Жизнь заставит — будешь командовать, думала я. Но как же сложно остановиться-то, если командовал-командовал, а теперь нужно сидеть и ждать! Необыкновенно обидно.

И даже появившийся к обеду дядюшка Гиацинт разве что немного всех нас развлёк. Он начал с того, что весьма удивился молодёжи.

— Жанна, это же не ваши, — недоумевал дядюшка, усевшись за стол и разглядывая Шарло, Камиллу и Раймона.

— Нет, дядюшка, это воспитанники Викторьенн и Эмиля.

— Значит, Викторьенн и Эмиля, да? — чёрные глаза в меня так и впились. — Ещё, значит, не поженились, а дети уже общие? — захихикал он.

— Так поженимся, — пожала я плечами.

— Поторопитесь, а то мало ли, что ещё на вас свалится, — сказал господин Гиацинт. — Скажем, его богоданное величество решит, что вы, Викторьенн, слишком ценный приз, чтобы отдавать вас Гвискару, и присмотрит вам кого пожирнее.

— Увы, я встречу эту идею без понимания, — я покосилась на него недобро.

Нечего тут говорить такое, вот. Я с Эмилем-то договорилась сильно не сразу, и никого другого не хочу.

— Мы тоже, — подключилась госпожа Жанна. — Я вообще рекомендую вам, Викторьенн, венчаться едва ли не в первую свободную минуту. Если захотите пир на весь мир — его всегда можно устроить потом. Но венчанный брак — это факт, и с ним предстоит считаться всем. Даже королю.

Я была согласна, только вот жених — у короля.

Жених появился на второй день после обеда. Мы с госпожой Жанной и Камиллой сидели в гостиной, госпожа Жанна рассказывала забавные истории о предках своего супруга, который, к слову, тоже пропадал где-то в недрах дворца, когда Гвискар шагнул к нам из теней.

— Эмиль, — я поднялась и едва не бросилась ему на шею при всём честном народе.

— Виктория, — он с улыбкой взял обе мои руки в свои. — Увы, у нас, как всегда, мало времени — его величество желает тебя видеть как можно скорее. Там прибыли некие новые обстоятельства, и намерены с тобой говорить.

Мне было вот прямо очень любопытно, какие именно обстоятельства намерены со мной говорить, но Эмиль помалкивал, а я сама и вообразить не могла, как оно там на самом деле. Потому что в кабинете короля, к дверям которого мы с Эмилем добрались тенями, среди всяких прочих уже известных мне личностей находился некий мужчина неясного возраста — с довольно-таки знакомыми волчьими ушами на голове.

— Здравствуйте, великолепная Виктория, — негромко приветствовал он меня.

— Здравствуйте, — приветствую я его вежливой светской улыбкой и поклоном, а сама тем временем прикрываюсь щитом из комбинации разных сил, маркиз говорил, что такой самый лучший.

Ну мало ли, кого принесло, правда? В последние дни в этом вот королевском кабинете кого только не было.

И… если это тот самый, то что, он будет готов раскрыть мою тайну всем-всем? А меня спросить — нет? Или он тут такой важный, что ему спрашивать не обязательно, вроде как Фрейсине, ещё один властный герой — нарисовался, не сотрёшь, ему можно то, что всем нельзя?

Я пока близко знаю всего одного подобного человека, или не вполне человека, и это граф Ренар. И он всегда ведёт себя достойно, никого не подставляет, чужие тайны хранит, и вообще образец человека и мага. А это что?

«Это» кланяется мне в ответ.

— Бернард де Берри ле Лю, к вашим услугам, госпожа Виктория.

Я смотрю на него — хорошо так смотрю, с прищуром. Потому что… потому что. Мне есть, что ему сказать, но пускай сначала говорит сам. И я бы вообще побеседовала с ним если не без свидетелей, то… с участием Эмиля, маркиза и графа Ренара.

А здесь, в королевском кабинете, кроме этого вот незваного гостя и Арно Фрейсине, расположились Саваж, маркиз де Риньи, неизвестный мне мужчина в расцвете сил — высокий и рыжий, и снова мы с Эмилем среди всей этой высокопоставленной компании. Правда, после нас появляется принцесса Агнесс, приветствует всех с улыбкой, потом подходит ко мне и садится рядом.

