснувшись её своими пси-чувствами, Жак произнёс слова силы на священном ритуальном языке:

— In nomine imperatoris hominorum magistris ego te purgo et exorcizo. Apage, Chaos, apage! — он кашлянул, словно избавляясь, как от мокроты, от привкуса Хаоса. — Ну вот, я её изгнал. Теперь ты свободна. Можешь мне поверить, я — охотник на демонов.

Только вот гидра — не демон.

Ме’Линди расслабилась. Как догадливо с её стороны было подметить, что сущность эта только разрастается от насилия, направленного против неё.

На полностью зачищенной планете разрастаться будет уже нечему.

Гугол встал пораньше, чтобы навести справки у экрана связи:

— Жак, я проверил регистратуру космопорта. У Зефро Карнелиана есть на стоянке собственный межзвёздный корабль. Зарегистрирован на некую компанию, называемую «Корпорация Зеро».

— То есть, такой корпорации попросту не существует.

— Но корабль-то существует. Он называется «Покрова света».

— Откуда ты уверен, что корабль принадлежит Карнелиану?

— А-а… у нас, навигаторов, есть кое-какие связи там, где дело касается космического пространства.

— Знаменитая паутина Навис Нобилитате?

— Которая зиждется на особой преданности семье… — Гугол явно гордился собой.

Гримм зевнул раз, другой.

Жак и сам был не против вздремнуть. Но спать нельзя. Сейчас ему нужна абсолютно ясная голова. Жак поискал стимулятор помощнее.

— Я нанесу визит губернатору Воронову-Во, — объявил он. — В гости лучше всего ходить по утрам. Я раскрою ему, кто я такой. Он будет не так подозрителен и более сговорчив. Мне нужен его астропат, чтобы отправить межзвёздное послание.

— Если бы я был на его месте, то с утра первым делом разозлился бы, — заметил Гримм.

— Тогда радуйся, что ты не на его месте, мой бодрый гуманоид, — сказал Гугол. — Позволь, я тоже пойду с вами, Жак? Когда меня оставляют, дело явно кончается конфузом. Места себе не нахожу. Меня связали и бросили. А навигатор должен… бороздить пространство.

Жак кивнул. На случай, если придётся в спешке покидать Сталинваст, пилот не должен валяться на диване. Фальшивая бодрость стимулятора пошла в кровь и мышцы, очищая голову, изгоняя усталость и остатки сомнений. Жак знал, что в таком состоянии способен судить чересчур праведно и жестоко. Пожалуй, ему понадобится кто-нибудь поироничнее по левую руку, а убийца — по правую.

— Но сперва мы поедим, — велел он, — и поедим как следует!

Покои губернатора предварял вестибюль в виде зубастой пасти чудовища, вытесанной из мраморных глыб. Пасть была настолько просторной, что там легко поместилось бы любое настоящее чудовище из джунглей, кроме разве что самого крупного. Жак даже подумал, не устроено ли устрашающее фойе так, что может захлопываться, как настоящий рот, при помощи скрытых пластальных мускулов, приводящих в движение мраморные глыбы.

Застарелые пятна в коридоре за входом, который напоминал грудную клетку очень длинного кита, намекали, что рёбра эти могут при малейшем подозрении сжаться, пленив, а то расплющив нежеланного гостя.

Внутри вестибюля от гнетущего красного света ломило глаза. Краснота скрадывала все прочие цвета или окрашивала их в фиолетовый и чёрный. Вентиляционные горгульи в виде лесных ящеров с шипением выдыхали воздух, приносящий больше запах мускуса, нежели свежесть. Несмотря на ясность сознания, дарованную стимулятором, Жак чувствовал себя подслеповато и одеревенело.