Сопровождавшие икону принесли известие: умер король Речи Посполитой Михаил Корибут Вишневецкий. Переговоры с послом Бранденбургии тотчас утратили остроту. Турки остались, осталась опасность нашествия на Европу и на Россию: по договору с поляками султан получил Киев, но новый король — новая метла, а в короли могли избрать и Фёдора Алексеевича...

Уже 4 декабря Матвеев и Скультет согласовали статьи договора. Великий курфюрст Бранденбургии становился союзником, и пока что единственным, в противосостоянии Турции и Крыму. Царь и курфюрст обещались помогать Польше, хотя никто об этом не просил и просить стало некому.

Артамон Сергеевич был доволен переговорами, союзник мог пригодиться на случай войны со шведами. Но царь одобрил посольские старания равнодушно. Земные дела для московских государей уступали первенство делам небесным.

Восьмого декабря Алексей Михайлович с боярами и священством провожал икону из дворцовой церкви преподобной Евдокии в Киев, в полк князя Юрия Петровича Трубецкого. В помощь русскому воинству великий государь и вся православная Россия посылали образ Живоносный Источник Пресвятой Богородицы да образ преподобного Сергия, игумена Радонежского, всея России чудотворца.

Мороз во время проводов иконы выдался жесточайший, вороны замертво падали. Алексей Михайлович, хоть и потирал то и дело лицо, шёл бодро, а бояр на этот раз не густо было. В тёплых хоромах отсиживались.

И, шествуя среди соболиных, куньих и золотых шуб, молился Артамон Сергеевич, взглядывая на кресты церквей: «Господи! Дай Тебе послужить. Послужу Тебе — послужу и государю, и России — Твоему, Господи, царству... В России верят — здесь Твой дом, да будет всем нам по вере нашей».

В Рождественские праздники митрополит Коломенский Павел сделал великому государю подарок, представил «Книгу Иудифь», славянский перевод, сверенный и правленный Епифанием Словеницким по Библии, написанной греческим языком. А другой подарок явил житель Немецкой слободы Тимофей Тимофеев Газекруг: костюмы для Олоферновой комедии: самого Олоферна, Иудифи, её служанки и правителя города Витулии.

Золотые доспехи Олоферна были из крашенной золотом тиснёной кожи, но смотрелись как настоящие. А вот украшения Иудифи: браслеты, бусы, серьги со стекляшками вместо драгоценных каменьев Наталье Кирилловне не понравились.

Предложила на всякий спектакль давать артисту, представлявшему Иудифь, свои украшения. Однако ж до постановки Олоферновой комедии дело было далёкое.

1674 год, по европейскому счету начавшийся с января, принёс государеву войску победу над Дорошенко. У Григория Григорьевича Ромодановского с гетманом Иваном Сдмойловичем набралось восемьдесят тысяч ратников и казаков. Заняли крепостёнку Крылов, город Черкассы и подступили к Каневу. Генеральный есаул Правобережного казачьего войска Яков Лизогуб, каневский полковник Гурский со старшинами явились в стан Ромодановского и ударили челом о подданстве великому государю.

А вот под Чигирин ходили полк Петра Скуратова да два казачьих полка. Не война — набег: сожгли посады, одолели казаков Дорошенко в мелких стычках.

Алексей Михайлович разгневался, пошумел на Артамона Сергеевича:

   — Восемьдесят тысяч ходят вокруг да около Дорошенки, а вдарить со всего-то плеча кишка тонка! Обленился, что ли, князь Григорий? А казаки твои чубатые известные трусы!

   — Великий государь, — отвечал Матвеев с обидою. — Казаки всю свою жизнь воюют, а князь Григорий Григорьевич — воевода великий. Знать, не с руки было на Чигирин идти. А твоё государское неудовольствие будет послано.

Алексей Михайлович закряхтел по-стариковски: не любил, когда его выставляли немилосердным.

   — Ты о здоровье пошли спросить — воевод, гетмана, казачьих полковников. Города у изменника отобрали. Объяви: за службу добрую великий государь жалует. Потом уж вопросы задавай: отчего не чинили промысел над Чигирином... Скотину они побили! Хаты со скарбом в деревеньках пожгли! Надо было осадить Дорошенко в гнёздышке его, в Чигирине. Осадить накрепко, чтоб полковники его поспешали сдаваться, присягать моему царскому величеству, как присягнула каневская старшина.

