Наши губы встретились. Нежно, осторожно, как будто боялись разбить хрупкое стекло, только что склеенное. Ее губы были мягкими, чуть солоноватыми от слез. Никакой страсти Алисы, захватывающей и опасной. Это было другое. Тепло. Принятие. Тихая гавань после долгого шторма. Ощущение... дома. Того самого, что я искал с первого дня в этом теле, в этом мире. Оно было здесь, в этой тесной комнате, в ее дрожащих руках, коснувшихся моих щек, в этом простом, нежном поцелуе, смывающем горечь интриг и страх черной воды. Я обнял ее, притягивая ближе, чувствуя, как ее тело прижимается ко мне, доверчиво и жадно. Впервые за долгие месяцы я не думал о расчетах, о врагах, о демонах. Я просто был. И был дома.

Мы просидели так, молча, в лучах заходящего солнца, пока тени не стали длинными. Мы долго молчали, просто смотрели друг другу в глаза. Потом она встала, поправила платье. Лицо ее сияло умиротворением, но в глазах затаилась тревога.

– Не лезь больше в опасное, Гриша, – тихо попросила она, беря пустой сверток. – Побереги себя. Хотя бы ради... ради дома. Ради нас.

Я взял ее руку, прижал к губам. Ее кожа пахла травами и надеждой.

– Я постараюсь, Юль. Обещаю. Но кое-что... кое-что нужно закончить. Чтобы этот дом был в безопасности.

Она вздохнула, поняв, что не отговорит. Кивнула. Еще один быстрый, теплый поцелуй в лоб – и она выскользнула за дверь, оставив в комнате запах цитруса, дыма и щемящее чувство обретенного и такого хрупкого счастья.

Тишина после ее ухода была гулкой. Ощущение дома, тепла, чистоты – оно было реальным, как боль в ноге. Но именно поэтому его нужно было защитить. Демон пришел за мной. Кто-то знает о моем интересе к темным иерархиям? Или о моих связях? Или просто увидел в орденоносце-выскочке угрозу? Алиса знала ответы. Или часть их.

Боль при вставании была острой, но терпимой. Трость стала продолжением руки. Орден Святой Анны остался лежать в футляре – сегодня он не нужен. Нужны были ясная голова и осторожность. Я вышел в коридор, хромая, но с новой решимостью. Не ради игры. Ради дома.

Корпус теологии тонул в предвечерних сумерках. Высокие стрельчатые окна пропускали последние багровые лучи, рисующие длинные тени на каменном полу. У дальнего окна стояла она. Алиса Ливен. Ее белые волосы, зачесанные назад, светились в косых лучах, как серебро. Она была окружена тремя студентами-теологами в строгих сюртуках – два юноши и девушка. Они о чем-то оживленно спорили, жестикулируя. Алиса слушала, слегка откинув голову, одна рука в кармане мужских брюк, другая держала потрепанный томик – возможно, того же Дамаскина. На ее лице играла привычная полупренебрежительная полузаинтересованная улыбка светского льва, снисходительно наблюдающего за возней котят.

Я подошел, опираясь на трость. Шум моих шагов и стук трости заставил их обернуться. Спор стих. Теологи смотрели на меня с любопытством, смешанным с неловкостью – орденоносец, хоть и хромой. Алиса же встретила мой взгляд через головы студентов. Ее светлые глаза за стеклами очков мгновенно стали острыми, как скальпель. Ни тени удивления. Только вопрос: «Ну? Принял решение?».

...Я остался стоять, сжимая рукоять трости, чувствуя, как тепло от поцелуя Юлианы медленно вытесняется знакомым холодком предстоящей игры. Игрой, в которой ставкой мог быть мой едва обретенный дом. Алиса повернулась к студентам, но ее внимание все еще висело на мне, как невидимая нить. Легкая, едва уловимая улыбка тронула ее губы – не ученой дамы, а охотницы, видящей, что дичь сама идет в силки.

– Так вот, – ее голос, обращенный к студентам, внезапно стал ниже, чуть хрипловатым, обволакивающим, как дорогой коньяк. Она слегка наклонилась к ближайшему юноше, и луч заката заиграл в ее белых волосах, отбросил длинную тень от острых скул. – Иоанн Дамаскин, конечно, глыба... – она сделала театральную паузу, – но его ангелы, милые мои, слишком уж… правильные. Как гвардейцы на параде. А разве эфир – это парад? – Она провела пальцем по корешку книги в руке юноши, заставив его покраснеть. – Это стихия. Хаос, обернутый в узду формул. И те, кто в ней плавает... – ее взгляд скользнул ко мне, быстрый, как укол иглы, – должны обладать не только знанием устава, но и… вкусом к свободе. Не находите?

