Сидя у костра, Корнуолл всякий раз вспоминал разочарование матушки Друд, когда ей сказали, что прощальной пирушки на все болото не предвидится. Достойная матушка принялась было возражать, но ей объяснили, что такая пирушка обязательно возбудит нездоровый интерес к цели их путешествия, чего следует всячески избегать.

   Пять дней светило солнце, а на шестой, где-то, наверно, с полудня, начался дождь. Сперва он не шел, а лишь моросил, но ветер с запада задувал все сильнее, и под вечер дождь превратился в самый настоящий ливень, капли которого вонзались в лицо точно иголки. Несмотря на все старания Хэла, отыскать укрытие пока не удавалось. Корнуолл шагал последним, за Енотом, который, насквозь промокший, уныло тащился по лесу, подметая хвостом палую листву. Впереди виднелись фигуры Джиба и Оливера. Шерсть болотника отливала серебром, он не выказывал ни малейших признаков усталости, тогда как гоблин, судя по всему, с трудом держался на ногах. «А ведь ему здорово досталось,— подумал Корнуолл.— Бегство из Вай-алузинга, блуждания в поисках дерева Хэла, этот шестидневный переход,— жизнь на университетском чердаке не могла подготовить его к подобным испытаниям».

  Корнуолл обогнал Енота и тронул Оливера за плечо.

  — Садись,— сказал он, указывая себе на загривок.— Тебе надо передохнуть.

   — Добрый сэр,— запротестовал гоблин,— в том нет никакой необходимости.

  — Я настаиваю.

  Корнуолл присел на корточки. Гоблин вскарабкался ему на плечи и обхватил рукой за шею.

  — Уф! — выдохнул он.

  — Тебе выпала дальняя дорога,— сказал Корнуолл.

  — То, что началось в Вайалузинге,— ответил гоблин со смешком,— закончится еще не скоро. Тебе, разумеется, известно, что я иду с тобой в Пустынный Край?

   — Я ждал от тебя глупости вроде этой,— буркнул Корнуолл.— По правде говоря, я очень рад.

  — Страх потихоньку отпускает,— продолжал Оливер.— Небо страшит меня уже не так сильно. Боюсь, я настолько привыкну к открытому пространству, что оно будет мне нравиться. Хорошенькая привязанность для чердачного гоблина!

  — Ужасно,— поддержал его Корнуолл.

   Дождь не прекращался. Хэл куда-то исчез. Мало-помалу в лес стала просачиваться темнота. «Нам что,— мысленно спросил себя Корнуолл,— придется идти всю ночь?» Ветер переменился с западного на северо-западный, но облегчения это не принесло: он сделался холоднее и задувал теперь резкими порывами. Неожиданно из мрака вынырнул Хэл — он появился словно призрак из тьмы под деревьями. Путники остановились.

  — Я учуял запах дыма,— сообщил Хэл,— и отправился на разведку. Сами понимаете, одно дело, если горит древесный уголь или топится печь в крестьянском доме, и другое — если дымит костер, разведенный Бекеттом и его людьми. Когда пахнет дымом, проверка лишней не будет.

  — Ты достаточно нас напугал,— хмыкнул Джиб.— Давай выкладывай, что увидел.

  — Трактир,— ответил Хэл.

  — Да, нам он не подходит,— пробормотал Джиб.— Они ни за что не пустят на ночлег болотника, холмовика, гоблина и енота.

  — Зато примут Марка,— возразил Хэл.— Смотри, он весь промок и замерз, и у него болит рука.

   — Меня они тоже не пустят,— покачал головой Корнуолл.— За ночлег надо платить, а у меня в кармане ни гроша. И потом, я не соглашусь разлучаться с вами.

  — Там есть конюшня,— сказал Хэл.— Когда окончательно стемнеет, мы можем укрыться в ней, а если уйдем до рассвета, никто и не догадается о нашем присутствии.

  — Ничего другого ты не нашел? — спросил Корнуолл.— Пещер поблизости нет?

  — Нет. Придется нам удовлетвориться конюшней.

   В конюшне стояла одна-единственная лошадь, которая тихонько заржала, будто приветствуя ночных гостей.

   — Кляча трактирщика,— сказал Хэл.— Кожа да кости.

   — Значит, мы здесь одни.

  — Точно,— подтвердил Хэл.— Я заглянул в окошко. Трактирщик был вдрызг пьян и швырялся стульями и посудой. Видно, ему не на ком было сорвать свою злость.

