Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Куда они побегут из Копорья? — спросил Данилович. — Молви о том, Олексич!

— Псков — голова, а Копорье — хвост, болярин; где голова, туда и хвост повернет.

— Может, так станется, а может, и не так, — сказал Федор Данилович. — Ударишь по голове, а хвост, как у змеи, извернется стороной, да и обовьет тебе ноги.

— Стращаешь догадками, болярин, — промолвив это, Олексич взглянул на Александра. — Хуже не было бы…

— Горькие слова молвил болярин Федор, но молвил правду, — прерывая Олексича, произнес Александр. Нахмуренные брови его при этом жестко сомкнулись. — О том и нам думать, Олексич, — Александр бросил взгляд на ближнего воеводу. — Выйдут меченосцы к Ладоге, затворят путь в Ганзу, полонят ижорян и Карелу… Ждать нам тогда большого похода на Новгород. И от Пскова, и от Копорья, и от Ладоги…

Александр помолчал. Олексич приподнялся было, точно хотел возразить князю, но, не найдясь, что сказать, опустился на место, взглянул на Федора Даниловича. Боярин не шелохнулся, но взгляд его, устремленный на Александра, показывал, что Данилович понял мысль князя и одобряет ее.

— Сбудется замысел меченосцев, — продолжал Александр, — как злые осы будут жалить они людей наших, нарушат покой и мир. Твое слово, Олексич, слово воина. Так и я мыслил. Но не в пиру, не за чашами хмельными решать нам спор с меченосцами — в битве. Будем готовиться к ней. Новгород сказал поход на Псков… В Пскове городовые стены высоки, войско меченосцев, что стоит там, людно. С малой силой не решим боя. Будем собирать полки, а покуда… Скорым походом возьмем поле. Не по голове ударим латынян, отрубим хвост у их рати. На том решим, — голос Александра зазвучал тверже. — Воеводам Силе Тулубьеву и Никите Дружинину с сотником Устином — сидеть в Новгороде. Собирать им большой полк. Тебе, болярин Федор, оружие, припас хлебный и иной готовить. Всех кузнецов на Новгороде и окрест поставь к горнам; лучникам, щитникам, бронникам, седельникам и всем ремесленным укажи править свое ремесло. Порочным мастерам вели рубить пороки стенобитные, чтобы, доведется коли, не кулаками бить в стены на Пскове. И еще, болярин, пиши грамоту в Полоцк, князю Брячиславу. Держал бы он в мире Литву и не пускал лыцарское войско на свою землю. Я с дружиною и полками выступлю на Тесов. В городе скажем — идем на Псков. От Тесова же — пешее войско на ладьях, конное берегом — возьмем путь вниз по Луге, на Копорье. Там не ждут нас. Прежде чем командор Сакен облобызается со свеями, нападем и иссечем его рать, разрушим город, а после, всеми полками, выступим на Великую{Великая — река, на которой стоит Псков.}.

Глава 33

Последнее слово отца Биорна

От весеннего Иванова дня до Купалы короток шаг — месяц не обежит своего круга. Дни жаркие; чуть посвежеет ветер — над городом клубятся облака рыжей пыли.

Об эту пору отец Биорн готовился к отъезду из Новгорода.

Беседа с князем Александром рассеяла его тревоги. Он убедился в том, что новгородский князь умен и душевно расположен к обещаниям Рима. Больше всего святого отца радовало то, что Александр не отклонил мысль о союзе Новгорода с Ливонским орденом. А разве могла укрыться от взора Биорна внезапная краска радости, залившая лицо варвара при упоминании о власти святейшего престола венчать союзника своего короною апостола Петра? В беседе с князем легат папской курии, казалось, достиг всего, чего он желал. Александр примет союз с Орденом, а решение об унии предоставит владыке и монастырским книжникам.

Мог ли предположить святой отец, что горечь тревог рассеет его радость, а свет надежд, сиявший ему, померкнет.

Александр выступил в поход на Псков.

Биорн находился в Детинце, когда окруженный воеводами, князь слушал напутственное молебствие у святой Софии; Биорн видел, как Александр Ярославич сел на коня. На улицах Новгорода, провожая уходящее войско, толпились жители; звонили колокола. Под своим стягом, не понукая коня, с поднятым забралом шелома, ехал Александр впереди войска.

