— Домой пора! — Алексей Михайлович резко встал.

На поляне царя и царицу ждала карета: Артамон Сергеевич и об этом подумал.

Их величества тотчас укатили, Матвеева с собой не позвали.

«Господи! — думал Артамон Сергеевич. — Неужто Тишайший на себя шубу Грозного примеряет?»

Сосало под ложечкой: Михалыч отходчив, да на авось нельзя полагаться. Прикидывал, кого из древних царей представить в комедии — в пример бы себе взял государь державный. Со Спафарием надо посоветоваться, но так и подмывало царя-изверга подсунуть, как его Бог наказывает.

«Лошадь — человеку крылья», — приговаривал Артамон Сергеевич, обходя конюшню.

Жеребцы как жеребцы, с норовом, кобылы холёные, ладные, у меринов вечное их недоумение в глазах.

Удивить было нечем. К хозяину подошёл татарин Мужип — подарок гетмана Демьяна Многогрешного.

Улыбнулся — рот зубастый, в глазах дикие огоньки.

   — Конь-огонь нужен? Мужип знает, где взять.

   — Где же?

   — Моя земляк служит конюшня. Там торговый человек стоят. Есть конь. Араб. Серая-серая в гречку! — И поцеловал себе пальцы.

   — Серый в гречку, говоришь? Поехали, Мужип.

Владельцем коня оказался армянин, прибывший в посольстве армянской шёлковой компании во главе с Григорием Лусиковым. Купца звали Арам. Увидевши перед собой самого Артамона Сергеевича, купец пал в ноги: в Персии сильные мира сего зависимых от их воли людей почитают за рабов.

   — Я слышал, — сказал Матвеев, — у тебя есть добрая лошадь на продажу.

   — О, господин! — просиял купец. — Если лошадь нужна Артамону Сергеевичу, она — его. Я прикажу надеть на коня уздечку и седло.

   — Я хотел бы посмотреть сначала.

   — О, господин!

Лошадиные благородные крови — всё на морде.

Голова точёная, губы и ноздри нежно-розовые, в глазах то замирающий, то нарастающий потаённый блеск. Уши настороженные. На шее каждая жилочка видна. Масть, может, и впрямь серая в гречку, а скорее лунная, когда сумерки, когда луна не набрала света.

   — Сколько? — спросил Артамон Сергеевич.

   — Уздечку, седло! — тотчас распорядился купец Арам.

Принесли тёмно-синий чепрак из аксамита, самой драгоценной ткани, по узорам — крупная бирюза. Седло из кашанского бархата, тоже глубокого синего цвета, но словно бы с прозеленью, а чудится и что-то серое, воистину сумеречное. Стремена серебряные, устроены по-русски, короткие, с чеканкой. На седло накинули намёт из алтабаса с жемчужными цветами. По узде золотые чашечки с бирюзой внутри.

   — Сколько же это стоит?! — спросил Артамон Сергеевич, озадачиваясь.

Арам посмотрел в глаза царскому другу:

   — Сорок рублей.

Сорока рублей не хватило бы на повод, но тут Артамон Сергеевич увидел клетку, а в клетке орла.

   — Клетка позлащённая. Всего с господина пятьдесят рублей. — Арам поклонился. — Прошу господина откушать.

Артамон Сергеевич согласился: надо было узнать, чего хотят армяне за коня, за дивную сбрую.

Шёлковую торговлю порушил бунт Степана Разина. Григорий Лусиков приехал в Москву восстанавливать договор, но шелка не привёз. Боялся казаков. Однако бунт уже был усмирён, а царская казна понесла убытки. Ради торговли строили корабль «Орел» да ещё бот, набирали иноземцев. Девять тысяч улетело в трубу.

Вопрос о шёлковой торговле был решён неделю тому назад. Царский указ, подготовленный Матвеевым, гласил: русских торговых людей и их приказчиков в Персию впредь из Астрахани не отпускать. Персидским купцам торговать в Астрахани, а в верхние города им ездить нельзя.

В запрете дурного умысла не было.

Хан города Шемахи ограбил гостя Астафья Филатьева и приказчиков других русских купцов. Объявил, что сие — в отместку за грабежи Стеньки Разина. Выходило, русским торговым людям путь в Персию заказан.