   — Гетман Ханенко у нас уж больно долго на пороге сиротой стоит, — напомнил Артамон Сергеевич. — Призвать бы его на твою государеву службу.

   — Подданство примет, тогда и служба найдётся, — решил Алексей Михайлович.

В начале февраля, на радость Спафарию, приехал из Ясс игумен Святогорского Павловского монастыря отец Феодор. Привёз грамоту молдавского господаря Иоанна Стефана Петричейку и логофета Иоанна Константина Щербана, бывшего господаря Валахии.

В их челобитной к московскому государю были слова, весьма понравившиеся Артамону Сергеевичу: «Подобает нам, христианам, быть под послушанием христианского царя, нежели быть в порабощении царя басурманского».

Игумен Феодор, истинный монах, он и веки-то поднимал целую вечность.

Спафария и Феодора Артамон Сергеевич пригласил домой на обед. Ласкал дружеской интимностью, но больше слушал. А когда слушают, приходится выговариваться. Спафарию казалось: канцлер, может быть, и приветствует челобитье господарей, но расклады у него иные. И потому говорил вдохновенно:

   — Артамон Сергеевич, да не будет моя боль воплем одинокого, оставленного. Я смотрю на отца игумена и вижу моё отечество. Зелёную страну и мой народ. Может, и нет на всём белом свете крестьянина беднее, чем молдаванин, но никогда ни один из них не сетовал на судьбу, на Бога. Слаще жизни нет... А возроптать есть от чего. Война на моей земле не кончается, а начало у неё со времён Каина. Господари друг с другом воюют, бояре в набеги пускаются, гайдамаки в кодрах сидят... Татары хуже комаров, а туркам дань плати, не то придут и возьмут в рабство... К сердцу твоему взываю, Артамон Сергеевич, к мужественному твоему государственному разуму, не оставь моления Молдавской и Валахской земли без ответа любящего. Моя родная земля тёплая. Она виноград рождает, она вино производит. От того вина люди не дуреют, но, выпив, становятся моложе. То вино просит, чтоб ноги танцевали. Ах, Артамон Сергеевич, как у нас танцуют! Подмётки дымятся, пятки искрят, а как поёт дойна! Душа умирает и рождается.

Тронул Спафарий Артамона Сергеевича, а краткие, как притчи, рассказы игумена Феодора о Туретчине в слёзы сердце окунули. И увидели молдавские ходатаи, сколь силён Матвеев.

Великий государь отпустил посольство без мешканья. На приёме объявил: согласен принять под свою руку православные господарства Молдавию и Валахию, защитить обе страны воинской силою от басурманов, откуда бы ни приходили, с берегов Босфора или из Крыма. Слово своё царское подкрепил тотчас делом. В присутствии игумена Феодора указал князю Ивану Андреевичу Хованскому идти под Азов и велел послать к Григорию Григорьевичу Ромодановскому да к гетману Ивану Самойловичу гонца с повелением промышлять над вассалом турецкого султана, над казаком-изменником Дорошенко.

Послы уехали, а тут Масленица широкая. И во все дни её Алексей Михайлович с Натальей Кирилловной ездили есть блины к Артамону Сергеевичу, а после блинов слушали музыку.

Совестливые люди, как бы высоко ни поднимала их судьба, к счастью своему привыкнуть не могут, как не могут привыкнуть к обилию еды испытавшие голод.

Артамон Сергеевич ловил себя на том, что в свой Посольский приказ он входит опустив глаза. Впрямь ведь стеснялся своего нынешнего величия, своей власти.

Но душа ликовала, когда приходилось заниматься делами государственной важности, брать на плечи ответственность ладно бы перед царём, но перед самим будущим России.

В середине марта 1674 года в Москву прибыли послы шведского короля Карла XI Густав Оксенштерн, Ганц Генрих барон Пизенгаузен, Яган фон Будберг.

Переговоры вели бояре, князья Юрий Алексеевич да Михаил Юрьевич Долгорукие. Артамон Сергеевич был третьим. Проверяя, сколь правдивы шведы в словах о любви короля к великому государю, Матвеев сразу ухватил быка за рога: повёл речи о союзе против Турции. Бароны и фоны радостно улыбались и в ответ предлагали братскую дружбу. Обещали крепко стоять против всех неприятелей, а вот о Турции молчок.