— Но одного я так и не могу понять,— сказал Оп.— Ты все время говоришь о планете. А как насчет звезды?

   — Планета заключена в искусственную оболочку. Какая-то звезда там есть, насколько я понял, но с поверхности она не видна. Дело в том, что звезда для них не обязательна. Если не ошибаюсь, ты знаком с гипотезой пульсирующей вселенной?

  — Типа «уйди-уйди»? — спросил Оп,— Та, которая взрывается, а потом снова взрывается, и так далее?

  — Правильно,— сказал Максвелл.— И теперь мы можем больше уже не ломать над ней головы. Она соответствует действительности. Хрустальная планета — это частица вселенной, существовавшей до того, как возникла наша Вселенная. Видишь ли, они успели своевременно во всем разобраться. Они знали, что наступит момент, когда вся энергия исчезнет и мертвая материя начнет медленно собираться в новое космическое яйцо, которое затем взорвется, породив новую вселенную. Они знали, что приближается смертный час их вселенной, который станет смертным часом и для них, если они не найдут какого-то выхода. И они создали планетарный проект. Они засасывали энергию и накопили гигантские ее запасы... Не спрашивай меня, как и откуда они ее извлекли и каким способом хранили. Но в любом случае она находилась в самом веществе их планеты, и потому, когда вся остальная вселенная сгинула в черноте и смерти, они по-прежнему располагали энергией. Они одели планету в оболочку, преобразили ее. Они сконструировали двигатели, которые превратили их планету в независимое тело, несущееся в пространстве, послушно подчиняясь их воле. И до того, как мертвая материя их вселенной начала стягиваться в одну точку, они покинули свою звезду, превратившуюся в черный мертвый уголь, и отправились в самостоятельное путешествие, которое длится до сих пор,— обитатели прежнего мира на планете-космолете. Они видели, как погибала их вселенная, предшествовавшая нашей. Они оставались одни в пространстве, в котором не было ни единого намека на жизнь, ни единой вспышки света, ни единого всплеска энергии. Вероятно — точно я не знаю,— они наблюдали образование нового космического яйца. Они могли находиться в неизмеримой дали от него, но все-таки видеть его. А в этом случае они видели и взрыв, положивший начало Вселенной, в которой теперь обитаем мы,— ослепительную вспышку, когда энергия вновь ринулась в пространство. Они видели, как зарделись первые звезды, они видели, как складывались галактики. А когда галактики окончательно сформировались, они отправились в эту новую Вселенную. Они могли посещать любые галактики, обращаться по орбите любой приглянувшейся им звезды, а потом лететь дальше. Они были межгалактическими бродягами. Но теперь их конец недалек. Планета, я думаю, еще на полном ходу, так как машины, снабжающие ее энергией, работают по-прежнему. Наверное, для планеты тоже существует свой предел, но до него еще далеко. Однако сами они как раса утратили жизнеспособность, хотя хранят в своем архиве мудрость двух вселенных.

  — Пятьдесят миллиардов лет! — пробормотал Оп.— Пятьдесят миллиардов лет познания мира!

  — По меньшей мере,— уточнил Максвелл.— Вполне возможно, что срок этот гораздо больше.

  Они умолкли, пытаясь охватить мыслью эти пятьдесят миллиардов лет. Огонь в очаге потрескивал, словно Что-то шептал. Издалека донесся бой курантов консерватории, отсчитывающих время.

Максвелл проснулся оттого, что Оп тряс его за плечо.

  — Тут тебя желают видеть!

  Сбросив одеяло, Максвелл спустил ноги с кровати и начал нащупывать брюки. Оп сунул их ему в руки.

  — А кто?

  — Назвался Лонгфелло. Отвратительный надутый тип. Он ждет снаружи. Явно боится войти в хижину, чтобы не подхватить инфекцию.

   — Ну так пусть убирается к черту! — объявил Максвелл и потянулся за одеялом.

  — Нет-нет,— запротестовал Оп.— Я выше оскорблений. Чихать я на него хотел.

  Максвелл влез в брюки, сунул ноги в ботинки и притопнул.

  — А кто он такой?

  — Не имею ни малейшего понятия,— ответил Оп.

  Максвелл побрел в угол к скамье у стены, налил из ведра воды в таз и ополоснул лицо.

