— В воске имеет нужду святая римская церковь, — налюбовавшись мехами, заговорил бургомистр. — Воском торгуйте беспошлинно. На лен и меха положим пошлины умеренные, без обиды.

Спиридонович умолчал, не сказал в ратуше о том, что привезли они в Висби парчу и паволоки византийские и из-за Каспия, не сказал о жемчуге и тонких изделиях из рыбьего зуба, о скани и зеленом камне с Югры. Не товарами хвалился, а восхвалял торг в Висби и город.

Уходили когда — усмехнулся и шепнул Ивковичу:

— Бургомистр и советники рады, что «забыли» мы меха в ратуше… Будем вести торг по-своему.

Ольдермен Готского двора в Новгороде любечанин Мундт с крыльца своих хором увидел крытый лубом возок. Появление возка не удивило любечанина: не редкость этакие возки на улицах Новгорода. Поравнявшись с хоромами Мундта, возок остановился. Сидевший на облучке, с вожжами в руках, возница повернулся и распахнул овчину. Из-под луба выглянуло круглое бритое лицо. Любопытствуя, кто бы это мог быть, Мундт спустился вниз. Вблизи лицо путешественника выглядело усталым.

— Вижу Иоганна Мундта из Любека? — необыкновенно звонким и в то же время каким-то мягким, ласкающим голосом спросил гость.

— Да. Чем могу быть полезен вам? — ответил любечанин, чувствуя настороженную неловкость под пристальным взглядом холодных, умных глаз путешественника.

— Благодарение пресвятой деве! — выбираясь из возка, провозгласил он. — Наконец-то я нашел в этом городе варваров того, чье имя слышал в Любеке. Но прежде чем говорить, почтенный Иоганн, не введешь ли меня в свой дом?

— Двери моего дома открыты для всех, кто нуждается в гостеприимстве, ваша милость, — промолвил Мундт, несколько удивленный слишком властным и требовательным, как показалось ему, поведением незнакомца.

Очутясь в горнице, гость освободился от дорожных одежд. Длинная темно-зеленая сутана из тонкого сукна скрадывала его рост, плотно облегая полноту фигуры. В правой руке гостя, когда он опустился в кресло, будто сами собой, очутились темные четки, украшенные перламутром; от розовой лысины, гладкой и блестящей, как будто исходило тихое сияние. Теперь, глядя на гостя, Мундт понял, что посетивший его дом незнакомец носит высокий духовный сан римской церкви.

Некоторое время гость сидел молча, вытянув вперед ноги, наслаждаясь отдыхом после долгого пребывания в неудобном возке. Отдохнув, он придвинул к себе ларец, который принес с собой, достал из него свиток с восковой печатью на шнурке и протянул Мундту.

— Сын мой, — произнес он при этом, — пишет тебе епископ города Любека. Прочитай грамоту его и не удивляйся тому, что узнаешь.

Любекский епископ, посылая благословение свое, просил ольдермена Мундта оказать гостеприимство подателю грамоты. Епископ предупреждал любечанина, чтобы он ни о чем не расспрашивал гостя, но сам поведал бы ему все, что знает о Новгороде и земле Новгородской; оказывал бы ему помощь и покровительство.

— Почитаю счастьем дать приют в своем доме вам, святой отец, — сказал Мундт и, свернув свиток, поклонился.

— Благодарю тебя, сын мой, — ответил гость. — Радуюсь, что здесь, в стране варваров и еретиков, бог послал мне доброго христианина и верного слугу апостолической церкви. Да будет милость творца, создавшего мир и все сущее в нем, над тобою и над домом твоим! — гость поднял глаза на распятие, которое виднелось в углу горницы. — Мое имя — Густав Биорн из Упсалы. Прибыл я в Новгород, влекомый любознательностью своей и желанием видеть жизнь и обычаи русичей. С помощью божией надеюсь скоро и благополучно закончить здесь дела свои.

На пути в Новгород отец Биорн посетил германские города, а весенняя распутица, захватившая его в пути, вынудила остановиться в Риге, быть гостем рижского епископа.

В Новгороде отец Биорн с неутомимостью юноши стремился вознаградить себя за лишения, выпавшие на его долю во время путешествия. Он так, что все видели это, восхищался благолепием святой Софии, приходил в восторг от искусного софийского звона; восхищаясь, отец Биорн утверждал, что красот, подобных тем, какие нашел у святой Софии, не встречал ни в германских городах, ни в городах франкских.

