— Тебя могут счесть предателем, — произнес Набонидус.

Каким-то образом его слова не прозвучали как порицание. Если бы кто-то другой произнес подобное, Мур убил бы его. Но не прямолинейного Набонидуса.

— Я делаю это для ордена, — ответил Мур, делая шаг назад. — Ты видишь, чего я добился?

— Возможно, — ответил Набонидус, осторожно выбирая слова. Мур испытывал его, и колдун чувствовал это. Если он на секунду засомневается, ему наступит конец.

Мур подошел к Набонидусу.

— Мой покровитель создает армию рабов, способных добывать варп-руду на Гаутс Бассике. Она требуется ему для завоеваний, и только у меня есть план, как это можно сделать.

Колдун говорил с уверенностью сумасшедшего, а его руки описывали дуги в воздухе. Набонидус попытался отступить назад, но его повелитель напирал на него, пока не оказался с ним лицом к лицу.

— Ты понимаешь, что я делаю? Почему я это сделал?

— Я понимаю, Мур, — осторожно произнес Набонидус. — Но мы послали наших братьев в ловушку. Мы должны предупредить роту Хазарета…

В этот момент Мур схватил голову Набонидуса и взглянул колдуну прямо в глаза.

— Никого не надо предупреждать. Никого, кроме тех, кого я выберу, — прошипел он.

Оттолкнув Набонидуса в сторону, Мур снова активировал зеркало. Он увидел Ур, микрокосмос цивилизации среди диких равнин. Черное облако застыло над городом, окутав словно туман дымоходы и крепостные стены города.

— Ты видишь эту силу? Мощь моего покровителя. Мы можем разделить эту мощь, если отдадим ему Гаутс Бассик. Мы больше не будем пиратами и отбросами. Мы станем благородными воинами.

— У Кровавых Горгон нет покровителя, — произнес Набонидус.

— У нас есть соглашение Набонидус, что если Кровавые Горгоны отдадут моему покровителю Гаутс Бассик, он сделает наш орден сильнее. Я прагматист, Набонидус. Я знаю, что нужно сделать, чтобы поднять нас из грязи.

— Я понимаю, — ответил Набонидус с дрожью в голосе.

Мур хлопнул ладонью по зеркалу. Изображения исчезли, и на нем остался лишь отпечаток его руки.

— Нам нужно это. Я делаю это не для себя, но для ордена, — заключил Мур. — Гаутс Бассик — достойное приношение за ту награду, которую мы получим.

Рассвет еще не наступил, а Варсава уже думал о том, что этот день будет таким же, как и предыдущий. Отделение пересекло очередное высохшее устье реки, оставляя крупные следы на земле. Последние четыре дня они двигались на огромной скорости даже в самый солнцепек.

Они оставили песчаную местность на юге далеко позади и, согласно тактическим картам, углубились в центральные равнины на тридцать с небольшим километров. На удивление эта местность была обильно покрыта зеленью. Гаутс Бассик был островом без океанов, но иногда кратковременный дождь наполнял водой канавы и устья рек.

Не поддающиеся ржавчине солянки росли на красной, бесплодной почве рядом с покрытыми каплями акациями. Остатки дренажных каналов стали пристанищем для древних растений. Высокие деревья, растущие на дюнных полях, были, возможно, самым большим отличием от центральных и западных территорий и своих собратьев на юге и востоке.

Следуя по высохшим каналам, отделение «Бешеба» повернуло на север, пытаясь связаться со своими братьями.

Варсава брел по маршруту, издавая гидравлическими суспензорами колена свистящий звук. В такой «монотонной» стране легко было заснуть, намеренно провоцируя полудрему. Но он оставался на чеку, заставляя себя периодически сканировать местность и передавать информацию по воксу. Его болтер висел через плечо, а левая рука свободно болталась рядом со спусковой скобой. За последние четыре дня отделение «Бешеба» научилось избегать бродячие группы мертвецов в целях экономии боезапаса. Хотя кроме мертвецов и отбившихся от стада коз здесь не было никаких признаков жизни.

— Я чувствую высокие атмосферные колебания. Бактерии, — объявил Варсава, когда линейный график возник в левом углу визора его шлема. Порыв ветра «омыл» лица Горгона крупицами песка

— Что ты говоришь?