Персидских же купцов нельзя было пускать в русские города и в Архангельск, куда рвались армяне, по двум причинам. Во-первых, они могли встретить в торговых рядах свои товары, которые забрали у них разинцы. Разинцы спустили награбленное за бесценок расторопным астраханцам, те, с выгодой для себя, — купцам да приказчикам, персидские товары в русских городах стали за обычай. Во-вторых, нельзя было допустить, чтобы персы торговали шёлком с немцами. Россия желала оставаться единственным поставщиком драгоценных тканей в Европу.

Арам и его брат Качар угощали Артамона Сергеевича пловом, сушёными фруктами, сладостями, хотя на столе была и московская снедь, даже сёмушка. Армяне хвалили Москву, удивлялись множеству храмов, но разговор коснулся-таки важного для купцов предмета: почему нельзя допустить шёлковую кампанию в Архангельск?

   — Вы же мудрые люди! — изумился вопросу Матвеев. Взял вазу с золотым урюком, поставил перед собой. — Вы привезли и продали товар русским гостям. Они перепродали купленное у вас немцам. Немцы заплатили за сию курагу ефимками. — Снял с пояса кошелёк, высыпал на стол сорок монет, пригрёб к себе. — Ефимки пошли в казну, казна расплатилась с купцами мелкой серебряной монетой. — Достал ещё один кошелёк, высыпал на стол ровно десять рублей. Улыбнулся. — И все в прибыли. Ваш товар частью остался в России, частью ушёл к немцам, царская казна получила полновесные ефимки, купцы пусть мелкое, но серебро, а вы увезли в Персию товары, каких у вас нет. — Взял блюдо с сёмгой, поставил перед Арамом. — А теперь другой расклад. Вы привезли золотую курагу и продали сразу немцам. Они заплатили вам золотом, — достал золотую монету, — ефимками, и всё это ушло в вашу страну. — Передвинул ефимки Качару, кинул сверху золотой, себе взял блюдо с сёмушкой. — Русские гости кукуют со своим товаром, казна без прибыли, царству — убыток.

Арам улыбнулся:

   — Не совсем так, Артамон Сергеевич! Мы купили бы у вас соболей, моржовые бивни, слюду, и сёмгу купили бы...

   — Соболя и морской зуб для нас — всё равно что серебро и золото. Давайте уж в Астрахани торговать. Ваш гость Григорий Лусиков сии статьи договора нашёл полезными и подписал. — Придвинул к Качару мелкое серебро. — С ефимками пятьдесят рублёв. Золотой на память о Москве. Но скажите, какой помощи вы ожидаете от меня?

   — Мы с братом хотели бы купить соболей, куниц, чёрных лис, но немного, чтобы уменьшить риск. Мы охотно взяли бы тюленьи шкуры, шкуры белых медведей, голубых песцов... Нам не обойтись без поездки в Архангельск.

   — Царский указ в России объехать стороной невозможно, — сказал Артамон Сергеевич, не скрашивая отказ улыбкой. — Можно сделать другое. Найдите русского торгового человека, если трудно, я сам его сыщу, скажите, сколько и чего вам надобно, и всё будет доставлено в Москву и даже в Астрахань.

Арам поклонился:

   — Да, это возможно. Самим выбрать товар надёжнее и дешевле, но пусть будет так. Если ваша милость пришлёт нам своего человека, мы ему сделаем заказ и будем ждать товары... в Москве.

   — По рукам! — Артамон Сергеевич, смеясь, щёлкнул ладонью по ладони ближе к нему сидящего Качара, а тот тоже смеялся, но спросил:

   — А почему всё-таки нельзя устроить торговлю по-старому? Ваши гости ездили бы вольно в Персию, наши — в русские города.

   — Московские купцы на днях подали мне сказку о своих торговых бедах в шахской земле. У вас в каждом городе свой хан, свой бей. Ханы и беи забирают лучшие товары. Платят в половину цены, в треть. Держат иные товары по году, а потом возвращают как негодное. В Шемахе двадцать лет тому назад хан заключил русских купцов в тюрьму и держал как разбойников семь лет. Товаров не вернул. Убытки составили пятьдесят тысяч рублей серебром! Двенадцать лет тому назад шевкал Тарковский пограбил товары знаменитых наших гостей Шорина, Филатьева, Задорина, Денисова. Убытков было на семьдесят тысяч! А в прошлом году этот же шевкал ограбил на пять тысяч рублей астраханского торгового человека Нестора, родом, как и вы, армянина... С вашими купцами беда случилась только однажды, казак Степан Разин погулял по вашим городам, но Разин и наша печаль.