— Виктория, всё ли в порядке? Кто этот неизвестный?

— Кажется, это родственник Арно Фрейсине по матери. И наверное, нам сейчас расскажут ещё какие-то детали той нехорошей истории.

— Что ж, начали раскапывать — нужно дойти до самого дна, — соглашается принцесса.

А я думаю — только бы в то дно не постучали. Хватит уже.

Нос принцессы задран высоко, платье изящно, бриллианты в ушах и на шее блестят. Но я вижу, что под слоем магической пудры — бледное лицо, синяки под глазами и прочие следы горя и бессонных ночей. Её так подкосило известие о Викторьенн? Беру её за руку, держу.

Король появляется, мы все приветствуем его, а он запирает двери и велит нам рассаживаться вокруг стола.

— Мы продолжаем разбираться в туманной истории семейства Фрейсине и их соседей, друзей, наставников их детей и прочих, — говорит он со вздохом. — Скажите, ле Лю, что там за история с женитьбой старшего Фрейсине и смертью его супруги?

— С женитьбой — обычная история, — ответил ушастый с поклоном. — Вообще мы стараемся родниться с себе подобными, чтобы не утратить те способности, что щедро отсыпали нам высшие силы. Но, к сожалению, таковых остаётся всё меньше и меньше. Меняющийся мир не слишком привлекателен для таких, как мы. Людей всё больше, Старших всё меньше. Замок ле Лю расположен достаточно уединённо, Фрейсине — наши ближайшие соседи. И хоть мы не слишком часто выезжаем, но время от времени это необходимо делать, просто чтобы не давать соседям повод забыть о нашем существовании или подумать, что наши земли можно легко захватить. На одной из встреч в доме вассалов Фрейсине моя сестра Соланж и увидела соседа Жермона, тогда он ещё даже не стал герцогом, хоть отец его и был уже болен и еле носил ноги. Из трёх сыновей выжил только он, и конечно же, представлял собой отличную партию — наследник немалых владений, и ещё весьма хорош собой. Соланж увлеклась, даже несколько чрезмерно увлеклась. Наш отец просил её подумать хорошенько, и, может быть, не торопиться — мы старимся медленнее людей, и деве нет нужды выходить за первого встречного, хоть бы он и был наследником герцогства. Но ей был нужен именно этот молодой человек, она не желала никого другого. Тогда отец встретился с герцогом, отцом Жермона, и обсудил возможность брака. Герцог не ожидал подобного предложения, потому что магические способности семьи традиционно малы, и он не мог понять, что нас привлекает в этом союзе. А ответ был прост — счастье Соланж.

Брак свершился, и семья Фрейсине получила в приданое за сестрой несколько полезных артефактов, и некоторую сумму денег — при том отец наш считал, что сам факт того, что человек, который если и слышит силы мира, то едва-едва, получает в жёны деву с кровью Старших — должен быть весомее любого приданого. Но наш управляющий, к слову, человек, сказал, что негоже деве, какой бы она ни была, входить в семью мужа ни с чем. И был составлен брачный контракт, в котором весьма подробно оговаривались условия — о каких нуждах жены должен был заботиться Фрейсине. Он соглашался — потому что надеялся на рождение одарённого сына.

Что же, сын родился вскоре, и оказался не просто одарённым, но вполне воспринявшим нашу кровь. И отчего-то это оказалось неожиданностью для отца ребёнка — хотя на мой взгляд немного странно брать в жёны деву из Старших и удивляться, что сын от такой жены едва ли не с рождения может оборачиваться. Соланж рассказала, что муж начал с того, что обвинил её в измене, потому что у него, мол, никогда не могло быть такого сына. Сама она, конечно же, никогда при нём не оборачивалась, хотя и могла. А далее она осталась в замке с ребёнком, а муж её отправился ко двору, и возвращался редко и ненадолго, ребёнок рос без его пригляда и участия. Впрочем, многие дети растут именно так, но когда они входят в возраст, отцы интересуются ими, Фрейсине же своим сыном не интересовался.

Мы же — мой отец и я — прислушивались ко всему, что рассказывают о нашем зяте. О том, что его одарила своей благосклонностью принцесса, о том, что, возможно, были и другие люди. Но пока он не предпринимал ничего против своей жены, то все его интрижки не касались нас никак.