— На Псков!

— На Псков!

Неслись крики над рядами воинов. Блестела на солнце медью и железом броня, жаркими лучами сверкали поднятые вверх острые наконечники копий.

— На Псков!

— Вызволим из полона младшего брата Великого Новгорода!

— Изгоним злодеев и татей с нашей земли!

Миновал еще день.

В горестях, которые переживал отец Биорн, одна мысль успокаивала его: погибнет войско новгородское у стен Пскова. Мало копий в полках Александра, много телег с припасами стучало колесами по мостовым, но рать Александра меньше числом рати меченосцев. В Пскове войско командора фон Балка укрыто за каменными стенами и острогами города. Как был бы счастлив отец Биорн услышать радостную весть о позоре ЕГ поражении новгородцев!

В канун отъезда отца Биорна из Новгорода ольдермен Мундт сказал святому отцу, будто новгородское войско, достигнув Тесова, повернуло с торного пути в леса.

— Где ныне войско — неведомо, — говорил Мундт. — Люди сказывают: нет на путях к Пскову ни телеги войсковой, ни копья. Хитрость ли то князя Александра, или, устрашась встречи с войском Ливонского ордена, Александр повернул на кружной, дальний путь.

В словах Мундта отцу Биорну почудилось скрытое восхваление новгородского князя. Не пытаясь даже как-либо объяснить то, что сказал ему Мундт о походе, отец Биорн поднялся; когда заговорил — у него дрожали губы.

— Оставь похвалы лжецам! — воскликнул он. — Горе и беды восстанут на еретиков, плач и стенания наполнят город нечестивых. Если бог по милосердию своему даст мне силы вновь увидеть Новгород и землю Новгородскую, это сбудется в день торжества веры и апостолической церкви.

В горестном одиночестве отец Биорн покинул Новгород. Как и при въезде его сюда, никто из горожан не приветствовал крытый лубом возок, который, скрипя и стуча колесами, плыл по бревенчатым мостовым. Лишь Прокопко-юродивый при въезде возка на мост преградил путь и, грохоча медным шаркуном, выкрикнул:

— Калачи-калачики, пряжьё маковое! Дай калачик Прокопу! В рай пущу, медом угощу…

В городе звонили к обедням колокола и, вторя им, катясь по мостовой, стучали колеса. За воротами окольного города[41], когда пропала мостовая, дорога стала мягче. Скоро она выбежала на простор поля; миновав поле, исчезла в березовых рощах за Аркажей.

Отец Биорн не находил слов для осуждения легкомыслия, с каким доверил он князю истинные цели приезда своего в Новгород. Вероятно, до беседы с ним князь на самом деле ожидал встретить в лице отца Биорна любознательного иноземца, с которым и хотел говорить. Легата папы Целестина подкупили юность князя, доверчивость и простота его взгляда. Казалось, Александр новгородский жадно внимает каждому слову прибывшего из Рима мудрого книжника, и в первой же беседе отец Биорн, не таясь, открыл доверенности свои. Мог ли он полагать, что князь Александр, юный и неопытный, каким он казался святому отцу, проявит себя умнее и дальновиднее легата папской курии? Теперь отец Биорн нисколько не сомневался в том, что Александр с первых же слов понял истинное значение обещания помощи святейшего престола и, поняв это, не выдал своих чувств, говорил то, что хотелось услышать от него его собеседнику. Его движения, лицо, взгляд — все показывало, будто Александр польщен предложениями Рима. И ничто в мире не могло бы так глубоко и больно удивить и поразить отца Биорна, как поразило и удивило его то, что он, Биорн из Упсалы, обойден юным князем в искусстве хитрости.

Из последних слов ольдермена отец Биорн хотя и узнал, что на путях к Пскову нет новгородского войска, все же он опасался — не является ли этот слух проявлением новой хитрости Александра. Поэтому, направляясь в Ригу, отец Биорн избрал дальний, кружной путь — через Русу и Царьгород[42]. От Царьгорода путь к Риге ладьею по ливонской реке Дюне, как называют ее рыцари-меченосцы.

вернуться

41

Земляной вал, окружавший Новгород.

вернуться

42

Царьгород (Герцих) — город на Даугаве.

117
{"b":"229235","o":1}