— И тебе повелено передать их в Новгороде? Так ли я понял, святой отец?

— Я отвечу — да.

— На торгу, если гость предлагает товар, то берет взамен другой товар или серебро, — сказал Александр. — Рука дружбы не ценится серебром; чем закрепятся слова твои, которые я слышал?

— Тем, что дает покой и счастье, — возгласил отец Биорн. — Дружба апостолической церкви и святейшего престола — это дар брату, дар любви и всепрощения.

— Дары приносят сильным, ища защиты их…

— И тем, кто ослабел в немощи, чтобы вернуть в сердца их мужество, веру в силы свои в битве с язычниками, с черными исчадиями ада и сатаны, — ответил отец Биорн.

— Дружба между людьми скрепляется пожатием руки, — заметил Александр. — Дружба между правителями — крестным целованием и грамотами. Какие обещания Рима будут подтверждены грамотами и клятвой?

— Те, что восстановят мир, послужат единству и прославлению церкви Христовой.

Как ни убедительно говорил папский посланец, Александр не верил его искренности. Он понимал, что папист хитрит; за лестными, но ни к чему не обязывающими словами его скрываются тайные намерения, исполнение которых и есть цель приезда его в Новгород. Биорн оправдывал папскую курию, старался доказать непричастность ее к походам шведов и ливонских рыцарей. Не верилось Александру, будто нынешний папа, от лица которого явился посол, искренне намерен оказать помощь Руси в борьбе с ордами Батыя. Но Александр промолчал о том, что думал. Он давно понял, что папский посланец смотрит на него, как на упрямого, но простодушного и недалекого в суждениях князя. Это было по душе Александру, он искусно продолжал начатую игру. По мере того как развивалась беседа, глаза его становились все более доверчивыми, речь звучала спокойнее и, что не могло скрыться от внимания посланца папской курии, Александр спрашивал и говорил не как русский князь, слово которого решает судьбу города, а словно бы лишь из любопытства к тому, что слышит. Последние слова Биорна, казалось, полностью захватили внимание Александра.

— Те, что восстановят мир, — повторил он. — Но какие обязательства должен я возложить на себя, святой отец?

— Прошу позволения объяснить это, — потупив глаза, скромно произнес отец Биорн.

В ответ Александр чуть склонил голову.

— Прости меня, король Александр, если я отвлекусь к некоторым событиям, случившимся давно, но плоды которых мы пожинаем ныне, — начал отец Биорн. — Почти двести лет минуло с той поры, когда христианская Русь, впав в византийскую ересь, откололась от апостолической римской церкви и подчинилась восточному патриарху. Тяжкая кара ныне постигла Русь. О король Александр, не за грехи ли предков, не за заблуждения ли, исповедуемые и ныне церковью русской, обрушилась кара? Страшен гнев божий, но безмерна и милость. Святейший престол и апостолическая римская церковь, служителем которой предстою я, обладают неисчерпаемыми силами, способными защитить Русь, оказать ей помощь в борьбе с ордами неверных.

— Карою ли за грехи мерять беды наши, святой отец? — сказал Александр, не возражая, а как бы высказывая лишь вслух тревожившие его мысли. — Кровь и пепел городов наших — не это ли ослабило силу Орды и остановило руку хана Батыя, занесенную над городами западными?

Отец Биорн глубоко вздохнул, а когда заговорил, в речи его не слышалось больше ни льстивых, ни угодливых слов, какие расточал он, начиная беседу с новгородским князем.

— С грустью и смирением в сердце выслушал я, король Александр, слова твои, будто жертвы, понесенные Русью, ослабили орды хана. Справедливо то, что орды язычников не проникли далеко на запад, но что остановило их? Не жертвы и беды Руси, а отпор истинных сынов церкви Христовой не допустил язычников пройти путями Аттилы, древнего предводителя гуннов. Не чудо ли истинное совершилось? Не знамение ли веры надлежит видеть в том, что крестоносное войско западных христиан рассеяло язычников и гнев божий покарал слуг сатаны! Ныне бог устами святейшего отца церкви, преемника апостола Петра и наместника Христа на земле, призывает вас: изгоните семена ереси, примите священство единой апостолической римской церкви, и милость божия посетит вас.