  — Который час? — спросил он.

  — Начало восьмого.

  — Что-то мистер Лонгфелло торопится меня увидеть!

  — Он там меряет двор шагами. Изнывает от нетерпения.

  Лонгфелло и правда изнывал.

   Едва завидев Максвелла в дверях, он бросился к нему, протянув руки.

  — Профессор Максвелл! — воскликнул он.— Как я рад, что отыскал вас. Это было нелегко. Но мне сказали, что я, возможно, найду вас здесь.— Он посмотрел на хижину, и его длинный нос чуть-чуть сморщился.— И я рискнул.

  — Оп,— спокойно сказал Максвелл,— мой старый и близкий друг.

  — Может быть, прогуляемся немного? — предложил Лонгфелло.— Удивительно приятное утро! Вы уже позавтракали? Ах, да! Конечно же нет!

   — Если бы вы сказали, кто вы такой, это значительно упростило бы дело,— заметил Максвелл.

  — Я работаю в ректорате. Стивен Лонгфелло, к вашим услугам. Личный секретарь ректора.

  — Вы-то мне и нужны! — сказал Максвелл.— Мне необходимо встретиться с ректором, и как можно скорее.

  Лонгфелло покачал головой:

  — Могу сразу же сказать, что это невозможно.

  Они неторопливо пошли по тропинке, ведущей к шоссе. С могучего каштана на тропинку медленно слетали листья, отливавшие червонным золотом. Дальше на фоне голубого утреннего неба багряным факелом пылал клен. И высоко над ним к югу уносился треугольник утиной стаи.

  — Невозможно? — повторил Максвелл.— Это звучит как окончательный приговор. Словно вы обдумали мою просьбу заранее.

  — Если вы хотите что-нибудь сообщить доктору Арнольду,— холодно проинформировал его Лонгфелло,— вам следует обратиться в соответствующие инстанции. Неужели вы не понимаете, что ректор чрезвычайно занят и...

   — О, я это понимаю! И понимаю, что такое инстанции. Отсрочки, оттяжки, проволочки, пока твое дело не станет известно всем и каждому!

  — Профессор Максвелл,— сказал Лонгфелло,— я буду творить с вами откровенно. Вы человек настойчивый и, мне кажется, довольно упрямый, а с людьми такого типа церемонии ни к чему. Ректор вас не примет. Он ни в коем случае не может вас принять.

   — По-видимому, из-за того, что нас было двое? И один из пас умер?

  — Все утренние газеты будут этим полны. Гигантские заголовки: человек воскрес из мертвых! Может быть, вы слушали вчера радио или смотрели какую-нибудь телевизионную программу?

  — Нет.

  — Ну, так вы — сенсация дня. И должен признаться, положение создалось весьма неприятное.

  — Попросту говоря, назревает скандал?

  — Если угодно. А у ректората довольно хлопот и без того, чтобы вмешиваться в историю вроде вашей. У нас же на руках Шекспир и все, что отсюда вытекает. Тут мы не могли остаться в стороне, но обременять себя еще и вами мы не станем.

  — Неужели у ректората нет ничего важнее Шекспира и меня? — спросил Максвелл.— А возрождение дуэлей в Гейдельберге? И спор о том, этично ли допускать некоторых внеземных студентов в футбольные команды, и...

  — Но поймите же! Важно то, что происходит именно в этом городке! — простонал Лонгфелло.

  — Потому что сюда перевели ректорат? Хотя Оксфорд, Гарвард и десяток других...

  — Если хотите знать мое мнение,— сухо сказал Лонгфелло,— то я считаю, что попечительский совет поступил несколько необдуманно. Это создало для ректората множество трудностей.

  — А что произойдет, если я поднимусь на вершину холма, войду в здание ректората и начну стучать кулаком по письменным столам? — спросил Максвелл.

  — Вы это сами прекрасно знаете. Вас вышвырнут вон.

  — А если я приведу с собой полки журналистов и телевизионных операторов, которые будут ждать моего возвращения у дверей?

   — В этом случае вас, вероятно, не вышвырнут. И возможно, вы даже прорветесь к ректору. Но могу вас заверить, что при подобных обстоятельствах вы заведомо ничего не добьетесь.