Студенты завороженно кивали, явно сбитые с толку этим внезапным поворотом от догматики к поэтике хаоса. Алиса выпрямилась, ее глаза снова нашли меня. Теперь в них читалось не только ожидание, но и вызов. И тот самый, опасный флирт, превращавший любое слово в двусмысленность.

– Григорий, дорогой, – ее тон стал интимным, словно они были одни в зале, несмотря на слушателей. Она сделала шаг в мою сторону, движения плавные, как у большой кошки. – Ты выглядишь… очаровательноизраненным. Героически. Но деловая женщина ценит пунктуальность даже в героях. – Она поднесла тонкие пальцы к виску в шутливом салюте. – Знаешь квартиру на Фонтанке? Там, где Шереметев потчевал нас этим ужасным шампанским? Восемь. Не опаздывай. – Ее губы растянулись в улыбке, обещающей что угодно – от лекции по демонологии до опасной авантюры. – Припасла кое-что…наглядное. Думаю, оценишь.

Не дав мне ответить, она плавно развернулась обратно к ошеломленным студентам, снова переключившись на них с обезоруживающей легкостью:

– Ну а мы, тем временем, продолжим разбирать, почему стройность небесных рангов – это прекрасная, но опасная иллюзия... Как и любая другая стройность, между прочим.

Я стоял, ощущая, как адреналин смешивается с раздражением и... любопытством. Ее игра была виртуозной: легкий флирт, полунамек на совместное прошлое, подчеркнутая "деловость", приправленная обещанием чего-то запретного и "наглядного". Она дразнила, провоцировала, напоминая, что знает мои страхи и интересы лучше, чем кто-либо. И приглашала в ловушку, в которую я шел добровольно. Квартира на Фонтанке. Восемь. "Наглядное". Путь в бездну или ключ к спасению? В ее улыбке не было ответа, только отблеск петербургских сумерек в холодных глазах.

Квартира на Фонтанке пахла пылью, дорогими, но давно не чищенными коврами и слабым ароматом ладана, забитым под вальяжный дух старого барства. Гостиная, где Шереметев когда-то потчевал нас тем самым праздничным шампанским, теперь была полутемной. Тяжелые портьеры были задернуты, лишь одна лампа под абажуром из цветного стекла бросала на стены тревожные пятна кроваво-красного и ядовито-зеленого света. Алиса стояла у резного буфета, наливая в два бокала что-то игристое и бледно-золотое. На ней был тот же мужской костюм – строгий пиджак, брюки, подчеркивающие ее худобу и грацию.

– Настоящее, на сей раз, – она протянула мне бокал, ее пальцы слегка коснулись моих. Холодные. – «Вдова Клико». Конфисковано у одного чересчур ретивого таможенника, мешавшего… прогрессу. – Она чокнулась со мной, глядя поверх края бокала. Ее глаза в полутьме казались бездонными. – За выздоровление? Или за… смелость прийти сюда?

Я сделал глоток. Шампанское было действительно превосходным, сухим, с тонкими нотами. Но вкус не радовал. Нервы были натянуты струной. Каждый ее жест, каждое слово казались частью сложного, опасного танца.

– За ответы, Алиса, – отставил бокал на мраморную столешницу консоли. – И за правду. Демон. Кто его послал? И зачем?

Она отпила медленно, наблюдая за мной, как за интересной реакцией в пробирке. Легкая улыбка играла на ее губах.

– Прямолинейность – твоя слабость, Гриша. Интрига – приправа жизни. – Она сделала шаг ближе. Запах ее – холодный металл, нотки орхидеи, дорогая пудра и что-то неуловимо электрическое – смешался с ароматом вина. – Но раз уж ты так торопишься увидеть изнанку пазла… – Она махнула рукой в сторону узкой двери в глубине комнаты, запертой массивным висячим замком. – Пойдем. Покажу кое-что… наглядное. Твое любимое.

Она достала из кармана брюк небольшой ключ, странной, изогнутой формы, похожий на стилизованную молнию или клык. Вставила в замок. Скрип железа прозвучал громко в тишине. Дверь открылась с тихим стоном.