Хотя ни одно человеческое заболевание не могло разрушить иммунную систему космического десантника, Саргаул активировал вентиляционную систему шлема.

— Я тоже чувствую это. Очень кислотные, очень сильные, — подтвердил он, сплевывая слюну через решетку шлема.

Цитон сделал то же самое, глубоко задышал и откашлялся, когда его мульти-легкое отвергло воздушную субстанцию.

— Я не могу определить это, — произнес он, повышая голос и интенсивно отмахиваясь от пылевых потоков.

— Это чистая деформация.

Отделение остановилось, пока Цитон отмахивался и откашливался. Факт, что субстанция могла заставить так вести себя даже космического десантника, говорила о ее летальном эффекте. Запирательные мышцы его легкого сжимались, когда орган пытался прочистить дыхательную систему очищающей слизью.

— Никаких больше образцов, — зло крикнул Сика. — Варсава, выключи свой монитор. Ты вселяешь в нас беспокойство.

Варсава выругался, но подчинился. Ядро блока питания его брони функционировало уже две тысячи лет, и дух брони отличался капризным темпераментом, но никогда не лгал десантнику. Он заметил на мониторе еще кое-что, помимо бактерий.

Его детекторы зафиксировали органическую сигнатуру, знакомую Варсаве.

— Помните, что говорил Аргол, — продолжил Сика. — Если сенсоры не работают, у вас остается инстинкт, который не подведет. Используйте глаза, уши и прекратите отвлекать друг друга.

Отделение принялось обсуждать спуск с выступа высохшего русла реки.

Но Варсава напрягся. Слова Аргола эхом отозвались в его голове.

Неожиданно Варсава расстегнул заклепки шлема и попробовал воздух языком. Сначала привкус был горьким, организм, витавший в воздухе, пытался разложить сверхчувствительные органы вкуса. Но Варсава чувствовал что-то еще, что-то мимолетное, едва уловимое. Есть! Скрытый среди воздушных токсинов медный привкус, который сложно было с чем-либо перепутать. Свежая кровь.

— Кровь. Свежая кровь.

— Кровь. Кровь, — слово эхом пронеслось между воинами отделения.

Сержант Сика приказал им остановиться, услышав предостережение Варсавы. Цитон снова попробовал небом воздух, на этот раз более осторожно.

— Теперь, когда ты сказал. Я тоже чувствую ее. Очень сложно заметить кровь среди других токсинов.

— В каком направлении? — спросил Баэл-Шура.

Его аугментированная челюсть была слишком сильно пришита к верхней трахее, уничтожив нейроглоты, отвечающие за вкусовые ощущения.

— Далеко отсюда, по крайней мере шесть километров к северо-востоку от нас, — доложил Варсава.

— Мы идем туда, — произнес Сика. — Отличное сработано, брат Варсава.

Ветер усиливался, заставляя акации склоняться к земле и выкорчевывая соляные кусты. Было что-то зловещее в этом заразном ветре.

Варсава убедился, что система вентиляции в норме и внешние заклепки крепко закреплены, хотя эти меры предосторожности обычно принимались во время выхода в космос или нахождения в вакууме. Ветер обдувал его броню, словно циклон, столкнувшийся с бункером.

Они вызывающе повернулись по направлению к ветру. И он наказал их.

Пригнув головы и выдвинув плечи навстречу пылевой буре, сержант Сика вел их туда, откуда исходил запах свежей крови.

На борту «Рожденного в котле» Сабтах бродил по старым коридорам. Он разминал шею, ослабляя мускулы и напрягая потрескавшиеся связки. Он часто так делал, когда его одолевали тяжелые мысли.

Храм был местом, куда он приходил подумать. Раньше космические десантники Хаоса были более приближены к миру материальному и обладали жесткой волей и характером. Они редко посещали храм. Это было тихое место, где Сабтах любил поразмышлять.

Он сел напротив храма и достал свой самый ценный трофей.

Секира была выкована на Фенрисе, ее латунный наконечник был богато украшен. Это был один из трофеев Сабтаха, который он хранил в своей личной келье.