И еще кое-что заметил Харкорт. С вытянутой шеи дракона, который уносил единорога, свисала веревка. Она петлей охватывала шею, а ее растрепанный конец длиной футов в десять болтался в воздухе.

   Харкорт протянул руку и схватил аббата за плечо.

  — Видишь? — крикнул он.— Веревку видишь?

  — Господи помилуй! — отозвался аббат.— Вижу!

  — Не может быть,— сказал Харкорт дрожащим от волнения голосом.

   — Значит, может,— отвечал аббат.— У кого еще, кроме вас с Хью, хватило бы ума попытаться посадить дракона на привязь?

  Дракон с веревкой и единорогом взмыл над деревьями и, хлопая крыльями, полетел прочь. Поляна была пуста. Дракон понемногу набирал скорость, и веревка, свисавшая у него с шеи, вытянулась в воздухе вдоль тела.

  — Все целы? — спросил Шишковатый.

  — Я — да,— ответила Иоланда,— Меня ни один даже не задел.

  Они поспешно выползли из кустов, поднялись на ноги и стояли, глядя друг на друга, все еще не в состоянии поверить, что это действительно произошло.

  — Нам повезло,— сказал Шишковатый.

   — Господь нас уберег,— заявил аббат.— По-моему, это значит, что мы под его защитой.

  — С самого начала мы сделали большую глупость,— сердито сказал Харкорт.— Незачем было ползать по кустам и глазеть на каких-то дурацких единорогов.

  Единорогов уже нигде не было видно — наверное, они все еще неслись прочь, углубляясь в лес.

  Иоланда стояла как ни в чем не бывало. По ее виду никак нельзя было сказать, что ее только что чуть не затоптали единороги: плащ ее был по-прежнему чист, из прически не выбилось ни волоска.

  — А что с тем человеком? — спросил Харкорт.

  — По-моему, это был не человек,— сказал Шишковатый.— Я, как и аббат, решил, что это медведь.

   — Но если это все-таки человек,— сказал аббат,— нам подобало бы еще немного задержаться и прочитать над ним молитву. Последнее напутствие Церкви...

   — Если только от него осталось хоть что-нибудь, над чем можно читать молитву,— заметил Шишковатый.

  — Мне очень жаль, аббат,— сказала Иоланда,— но я думаю, что Шишковатый прав. Не надо бы нам больше терять время. Пора двигаться дальше.

  — Я убежден, что это был человек,— возразил Харкорт.— Оставить его просто так было бы неблагородно и нечестиво. Пусть он мертв, мы должны что-то для него сделать.

  — Чарлз, ты не в своем уме,— сказал Шишковатый.— Сколько раз на твоих глазах погибали люди — ты это видел и шел себе дальше.

   — Да, но...

  — Я вынужден согласиться,— сказал аббат.— Как это ни прискорбно, нам, наверное, надо двигаться дальше. К тому же я думаю, что это был все-таки медведь.

   Они направились к западу по гребню холма. Идти здесь было довольно легко, и продвигались они быстро. Иоланды не было видно — она шла где-то впереди, разведывая дорогу. Никто не заметил, как она исчезла из вида: только что была тут, и вот ее уже нет.

  — Я проголодался,— пожаловался аббат.— Мы ничего не ели со вчерашнего вечера. Как насчет того, чтобы сделать остановку и закусить хлебом с сыром?

   — Достань еду из своего мешка и ешь на ходу,— предложил Шишковатый.

  — Не могу я есть на ходу,— возразил аббат.— У меня все в животе бултыхается и начинаются колики.

  — Часа через два или около того мы сможем остановиться на ночлег,— сказал Харкорт.— Солнце стоит уже низко. Мы прошли порядочное расстояние. И прошли бы еще больше, если бы не задержались из-за этих единорогов.

  Аббат что-то недовольно проворчал, но продолжал идти, время от времени ускоряя шаг, чтобы не отставать от остальных.

  Прошло еще около часа, и гребень, по которому они шли, начал спускаться в глубокую долину. Над долиной клочьями висел туман. Сквозь него сверкало множество небольших озер и проток. Далекие белые холмы по ту сторону долины казались голубоватыми в свете уходящего дня.

  — Болото,— недовольно сказал Шишковатый,— Надеюсь, нам удастся найти обход. Идти вброд через болото — штука малоприятная.