— Войско хана Батыя ныне в Польской и Угорской землях, святой отец, — выслушав отца Биорна, промолвил Александр. — Польская и угорская рати приняли поражение от Орды.

— Не все достоверно в слухах, которые смутили тебя, король Александр, — прикрывая улыбкой смущение, вызванное словами Александра, произнес отец Биорн. — Временное поражение польского войска Генриха Благочестивого и угорского короля Белы Четвертого не свидетельствует о слабости сил западных христиан.

— Король Бела бежал из своей страны, святой отец.

— Да, но уход короля Белы вызван не поражением, а волей и силой, — произнеся это, отец Биорн набожно возвел очи горе. — Скоро, король Александр, ты услышишь подтверждение слов моих. Ныне хотел бы я знать ответ твой на призыв святейшего престола. Примешь ли ты слова дружбы?

— Обычаи русские не сходны с обычаями западных народов и правилами римской церкви, — ответил Александр. — Наши попы знают свой язык, но мало среди них ведающих латынь; не примет Русь латинской обедни.

— В твоих устах, король Александр, латинская речь так совершенна, что, слушая тебя, я наслаждаюсь и радуюсь. Язык этот звучен и приятен богу, ибо это язык первых христиан, обращенных апостолом Петром. Но снисходя к тому, о чем только что говорил ты, святейший престол оставит Руси ее обычаи; церковь русская, как и ныне, будет иметь закрытый алтарь, двойное причастие, облачения и песнопения, сохранит свой язык. Ключом, который откроет Руси путь к спасению и миру, явится принятие священства и епископов от Рима.

— По обычаям своим Великий Новгород избирает епископа и не примет иного, — сказал Александр.

— Римская церковь не дерзает на установленное издревле право Новгорода Великого избирать себе епископа, — согласился отец Биорн. — Но, избранный по обычаям, он получит рукоположение в Риме.

— Дела церкви решаются на владычном дворе, святой отец. Ведомо ли владыке архиепископу о послании римского патриарха?

— О да, — заверил отец Биорн. — Владычный двор готов принять унию с апостолической церковью и признать главенство папы патриарха над церковью новгородской.

Александр на минуту закрыл глаза. «Так вот о чем беседовал с глазу на глаз владыка с посланцем Рима!» Сохраняя прежнее выражение лица, Александр спросил:

— Посетил ли ты наши монастыри, святой отец?

— Да. Довелось быть во многих, ближних к Новгороду, — ответил отец Биорн.

— С кем беседовал ты из старцев и книжников наших о делах веры?

— Того не мог я исполнить, король Александр. Доверенности свои вправе я открыть тебе и владыке, главе церкви вашей.

— Почему? — сказал Александр, нахмурясь и показывая тем, что он неудовлетворен ответом отца Биорна. — Беседы со старцами и книжниками помогают раскрытию истины. Если не отвергаешь совета моего — навести Юрьев монастырь. В Юрьеве найдешь чернецов, ведающих латынь. И еще, — отец Биорн почувствовал на себе острый и пристальный взгляд Александра, — кроме дел церковных, на каких грамотах должен князь новгородский дать целование и клятвы Риму?

— На том, чтобы жить в союзе и дружбе с западными христианнейшими государями и принять в Новгороде крестоносное войско духовного братства рыцарей-меченосцев.

— Я не ищу врагов там, где никто не угрожает нам, но меченосцы захватили Псков, они угрожают походом Новгороду, — Александр повысил голос. — Не обратят ли они свою помощь в беду нам?

— Неверие и подозрительность, король Александр, — сказал отец Биорн, — пусть уступят в сердце твоем место вере и доверию. Волен ты принять сказанное мною, волен отвергнуть, но не сомневайся в искренности намерений наших.

— Готов верить сказанному тобой, святой отец, — отвечая на уверения отца Биорна, промолвил Александр и поднялся, давая знать этим, что беседа окончена.

Отец Биорн склонил голову.