  — Пожалуй,— произнес Джиб,— даже к лучшему, что мы ночуем в конюшне.

   — Я думаю, ты прав,— отозвался Корнуолл.— По-моему, надо подняться на чердак. Похоже, там есть сено, зарывшись в которое мы не замерзнем.— Он попробовал на прочность лестницу,— Кажется, выдержит.

   Енот, не дожидаясь приглашения, устремился вверх.

   — Он знает, куда бежать,— похвалил своего любимца Хэл.

   — Что ж, тогда я пойду за ним,— сказал Корнуолл.

   Он поднялся по лесенке, просунул голову в отверстие в потолке и огляделся. Сеновал был не слишком просторным. Енот деловито рылся в груде сена у стены. Внезапно одна из кип сена вскочила и испустила истошный вопль. Корнуолл одним движением взлетел наверх. Доски пола прогнулись под тяжестью его тела. Восставшая из сена фигура размахивала руками и продолжала вопить. Корнуолла прошиб пот; он воочию представил себе, как мчится к конюшне разъяренный трактирщик, оглашая воздух криками, которые наверняка перебудят всю округу — если в этой глуши есть кого будить. Он прыгнул на фигуру. Та попыталась увернуться, но он схватил ее, притянул к себе и зажал ей ладонью рот. Вопли смолкли, зато на пальце его сомкнулись острые зубы. Он отдернул руку, ударил, не глядя, кулаком и снова прижал ладонь к губам. Нового укуса не последовало.

  — Тихо,— проговорил Корнуолл.— Я не причиню вам зла. Вы обещаете не кричать?

  Кивок головой, очевидно, выражал согласие. За спиной Корнуолла раздался шорох: по лесенке поднимались остальные.

  — Сейчас вы увидите моих друзей,— сказал он.— Они тоже не сделают вам ничего плохого. Пожалуйста, не кричите.

  — Что стряслось, Марк? — справился Оливер.

   — Здесь женщина. Должно быть, от кого-то пряталась. Так ведь, мисс?

  — Да,— ответила она,— я пряталась.

   На сеновале было не совсем темно: слабый свет сочился в два крохотных окошка под потолком. Женщина отступила было от Корнуолла, но потом, завидев Оливера, вновь прильнула к нему. Она дрожала.

  — Не бойтесь, — сказал Корнуолл.— Оливер — весьма дружелюбный чердачный гоблин. Вы знаете, кто такие чердачные гоблины?

  — Тут было еще какое-то животное,— прошептала она, качая головой.

   — Енот. Не бойтесь, он не кусается.

  — Мухи не обидит,— заявил Хэл.— Настолько добрый, что даже противно.

  — Мы беглецы,— объяснил Корнуолл,— или почти беглецы, но все равно не опасные. Это Хэл, а вон там Джиб. Джиб — болотник, а Хэл — холмовик.

  — А вы? — спросила она, делая шаг назад.— Кто вы такой?

  — Зовите меня Марком. Я студент.

  — Книжник,— поправил дотошный Оливер,— не студент, а ученый. Провел шесть лет в университете Вайалу-зинга.

   — Мы искали, где бы укрыться от бури,— продолжал Корнуолл.— В трактир бы нас не пустили, к тому же мы без денег.

  — Он пьян,— проговорила девушка,— напился и начал крушить мебель. Хозяйка закрылась в погребе, а я прибежала сюда. Я испугалась, я боялась его с самого первого дня.

   — Вы прислуживаете в трактире?

   — Да,— сказала она с горечью,— прислуживаю. Девочка на побегушках. Я не вернусь к нему,— прибавила она, садясь на пол.— Мне все равно, что со мной будет, но я не вернусь. Я не желаю тут оставаться. Хозяин вечно пьяный, а хозяйка только и знает, что грозить розгами. Зачем они мне нужны?

  — Присоединяйтесь к нам,— пригласил Оливер.— Компания у нас подобралась славная, и мы с радостью вас примем.

  — Но мы идем далеко,— предупредил Хэл,— и путь не из легких.

   — После трактира все легко,— сказала девушка.

  — Там никого? — осведомился Корнуолл.

   — Вряд ли кто-то придет в такую ночь. Да и вообще, посетители нас не балуют, так, заглядывают иногда путники, заходят промочить горло дровосеки и угольщики, но у них обычно не бывает денег.

  — Значит,— подытожил Джиб,— мы можем спокойно спать до утра.

   Енот, который исследовал углы сеновала, вернулся к товарищам и уселся рядом, обернув хвост вокруг задних лап.