  — Оно не такое уж большое,— заметил аббат.— И мне кажется, оно тут не совсем на месте. Болота бывают большей частью на ровной местности, а не посреди холмов.

  — Болота бывают везде,— возразил Шишковатый,— где только может скапливаться вода.

  — Может быть, стоит изменить наш план? — сказал аббат.— Не лучше ли нам свернуть на север и отыскать римскую дорогу? Римляне строили хорошие дороги. На них почти нет уклонов. Мы могли бы идти по ровному месту, а не плутать в густом лесу и не брести через болото.

  — На римской дороге нас сожрут раньше, чем сядет солнце,— сказал Шишковатый.

  Харкорт услышал позади себя шорох листьев и быстро обернулся. В нескольких футах от него стояла Иоланда, низко надвинув на лицо капюшон.

  — Господа,—сказала она,—я нашла совсем близко удобное место для привала. Там рядом ручей с чистой водой, а на дереве подвешен молодой олень.

  Аббат мгновенно повернулся к ней.

  — Оленина! — произнес он внезапно охрипшим голосом.— Оленина! А я тут мечтаю поесть хоть хлеба с сыром!

  — Идите за мной,— сказала Иоланда, и они последовали за ней.

  Еще не начинало темнеть, когда они устроились на ночлег. Ярко горел костер, рядом лежал запас дров, а на углях жарились огромные куски оленины.

  Аббат сидел, прислонившись спиной к стволу огромного дерева, сцепив могучие руки на животе и положив рядом свою тяжелую булаву, и принюхивался к аромату жареного мяса.

  — Я считаю, именно так лучше всего завершить наш день после всего этого лазанья по горам, единорогов и драконов,— сказал он с удовлетворением,— Запах оленины искупает все испытания, через которые мы сегодня прошли.

  — Там, впереди, болото,— сказал Шишковатый Иоланде.— Нам нужно будет его пересечь?

  — Нет, не нужно,— ответила она.— Мы можем его обойти.

     — Слава Богу,— вздохнул аббат и повернулся к Харкорту: — Нашей проводнице просто цены нет.

  Когда мясо изжарилось, они поели, потом поджарили еще и тоже съели. В конце концов аббат уже не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Борода его лоснилась от жира.

  Сытые и довольные, они удобно расположились вокруг костра. Аббат разыскал у себя в мешке бутылку вина и пустил ее по кругу. Уже окончательно стемнело. Над болотом перекликались ночные птицы, легкий ветерок шелестел в верхушках деревьев. Все чувствовали себя прекрасно. Что-то уж слишком хорошо, подумал Харкорт. Несмотря на наслаждение, доставленное сытным ужином и отдыхом после трудного дня, его одолевали недобрые предчувствия. Слишком тут хорошо, думал он. А ведь это враждебная страна, здесь не должно быть так хорошо.

   Он взглянул на Иоланду, которая сидела, скрестив ноги, на земле по другую сторону костра. В ее лице появилась мягкость, которой он до сих пор не замечал. Может быть, это только так кажется в свете пламени, подумал Харкорт. Но она, очевидно, не испытывала никакого беспокойства. А именно она, наверное, раньше других почувствовала бы, если бы им грозила какая-нибудь опасность.

  Аббат с трудом поднялся и подбросил в костер дров.

  — Стоит ли? — спросил Харкорт.— Может быть, теперь, когда мясо зажарено, дать костру догореть? Нам лучше бы сидеть без огня.

   — Ты опять за свое, вечно тебе что-то не нравится,— засмеялся аббат.— Отдыхай, как все, и радуйся, что набил брюхо. Мы еще на самом краю Брошенных Земель, едва ли нам здесь что-нибудь грозит.

  — Мы уже видели единорогов и драконов.

  — Единороги давно ускакали,— сказал аббат,— и драконы тоже улетели. Я не вижу, почему...

  Он умолк и насторожился.

  Харкорт поднялся с земли.

  — Что такое, Гай? — спросил он.

  — Я что-то слышал. Какой-то шорох.

   И тут же шорох послышался снова. Все вскочили. Харкорт потянулся к мечу, но не успел выхватить его из ножен, как шорох прекратился. Все четверо стояли, напряженно прислушиваясь.

  Может быть, это всего-навсего птица шевельнулась на ветке, подумал Харкорт. Или какое-нибудь маленькое пушистое существо пробежало по сухим листьям.