Отец Биорн посетил владыку новгородского и владычный двор. Осмотрел стены и стрельницы Детинца, побывал в соборах новгородских и в монастырях; с верха белокаменной стрельницы городского острога на берегу Волхова он долго смотрел на только что вошедшую в берега после весеннего паводка многоводную реку. Жажду свою все знать и все видеть отец Биорн объяснял желанием запечатлеть в памяти город и создания мастеров новгородских. Он искал и стремился познать каждое, пусть незначительное, новшество в хитростях искусников. Неутомимость святого отца удивляла ольдермена. За недолгие дни пребывания своего в Новгороде отец Биорн лучше узнал город, чем любечанин, встречавший здесь третью весну. Не укрылся от любознательных глаз святого отца и торг новгородский. В гостиных рядах отец Биорн поражался обилию товаров, множеству иноземных гостей. После, в беседах с Мундтом, он не скрывал того, что лишь здесь убедился в справедливости слухов о богатстве Великого Новгорода.

Но пребывание в Новгороде, разрушив многие прежние представления отца Биорна о Русской земле, удивило его и печалило. Люди, которых увидел он в Новгороде, ничем не походили на дикарей. В городе их, обнесенном валом и дубовым тыном острога, — величественные каменные соборы, каменные стены Детинца, мощеные улицы, чего отец Биорн не знал ни в шведских, ни в германских городах. И в монастырях и на торгу отец Биорн видел людей, владеющих искусством письма. На тонких листах бересты торговые и ремесленные люди писали красками или царапали костяной иглой письмена.

Однажды Мундт, возвратясь с торга, застал отца Биорна необычно встревоженным и возбужденным.

— Входи, сын мой, — встретил он Мундта, который, открыв дверь, задержался на пороге горницы. — Давно обитаешь ты в Новгороде, знаешь торг здешний, скажи: всегда ли обилен он товарами, каким я вижу его? Почасту ли рядом с новгородскими и ганзейскими торговыми гостями сидят на торгу гости из Византии и из-за Каспия?

— Нынешний торг беден в Новгороде, святой отец, — не зная о цели, с какой спрашивают его, пожаловался Мундт. — Мало иноземных гостей. Русские города, те, что к югу от Новгорода, разорены; мало гостей из германских городов и из Висби. Шведы и рыцари-меченосцы чинят грабежи и насилия на торговых путях. Прежде обильнее и богаче знал я торг здешний.

— Чинятся ли в Новгороде притеснения иноземным гостям, велики ли берутся пошлины? — продолжал спрашивать отец Биорн. — Охотно ли продают новгородцы свои товары иноземцам?

— Хуже стало, — откровенно признался Мундт. — Прежде новгородцы охотно давали и воск, и лен, и меха, и все, что имели, за серебро, сукна, соленую рыбу и мальвазею; ныне не все берут, с чем приходят гости из Ганзы. Новгородцы говорят: дайте нам железо и медь. Сами идут за море. Перед тем как прибыть вашей милости в Новгород, ладьи новгородцев ушли в Висби.

— Видел я на торгу железо кричное и изделия, видел кузни и кузнечных мастеров, — произнес отец Биорн и пристально посмотрел на Мундта, словно ища у ольдермена подтверждания своих слов и догадок.

— Да, — подтвердил Мундт. — Есть руда в здешней земле, варят железо кричное в домницах. Мастера-дом-ники живут и в селениях, за городом. Кузнечные мастера сталь льют, куют мечи, топоры боевые, копья и рогатины, кольчуги вяжут. За новгородские кольчуги торговые гости берут в Висби и Любеке хорошую прибыль.

— Правду ли молвил ты о кольчугах, сын мой? — сухо спросил отец Биорн.

— Сказал о том, что сам видел, испытал и знаю, святой отец, — ответил Мундт. — Над войском новгородским, когда о прошлом лете выступало оно против шведов, как молодой лес поднимались железные копья, железом и медью сверкали шлемы и кольчуги воинов.

Отец Биорн видел войско русичей в битве у Невской протоки; билось оно копьями и мечами, топорами боевыми, стрелы пускало тучей; видел отец Биорн кольчуги русские, шлемы кованые, и все же ему казалось, что Мундт преувеличивает силы русичей. Русь, покоренная Ордой, лежит в пепле и развалинах. Если бы перед битвой на Неве Биргер послушался совета отца Биорна и выступил к Новгороду в одной рати с рыцарями-мече-носцами, он, Биорн из Упсалы, не гостем вошел бы в дом святой Софии, а господином… Задумавшись, отец Биорн не слушал, о чем еще говорит Мундт. Не знает и не видит любечанин ничего, кроме своего торга. Готов он торговать и с другом и с недругом.